Ванька-ротный - Александр Шумилин

— Ладно! Отпустите его! Пусть едет домой!

Старшина вопросительно посмотрел на меня. Я понял, что он хотел иметь телегу, но я отрицательно покачал головой. Старшина глубоко вздохнул, отпустил удила лошади и почесал недовольно за ухом. Солдаты расступились и мужик, не веря своим ушам и глазам, тронул слегка вожжой свою лошадёнку и она, качнув телегу, медленно пошла по дороге.

Отъехав метров пятьдесят, мужик взмахнул кнутом и, нахлестывая свою лошадёнку с ещё большим остервенением и злобой, вымещая на ней свой животный страх и досаду, громыхая по мостовой и подскакивая на ухабах, галопом помчался вперёд. Вот он в последний раз громыхнул на повороте и скрылся из вида.

Спустя некоторое время мы перешли железнодорожную насыпь в одну колею. Когда-то здесь на Кувшиново мы эшелоном проехали мимо Ржева. Железная дорога и большак сходятся здесь в открытом поле, как две невысокие насыпи равной ширины. А кругом ямы, канавы и поросшие сорной травой кочки. Место переезда уложено деревянными шпалами. Но здесь нет ни сигнальной будки, ни полосатого шлагбаума. Вот собственно и вся примечательность этой точки на земле.

Пройдя несколько километров по открытой местности, мы оказались у развилки дорог. Прямая и мощёная уходила на восток к Старице. А другая, грунтовая улучшенная, шла на север в направлении Торжка.

Пройдя ещё с километр, солдаты остановились. Мы со старшиной шли сзади, и я ускорил шаг, чтобы выяснить, в чём там дело.

В канаве у дороги лежал убитый солдат. Это был первый мертвый, которого мы видели. Он был в солдатской шинели, без оружия, лицо его успело значительно потемнеть. От него шёл слабый запах мёртвого тела. Мы прекрасно знали, что идём по дороге последними. За нами следом могли идти только немцы. Но копать могилу для убитого никто из солдат не хотел. Отрыть могилу, засыпать тело землей, отдать погибшему солдату последний долг, каждый был обязан. Так рассуждал я. Я стоял, ждал и смотрел на своих солдат, умудренных опытом жизни, и молча ждал их ответа. Если однополчане и товарищи по оружию бросили его в канаву у дороги, то почему идущие сзади чужие солдаты должны подбирать и хоронить убитых и павших от ран.

— Не всё горе переплакать и не всё протужить! — изрёк кто-то из солдат, и все поняли, что хоронить не наша забота.

— Задерживаться на открытом месте опасно, — сказал кто-то.

— Немецкие самолёты вот-вот налетят! — добавил второй.

— Хорошо, что мы все на ногах! — подхватил третий.

— Ну ладно! Заныли! — сказал я и отвернулся в сторону.

Я не знал, что делать и как поступить. Я стоял и думал о нормальных людских отношениях, которых явно не достаёт у моих солдат.

— Ваши трупы, — сказал я, — Будут вот так же валяться поверх земли! — Ну, что? Будем хоронить солдата!

Я думал, что мои слова подействуют на них. Я повернулся к ним лицом, посмотрел им всем в глаза, но в ответ увидел тупое безразличие и нежелание прикасаться к трупу. Они хотели поскорей отсюда уйти. Я уступил им, но сделал по-видимому плохо, что поддался их взглядам на жизнь.

— Ну что ж! Пошли! — сказал я, и мы зашагали по дороге.

На пути нам попалась деревня. Вероятно, это была та самая Тимофеево, о которой нам говорила старуха в доме с лампадами. Но деревня оказалась пустая, спросить было не у кого, и мы прошли её, не задерживаясь.

Дорога на север всё время забирается вверх. Она уходит от нас к горизонту. Ржев, как я помню, стоит на отметке 158 береговой полосы, а дорога на север переваливает водораздел, где берут начало небольшие притоки Волги. Торжок находится на той стороне водораздела.

От Ржева, считай, мы отошли километров двадцать, солдаты поглядывают на меня, не сделаю ли я привал. Дорога делает крутой поворот, мы обходим небольшое болотце и за бугром видны уже крыши домов. Как я после узнал, это была деревня Зальково.

Входим в деревню, повсюду стоят повозки санитарного обоза. Лошади привязаны за деревья и заборы, слышно, как они позвякивают удилами и щипят траву, телеги изредка поскрипывают чуть дергаясь вперёд. По всему видно, что обоз пришёл сюда накануне ночью.

Ездовые, не распрягая лошадей, отпустили им подпруги, отстегнули на бок удила, и вместе с медперсоналом разошлись по избам и повалились спать. Только лежачие раненые, не сумели подняться сами и спали в телегах. Ни часовых, ни охраны, бери любую лошадь и кати в любую сторону, ни один не подымет голову, ни один не выйдет из дома и не остановит тебя.

По тому, как люди спали, можно было сказать, что обоз пришёл издалека. Долго мотался по дорогам, выходя из окружения, подвигался медленно и с трудом. Люди в пути устали, были измучены долгой дорогой и бесконечной ездой. Я подошёл к одной, другой телеге, посмотрел на спящих раненых, им тоже досталось, их натрясло.

Мы зашли со старшиной в несколько изб, двери которых были открыты, посмотрели на лежащих вповалку людей и будить никого не стали. Мы оставили спящую деревню, и пошли по дороге вперёд. За околицей мы свернули несколько влево, и деревня осталась позади.

Часа через два или три мы догнали застрявших у моста артиллеристов, помогли им выбраться, и пристроив свой пулемёт к ним на заднюю подводу, зашагали вперёд. Не доходя до видневшейся впереди деревни, артиллеристы свернули в сторону и покатили в лес. Они видно не раз попадали в деревнях под бомбёжку и теперь на отдых прятались в лес. Нам в голову не пришло уйти в лес вместе с ними.

Сняв с задней повозки свой пулемёт, мы пошли по большаку в направлении деревни. Через некоторое время мы остановились у картофельного поля. Нам нужно было набрать картошки, чтобы сварить на привале обед. Солдаты расчехлили лопаты, развязали свои мешки и принялись за работу. Мы со старшиной привалились на траве у придорожной канавы. Пусть копают, а мы отдохнем!

Небо было ещё светлое, но ясный солнечный день был на исходе. И в это время на бреющем полёте из-за леса, где скрылись пушкари, прямо на нас вывалили немецкие самолёты. Низкий, раздирающий рёв моторов услышали мы и в первый момент не разобрали, сколько их было.

Посыпались бомбы, послышалась стрельба |из бортовых пулемётов|.

Взрывы легли вдоль дороги. Крупнокалиберные пули резали и кромсали землю вокруг, повсюду летели клочья травы. Первые несколько взрывов рассеяли наших солдат по полю. Они разбежались как зайцы и все залегли. Мы со старшиной тоже отбежали и легли за кустами. Самолёты прошли над дорогой, развернулись на обратный курс. Теперь они искали, где спрятались мы. Дорога опустела.

— Смотри старшина! Немцы летают в потемках! Аэродромы у них где-то совсем не далеко!