Монета Александра Македонского - Наталья Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На крыше храма воцарилась тишина, нарушаемая только гудением ночных насекомых да едва слышным пением звезд. На этот раз высокий маг не издал ни звука.
– Понял ли ты волю звезд? – спросил старый жрец по прошествии нескольких бесконечно долгих минут.
– Я все понял, великий старец!Пришла в себя я от громкого стона и от сильной боли в руках и ногах.
Сознание возвращалось медленно, и прошло несколько мучительных секунд, прежде чем я поняла, что стон – мой собственный, что я сижу в тяжелом массивном кресле, мои руки и ноги привязаны соответственно к подлокотникам и ножкам этого кресла, и привязаны они очень туго, отчего я испытывала резкую боль. Кроме этой боли, меня мучила сухость во рту и очень сильная жажда – вероятно, последствия той гадости, которой меня усыпили.
Я снова застонала и повернула голову, насколько позволяли веревки, чтобы оглядеться.
Я находилась в большом помещении – видимо, это был какой-то склад или подсобное помещение магазина, потому что вдоль стен стояли стеллажи с многочисленными картонными коробками.
Чуть в стороне от моего кресла за столом сидел невысокий человек в сером форменном халате с маленькой козлиной бородкой. Услышав мой стон, он повернулся, вскочил из-за стола и крикнул кому-то, кого я не видела:
– Толик, она очухалась!
– Вот и ладушки!
За спиной послышались приближающиеся шаги, и в поле моего зрения появился другой человек – в таком же сером халате, только гораздо выше и толще первого, с двумя жирными подбородками и маленькими, как у откормленного борова, глазками. Подойдя ко мне, этот толстяк внимательно меня оглядел, потер руки и проговорил:
– Пришла в себя – это хорошо. Теперь мы с тобой поговорим. Разговор у нас будет долгий…
– Сначала дайте попить, у меня во рту пересохло. И развяжите, больно очень.
– Ты уж очень спешишь, красавица! – пропыхтел толстяк. – Вот ответишь на мои вопросы – тогда все тебе будет: и попить дадим, и развяжем…
– Ну, хоть попить… у меня совсем во рту пересохло… я говорить не могу…
Я действительно говорила с трудом, и язык у меня был жесткий, как терка.
– Но ведь говоришь же. – Толстяк наклонился надо мной и пропыхтел, пристально уставившись на меня маленькими, заплывшими жиром злыми глазками: – Где оно? Скажешь – получишь воду.
Он дышал прямо мне в лицо, от него пахло чесноком и застарелым перегаром. Меня затошнило – прямо как от мужа, когда он завтракает. Или даже еще сильнее.
Вот интересно – муж совершенно не пьет и в рот не берет чеснока. Даже в котлеты свекровь чеснок не добавляет, курицу не натирает. У нее правило – готовить только то, что нравится ее Витеночку. Отчего же меня вдруг тошнит? Наверно, от страха.
– Что – оно? – переспросила я, пытаясь как можно глубже вжаться в спинку кресла и задерживая дыхание, чтобы не чувствовать тошнотворный запах.
– Ты отлично знаешь, о чем я говорю! – пропыхтел он. – И нечего мне лапшу на уши вешать! Я ведь пока добрый, а могу и рассердиться! И тогда тебе непоздоровится!
– Да что вы имеете в виду? – проговорила я, пытаясь почти не дышать.
Конечно, у меня в голове шевельнулась догадка, что им от меня нужно, но я не хотела озвучивать ее сама.
– Что имею, то и введу! – хрюкнул толстяк, став еще больше похожим на жирного борова. – Лучше говори, где то, что ты взяла в ячейке, а то пожалеешь, что на свет родилась!
– Да не было там ничего, – ответила я вполне искренне.
– Так я тебе и поверил! – прохрипел он и повернулся к маленькому человеку с бородкой: – Коля, ты проверил сумочку?
– А как же! – ответил тот раздраженно. – Чушь всякая! Ничего интересного! Выходит, она это успела спрятать. Не знаю только когда – ее ведь около самого банка взяли…
Я скосила глаза в его сторону и увидела перед ним на столе мою сумочку. Она была опустошена, и даже подкладка вспорота. Содержимое сумки лежало тут же, на столе.
– Новая же была сумка! – возмутилась я. – Я ее совсем недавно купила! Что ты с ней сделал?
– Тебе сейчас не о сумке – тебе о себе самой нужно беспокоиться! – перебил меня толстяк. – Если не скажешь, куда дела то, что нашла в ячейке, мы тебя выпотрошим, как эту сумку! Ты уж поверь – мы с Колей в этом деле большие специалисты!
– Говорю же вам – там ничего не было!
Толстяк тяжело вздохнул, выпрямился и устало проговорил:
– Вот так всегда! Ну почему они никогда не хотят говорить по-хорошему? Ведь потом все равно колются, все выкладывают – но ведь уже поздно, никакой врач уже не поможет… ладно, Коля, готовь аппаратуру!
Худенький человечек усмехнулся, торопливо запихнул все мои мелочи в сумку и ушел в невидимую мне часть комнаты. Оттуда донесся металлический лязг, скрип и скрежет, и через минуту Коля выкатил из-за моей спины громоздкую металлическую конструкцию из каких-то длинных стержней и перекладин, отдаленно напоминающую детский гимнастический комплекс.
– Вы что тут – между делом фитнесом занимаетесь? – поинтересовалась я. – Программы для желающих похудеть?
– Шутишь, да? – процедил толстяк. – Ну, шути, шути, скоро у тебя пройдет эта охота. Этот аппарат, точнее, станок, – отличное устройство для развязывания языков… ну, последний раз спрашиваю: что ты нашла в ячейке?
– Вы же видели мою сумку, – проговорила я. – Там ничего нет! Ячейка была пуста…
– Ну, все, мне надоело! – Толстяк достал из кармана своего халата складной нож, раскрыл его, поднес лезвие к моей руке.
Я сжалась, ожидая боли, но он всего лишь перерезал веревки сначала на одной руке, потом на другой. Затем он наклонился и таким же манером освободил мои ноги. Я пошевелила пальцами, чтобы восстановить кровообращение, и попыталась угадать, за что мне такая поблажка и что будет дальше.
Однако долго радоваться мне не пришлось: он схватил меня в охапку, как тряпичную куклу, и подтащил к той странной металлической конструкции, которую приволок его напарник. В два счета он пристегнул меня к этой конструкции за руки и за ноги, и я почувствовала себя как мышь в мышеловке.
Теперь я не только не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, но даже голову не могла повернуть, так что мое поле зрения ограничилось небольшой частью комнаты прямо перед моими глазами, а когда толстяк подкрутил какое-то колесико в нижней части своего агрегата, я почувствовала, что еще немного – и меня просто разорвут на части.
– Ну что, – проговорил этот садист, плотоядно облизываясь. – Тебе больше не хочется шутить?
– Отпустите меня, а? – жалобно проговорила я. – Ведь я все равно ничего не знаю, так что вы со мной только зря время тратите! Вам что – больше нечем заняться?
– Почему же зря? – Толстяк усмехнулся. – А может, я люблю свою работу! И вообще, красотка, я тебе еще раз говорю: раньше или позже ты мне все расскажешь! Но чем раньше, тем лучше для тебя, ты еще будешь похожа на человека…– А может, познакомим ее с Василием Васильевичем? – подал голос его тщедушный напарник. – Василий Васильевич с женщинами всегда находит общий язык!
– Ну что же, можно! – согласился толстяк. – Для начала это совсем неплохо, а потом поглядим…
Тощий (кажется, его зовут Коля) куда-то опять ушел, но очень скоро вернулся. В руках у него была квадратная металлическая коробка размером с коробку от небольшого торта.
Почему-то при виде этой коробки меня снова затошнило, хотя я еще не знала, что в ней находится.
Коля тем временем подошел ко мне вплотную, откинул переднюю стенку коробки и приветливо проговорил:
– Василий Васильевич, ваш выход!
И тут… и тут из коробки выскочила большая темно-серая откормленная крыса с густыми жесткими усами и крошечными красными глазками.
Мягко говоря, я не слишком хорошо отношусь к своему мужу, но сейчас я предпочла бы сидеть напротив него и смотреть, как он ест манную кашу. Или оладьи с вареньем. Или молочный суп с лапшой – торопливо, громко втягивая в себя эту самую лапшу, а она вываливается изо рта и падает в тарелку, обдавая весь стол молочными брызгами…
Даю вам честное слово, я бы вытерпела это зрелище, не пикнув ни разу. Потому что сейчас от одного вида этой крысы у меня начались самые настоящие судороги.
Говорят, это врожденное свойство всех женщин – падать в обморок, или визжать, или биться в истерике при виде мышей и крыс. Не знаю, как у всех остальных, но у меня, кажется, все эти три варианта реакции могли наступить одновременно.
Честно говоря, раньше мне не приходилось так близко сталкиваться с этими отвратительными грызунами, только поэтому я до сих пор еще жива и даже, кажется, сохранила рассудок.
– Ну, Василий Васильевич, – продолжил тощий садист, – покажите, на что вы способны!
Крыса перебежала по металлической перекладине и спрыгнула на мое плечо. Я увидела близко-близко маленькие красные глазки и острую морду с торчащими из пасти мелкими острыми зубами и поняла, что сейчас умру от ужаса и отвращения.