Свидетель или история поиска - Джон Годолфин Беннетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующим ходом было приглашение на обед к одному из князей. На обеде были турецкие музыканты и не менее пятнадцати перемен блюд. После мы слушали Шопена в прекрасном исполнении одной их княжон, скрытой от взоров в другой комнате. Гостей развлекали пять или шесть шутов с разноцветными яркими шариками, свешивающимися с их фесок. Они равно шутили с гостями и прислугой. О знаменитом наследстве не было сказано ни слова, и меня ни о чем не спрашивали.
На следующий день явился посланец и сообщил, что князей весьма впечатлили мои манеры и понимание печального положения Императорской семьи и что они будут рады видеть меня своим представителем, если я смогу помочь им получить некоторое количество денег, как они ожидают.
Меня интриговали и притягивали эти предложения, но не было ни малейшей идеи, как их осуществить. Я обратился к миссис Бьюмон, которая со множеством опасений и дурных предчувствий все-таки предложила познакомить меня с человеком, привыкшим иметь дело с переговорами на международном уровне, который, будучи заинтересован, мог бы помочь наследникам разрешить их финансовые трудности. Звали его Джон де Кэй, и, хотя и она, и князь Сабахеддин ранее упоминали о нем, он ни разу не вызвал моего любопытства. Она написала ему о предложении наследников и получила в ответ длинную и полную энтузиазма телеграмму, приглашающую нас встретиться с ним в Берлине. Миссис Бьюмон вначале отказалась, а затем решила поехать со мной. Сабахеддин говорил о Джоне де Кэе как о друге, которого ему прислало провидение. Я узнал, что де Кэй снабдил князяденьгами для возвращения в Турцию.
Мне не нужны были никакие документы, но Сэми Гунсберг настоял на том, чтобы я получил официальный статус и меня наделили полномочиями посланника, подписанными четырьмя или пятью наследниками. Эти приготовления заняли несколько недель, за это время я переболел необычной болезнью. Поев немного болгарского сыра, я подхватил пузырчатку полости рта и конечностей. Она крайне редко поражает человека, и вначале врачи Британской армии не смогли поставить диагноз. Когда же один из них догадался, я стал предметом медицинского любопытства, и множество докторов приходили взглянуть на меня.
У человека болезнь поражает слизистую полости рта и глотки, которые ужасно отекают и изъязвляются. Несколько дней я не мог глотать и лежал, очень страдая от боли и благодаря небо за то, что мог дышать. Никакого лечения не было известно, кроме орошения полости рта дезинфицирующими растворами, что только усиливало боль. Мое жалкое состояние никак не улучшало знание того факта, что врачи не имеют ни малейшего представления о возможном исходе болезни. Острое состояние продлилось, должно быть, неделю, затем однажды ночью, как раз после полуночи, все язвы разом открылись. Несколько часов я буквально захлебывался кровью, льющейся у меня изо рта и глотки. Когда кровотечение закончилось, я понял, что выздоровел, но был ужасно слаб. Все же через десять дней я смог отправиться в путь и двинулся навстречу приключению, прибавившего мне жизненного опыта, но и только.
Во время поездки произошло событие, утвердившее меня в ощущении общей нелепости жизни в эти первые послевоенные годы. Мы прибыли в Сзабадку, недавно аннексированную у Венгрии и переименованную в Суботисту югославами. Посланник короля, ехавший в соседнем купе, предупредил нас о том, что эта станция кишит мелкими жуликами, и посоветовал не спускать глаз с багажа. У миссис Бьюмон было немного старого дорогого кружева и хорошие меха; я заметил, как один из служителей со знанием дела пощупал их. Однако все наши вещи были под нашим присмотром благополучно уложены в багажный вагон, и мы вернулись в купе. Было очень жарко, я снял куртку. В качестве последней предосторожности я глянул в окно, когда поезд уже тронулся, и увидел дорожный чемодан, выброшенный на платформу.
Не раздумывая, я выскочил из купе и схватил чемодан. Поезд тем временем уже отошел от станции. Я остался без денег, без паспорта, без каких-либо документов, удостоверяющих личность, и даже без знания сербского. Я заговорил было по-немецки, но они не поняли или не захотели понять ни слова. Я добрался до начальника станции и, оставив ему чемодан, отправился искать британское консульство.
Случилось так, что в этот самый день по всей Сербии проводили массовые аресты коммунистов. Не удивительно, что без шляпы, верхней одежды, снятый с поезда и в придачу пытавшийся говорить по-русски, в надежде, что меня поймут, я был арестован и препровожден в ближайший участок.
Наконец нашелся кто-то, говорящий по-французски, и мое положение стало чуть лучше. Был уже полдень. Я провел много часов в ужасной жаре без еды, не имея возможности выпить хотя бы чашку кофе. Когда меня выпустили из участка, вечерело. В этом городке не оказалось ни британского консульства, ни другого представительства, и я отправился в отель в сомнительной надежде получить комнату в кредит.
Но я недооценил способности миссис Бьюмон. По совету королевского посланника, она сошла с поезда на следующей станции и со всем багажом вернулась в Суботисту, обнаружила у начальника станции чемодан и догадалась, что я рано или поздно отправлюсь в отель. Так что когда я туда пришел, в фойе сидела миссис Бьюмон с моей курткой и паспортом, а через два дня со следующим экспрессом мы продолжили свой путь в Будапешт и Прагу.
Пока мы находились в Суботисте, я встретил несколько венгров и узнал, что в городе и ближайших пригородах в основном проживают представители мадьярской нации. Благодаря некоторым политическим интригам при подписании мирного соглашения, Сзабадка отошла югославам, но область в целом была настроена враждебно к новым властям. Мне рассказали, что арестованы тысячи людей и что вся жизнь в городе превращена в хаос.
Хорошо зная, что подобные нелепые, но опасные события имеют место во всей Европе, я исполнился мрачных предчувствий. Если лидеры человечества столь безответственны и глухи, а массы пассивны и бесхребетны, что может принести будущее, как не новые ужасные войны? Мы прибыли в Берлин ранним утром, и я мог наблюдать толпы рабочих, выходящих со станции Шарлоттенбург. Свидетельства крайней нужды на их лицах произвели на меня очень тягостное впечатление. Военные магнаты в роскошных автомобилях мчались наперерез толпе. Я был поражен в самое сердце — ведь я уже успел забыть, что есть люди, которые из войны сделали деньги.
