Любовь продается или пираты 25 века - Александра Плен

Я так устала. Смертельно. Устала бороться, выживать. Я просто хотела, чтобы меня оставили в покое… Но постоянно кто‑то выдергивал из сна, знакомые голоса звали по имени, плакали, кричали: „Вернись! Вернись к нам…“.

Мне снился Род. Он стоял посреди нашей спальни, там, на спутнике, и говорил: „Лия, Лия… Зачем ты это сделала? Я так любил тебя, моя неоновая девочка. А ты предала меня“. Я плакала: „Род, я не могла иначе, пойми! Ты убийца, ты убивал людей. Кто‑то должен был прекратить этот ужас“. Потом Род превращался в Кира и произносил: „Ты предала и меня тоже, Лия. Ты обещала быть всегда со мной. Ты обещала любить меня“.

Потом я оказывалась в той первой комнате, куда приводили пленников, и толпа заплаканных девушек протягивали ко мне руки: „Почему ты нас не спасла, Лия? Почему ты спасла так мало людей? Почему ты медлила?“. Я пыталась найти оправдания: „Мне нужно было все разузнать, втереться в доверие, собрать информацию, разведать о модуле, проработать план…“. Я металась от одной девушки к другой, заглядывала в безликие, похожие на маски, лица, заламывала руки, просила прощения, пыталась оправдаться, но меня не слушали, только горестно и обвиняюще смотрели в глаза. Я билась в душном плотном тумане беспамятства, а воспоминания терзали душу острыми когтями…

Часть вторая. Прим

Открыла глаза и увидела белый потолок с вкраплениями зеркальных звездочек. "Как красиво", — отрешенно подумала я.

— Лия, ты очнулась! — раздался знакомый родной голос.

Бабушка стояла рядом с кроватью и слезы текли по морщинистым щекам.

— Ба, — я тоже расплакалась в ответ, — ты прилетела сюда, на Таласс?

— Мы на Прим, девочка, — ответила бабушка, — мы уже две недели на Прим. Ты в главном военном госпитале. Врачи ввели тебя в искусственную кому еще на звездолете, ты была очень плоха. Истощена эмоционально и физически, и долго не приходила в сознание после успокоительного…

Я еще раз осмотрелась. Палата была роскошная. Огромный голографический экран во всю стену, большие светлые окна, картины, живые цветы… Прелестная, изящная мебель… Если бы не датчики на моей коже и приборы рядом с кроватью, никогда бы не подумала, что я в больнице.

— А… — я открыла рот, но не знала, о чем спрашивать. Столько всего произошло.

— Все потом, милая. Ты очнулась — это самое главное. Ты теперь героиня… (Я скривилась: только не это!) Скоро поедем домой, твои папа и мама ждут в квартире. Они приезжали в больницу, просто ты долго не приходила в себя и…

— Я понимаю, — тронула бабушку за руку. — Мне так много нужно вам рассказать…

— Расскажешь. Все расскажешь дома.

Через неделю мне позволили выписаться из больницы. Но перед этим вызвали в кабинет главврача. Я хорошо себя чувствовала: слабость, конечно, оставалась, но физически я была в полном порядке.

— Госпожа Рэй, — начал разговор мужчина, — перед вашим отъездом мне нужно с вами серьезно поговорить. Дело не терпит отлагательства.

Я нахмурилась:

— Но я же в порядке?

Вчера я прошла последние тесты, меня сканировали, сказали: все показатели в норме. Со мной работали психотерапевт, невролог и еще куча других врачей, но я ужасно хотела домой, в свою родную квартирку, которую мы делили с бабушкой, к ее картинам (пусть и не шедеврам, но знакомым мне с детства), моим детскими игрушкам, старенькому кухонному комбайну с любимыми рецептами…

— Лия… — главврач опять запнулся, — вы в порядке, но…

— Ну говорите уже, — не выдержала я.

— Вы беременны. У вас совершенно обычная беременность. Срок — три недели плюс — минус несколько дней.

Я ошарашенно опустилась в кресло.

— Лия, мне нужно ваше согласие на изъятие плода. Если я правильно понимаю, то, что с вами случилось, не было запланировано? После небольшой операции вы сможете жить дальше как ни в чем не бывало. Просто подпишите согласие…

— Что? — очнулась я. — Какое изъятие?

— Мы здесь, в больнице, сделаем вам аборт. Вы полежите еще недельку и вернетесь домой полностью выздоровевшей.

— Нет, — отрезала резко я, — я не буду делать "изъятие". Всего хорошего.

Я встала и развернулась к двери.

— Госпожа Рэй, у вас еще есть пару месяцев на раздумья — оставлять или не оставлять ребенка, — строго произнес доктор, — потом сделать это будет уже невозможно. Подумайте.

— Я подумаю, доктор, — серьезно кивнула я и вышла из кабинета.

Возле главного выхода из здания больницы набрала на стойке рядом со стоянкой такси запрос — подлетел свободный флаер. Я села и отправилась домой.

Род меня все‑таки настиг. Догнал с того света, мерзавец! "От судьбы не уйдешь", — горько усмехнулась я, наблюдая через окно флаера за мелькающими знакомыми величественными зданиями, ровными широкими улицами и зелеными скверами.

Наконец‑то я дома. Я так стремилась сюда, на Прим, в свой уютный маленький тихий мирок, думала, что все забуду, как страшный сон, и продолжу жить как прежде. Фигушки! Уже не буду. И ребенок, почти три недели живущий у меня в животе, яркое тому подтверждение.

На самом деле я не знала, как поступить. Прошлая я, не задумываясь, сделала бы аборт и не заводила детей еще лет двадцать, проводя жизнь в веселье и праздности, а если бы и завела, то исключительно в инкубаторе, а не у себя в теле. Теперешняя я хотела взвесить все "за" и "против", подумать, поразмыслить… И принять верное решение. Наученная горьким опытом просчитывать все шаги и поступки наперед, я решила не торопиться.

Никаких особенных чувств к ребенку я пока не испытывала. Прощальный подарок от Рода внес, конечно, коррективы в мои жизненные планы, но пока не особенно трагические.

"Если решусь — буду первой мамой двадцати восьми лет на Прим", — подумала я со смешком. Все мои подруги еще прыгают из постели в постель, от партнерства к партнерству. Заканчивают университеты, летают по экзотическим планетам, посещают модных парикмахеров. "И если бы со мной не случилось это похищение, я делала бы то же самое", — мысленно усмехнулась я.

Только я оказалась дома, как ко мне нескончаемым потоком ринулись посетители. Сначала прилетела Оли со своим отцом. Алан Портс действительно оказался видным представительным мужчиной. Настоящий государственный чиновник высокого уровня. Он искренне и прочувствованно пожал мне руку и приобнял, прошептав: "Спасибо за дочь".

Оли как юный жеребенок прыгала вокруг меня, захлебываясь то смехом, то слезами.

— Лия! Лия! Я все рассказала папе — как ты меня спасла, как оберегала, как заботилась обо мне! Лия, я так рада, что ты здесь, с нами! Мы теперь будем подругами! Правда?