Ловчие Удачи - 2 книга - Вячеслав Седов

— Что это? — спросила с набитым ртом Гюрза.

— Это гохан,[5] его выращивают на острове Палец Демона, там он у них что-то вроде пищи и денег одновременно.

— Не знаю как деньги, на острове Палец Демона мне не приходилось бывать, но как пища он так себе, — скривилась полуэльфка.

— Не хочешь — не ешь. У меня нет приправ. Зато хоть какое-то горячее разнообразие в наших харчах! — возмутился Феникс.

Гюрза лукаво улыбнулась в ответ на его слова.

Насытившись, они сидели у костра под звездным небосклоном и ждали, пока приготовится вода для их лошадей.

Шум моря перекликался с уханьем сов. Ветер уснул где-то в полях. Полуэльфка уверенно перебралась поближе к Фениксу и уснула, завернувшись в плащ у него на плече. А «ловец удачи» не спал, подбрасывая сухих веток в огонь. Вокруг было тихо, спокойно. Когда-то давно здесь кипела жизнь и из разбросанных тут и там деревень по вечерам разносился гул голосов и шум домашней живности. Теперь же тишина шествовала степенно меж обгорелых развалин, что остались посреди невспаханных полей, бросая на землю причудливые лунные тени.

На отмели неподалеку лежал, наполовину присыпанный песком, остов старой рыбацкой лодки. Она догнивала здесь свой век, на краю мира. Дальше, там, за морем, где-то в темноте, что прорезали блики сияния ночного светила по водной глади, за много миль, находился остров Туманов. Те из мореходов, что уплывали дальше рано или поздно не возвращались, будто и правда, как по старинным сказаниям, попадали на край бытия и уходили на ту сторону Бездны.

Никто и никогда не приплывал на Материк, словно вокруг него, подтверждая теорию орденов стихий, не существовало более мира, населенного разумными тварями. Феникс подумал, что, возможно, это и вправду было так. Однако Материк был огромен, на нем происходило столько всего… Погрязая в государственных делах и политике многим вовсе не было дела ни до чего еще, особенно тем, чей век был короток. Хотя, иной раз, и долгожители предавались этим занятиям, порою, даже слишком увлекаясь этим.

Полукровка поднялся, осторожно опустил голову наемницы на свою торбу, поставил горшок с водой перед лошадьми, а сам пошел по берегу, заложив большие пальцы рук за пояс под кожаным бандажом. В полоске кожи порядком не хватало стальных клепок, которые повыбивали острия ножей и кинжалов. Ремни и три металлические пряжки, что застегивали бандаж, тоже поизносились да поистерлись. Казалось, совсем недавно «ловец удачи» приобрел его. Сколько же времени прошло?

Феникс шел по песчаной отмели, ссутулившись и склонив голову, и смотрел себе под ноги. Должно быть сейчас Лан и Катрин развлекают собравшуюся на постоялом дворе публику, но вряд ли это та, новая баллада. У барда были свои принципы. Лан считал, что поэзия не терпит суеты. Лирика не проза, она должна выстояться, как хорошее вино, чтобы стать преданием, а не опуститься до побасенки, как любил повторять он сам.

Нога в обитом железом ботфорте пнула подвернувшийся камень. Карнаж остановился, повернулся и побрел обратно к костру, чтобы подбросить еще веток.

Как, должно быть, просто жилось странствующим музыкантам в отличие от «ловцов удачи». Им не нужно завоевывать место в этой жизни, конкурировать с другими гильдиями.

Полукровка еще хорошо помнил, как в Швигебурге банды сходились в закоулках «стенка на стенку. Он сам шел в их рядах с дубинкой и нацепленным на пальцы левой руки кастетом. В том кровавом месиве он получал не свой первый опыт, как большинство его товарищей, а просто узнавал жизнь получше. Еще одну из ее сторон.

Киракава довольно многому успел его научить. Карнаж был обязан старому учителю тем стержнем из внутренних, собственных, кодексов, которые помогали после осмысливать и понимать происходящее не преломленное через призму незнания и догадок. Отчего, спустя немного времени, полукровка оказался чужим в гильдии. Его забрал под свое начало Филин, который помогал нескольким воровским «принцам» создавать нечто большее, чем просто скопище карманников и домушников. Тогда и начали появляться первые гильдии «ловцов удачи». В итоге попытки централизовать все дело не увенчались успехом, но, словно осознавая всю сложность взаимодействия меж собой, они взяли на вооружение целый свод неписаных правил и всегда помогали друг другу, что, при содействии магов, только укрепляло их положение среди прочих, стоящих на скользкой грани закона, гильдий.

Когда Карнаж и Лан впервые повстречались где-то в окрестностях Шаргарда, полукровка уже начал свой путь «ловца удачи». В отличие от бродячего музыканта он чувствовал опасность кожей. У него словно глаза на затылке имелись. Всегда успевал среагировать даже не задумываясь, примечал детали, слышал и видел вокруг себя почти все. А барду это было не нужно, да и какой смысл, если на пути он повстречает такого как Феникс, у которого от этих навыков каждый день зависела жизнь. Тогда, тоже поздней ночью, у костра, они разговаривали под треск веток в огне. Лан играл на гитаре. Не для кого-то, а для себя, словно так он общался с окружающим миром.

Немного грустная и спокойная мелодия, пронизывала пространство вокруг, уносимая ветром ввысь, стелящаяся меж спящих трав, шуршащая листвой нависавшего над ними старого дуба. Это было прекрасно и показалось тогда «ловцу удачи» столь отстраненным от него и необычным, что и обрадовало и огорчило. Обрадовало тем, что в мире есть незыблемое постоянство, о котором часто говорил Киракава, а огорчило тем, что Карнаж понял, как он далек от этого постоянства. Сейчас Фениксу, едва он снова расположился под сухим деревом, где сладко посапывала наемница, снова захотелось повторить тот вечер, перетекший в спокойную ночь, где разносилась игра струн, отрешая все прочее и рассыпая мысли в песок по ветру времени.

Он приготовил еще воды, напоил по-прежнему испытывающих жажду лошадей, подкинул веток в костер и уснул. Потому что наутро, с первыми лучами солнца, снова нужно идти своей дорогой, и снова примечать и слышать все. Или почти все.

Когда Гюрза проснулась, Феникс уже был на ногах.

Занимался рассвет.

Они торопливо вскочили в седла и двинулись дальше, вдоль берега моря. Через некоторое время, к своему удивлению, они выехали на дорогу, вернее колею, оставленную пусть не часто, но проезжающими здесь время от времени повозками. Настороженно двигаясь по ней, они постоянно озирались, но к полудню без приключений добрались до рыбацкой деревушки. По старым ветхим хижинам становилось понятно, что война просто не дотянулась до этой части побережья, хотя казалось бы, большой тракт проходил совсем рядом.