Встреча с пришельцем (сборник) - Юрий Прокопенко

В следующем абзаце автор реплики, спрятавшийся под псевдонимом «И. Наблюдательный», разглагольствовал о том, что, кроме морального, эта проблема имеет еще в экономический аспект, который измеряется «тысячами человеко-часов, нахально украденных у жителей города…»

Раздался телефонный звонок.

Несмачный снял трубку. Звонила Галина, Она только что прочитала газету и была вне себя от возмущения.

— Ну как вам это нравится! — кричала она в трубку. — Человек не имеет права повысить свой культурный уровень. Ему сразу же шьют какой-то криминал. Такое сказать — обокрал жителей города! Часы, видите ли, у них украл! Да им же, видно, делать нечего, если часами под чужими кабинетами выстаивают! — Она на мгновение замолкла и вдруг сменила воинственный тон на извинительный: — Это я виновата… Это обо мне надо было писать…

— Не переживайте, — весело сказал Несмачмый. — Я вам вечером позвоню. Меня срочно к начальству вызывают…

Секретарша начальника терпеливо ждала, пока он закончит телефонную беседу. На нее это было не похоже. Наверное, тоже сочувствует, отметил Несмачный.

— Вас к Крокве, — сказала секретарша и виновато улыбнулась: — Такого еще не было. Все управление гудит.

— Ну, а как сам товарищ Кроква?

— Представьте себе, спокоен. А потом, по Андрею Васильевичу никогда не видно, когда он очень сердится, а когда просто серьезный.

Весь день Несмачный принимал посетителей. Но количество желающих попасть к нему на прием все увеличивалось.

Бальзаковского возраста женщина нервно теребила «молнию» на яркой косметичке, лежавшей у нее на коленях, и жаловалась голосом капризной первоклассницы:

— У меня постоянно болит сердце, товарищ следователь. Такой уж, наверное, характер — все принимаю близко. Другой сделает какую-нибудь пакость — и хоть бы что! А я переживаю. Представьте себе, еду в троллейбусе без билета. Пульс сто двадцать. В голове стучит. Руки дрожат. Боюсь: вдруг контролер придет, сраму не оберешься! Минуты тянутся, словно их кто-то за хвост держит. А водитель, будто нарочно, на остановках стоит подолгу и троллейбус ведет медленно-медленно. Вот такая я дурная! А недавно передала мне продавщица рубль. Согласитесь, не часто продавцы себя обсчитывают. Я за тот рубль — и ходу! Иду по магазину, а ноги подкашиваются. Лицо аж горит от волнения. Сейчас, думаю, окликнут, стыдно будет! Иной десятку из чужого кармана вытащит и глазом не моргнет. А я из-за несчастного рубля столько здоровья теряю! Или когда работала в кондитерском цеху…

— Для чего вы мне все это рассказываете? — не выдержав, спросил Несмачный.

— Говорю же, больная я. Сердце у меня слабое. Потому что впечатлительная. А мне соседка такое выделывает, что сил нет терпеть…

— И что же вы хотите?

— Ясно что — выселить ее. Я с моим сердцем имею право жить отдельно. Говорю сейчас с вами, а у самой пульс как минимум сто пятьдесят. Вот вам мое заявление, а я выйду на воздух, немного успокоюсь.

— Вы обратились не по адресу, — начал объяснять Несмачный.

По посетительница, бросив заявление на стол, ушла, держась за сердце.

Мужчина с перекинутым через руку плащом нерешительно топтался у двери. Похоже было, что он еще окончательно не решил, заходить или, может, пока еще не поздно, вернуться обратно в коридор. Наконец отважился. Вошел. Повесил плащ на вешалку.

Несмачный вопросительно посмотрел на него. Но он молчал. Наконец, глянув в окно, спросил:

— Наверное, я пойду?

— Вы пришли специально для того, чтобы мне это сказать? — спросил Несмачный.

— Видите ли, я не знаю, как вы отнесетесь к моему рассказу. Насколько я понял из объявления в газете, вы в связи со странными слухами о каком-то инопланетянине интересуетесь всем, что вызывает какое-либо подозрение. Если это так, то я считаю своим долгом рассказать про одну загадочную историю. Если вам интересно, конечно…

— Рассказывайте, пожалуйста.

— Моя фамилия Скребун. Зовут меня Святославом Ефимовичем. Экономист по образованию. И вот недавно перешел я на новую работу, вернее, меня перевели в объединение «Луч». Там всего ничего, лишь одно поразительно: как только собрание по какому-либо поводу, все дружно начинают поносить Растягая Сидора Сидоровича. О чем бы ни шла речь, этому Растягаю ох и достаётся на орехи! Скажем, вопрос о дисциплине. Один за другим просят слова сотрудники нашего отдела и критикуют Сидора Сидоровича, аж дым идет. Каких только эпитетов ему не навешивают! Он и злостный прогульщик, и такой, что тянет коллектив вниз, и воинствующий бездельник, которому давно пора показать на дверь. Сидор Сидорович и в магазин в рабочее время бегает, и кроссворды на рабочем месте разгадывает, и по телефону с тещей часами болтает. Или, например, тема очередного собрания: «Промышленная эстетика». Растягая песочат за то, что он цветы на подоконнике не поливает, за то, что рыбок в аквариуме кормит нерегулярно. Он повинен в том, что культмассовая работа запущена и что производственной гимнастикой охвачена лишь треть отдела. У кого самые длинные перекуры? У Растягая. Кто месяцами держит библиотечные книги? Сидор Сидорович. Кто теоретически не подкован, физически неразвит, морально неустойчив? Опять-таки Сидор Сидорович Растягай…

— И что же вы тут нашли подозрительного? — остановил поток красноречия посетителя Несмачный.

— А то подозрительно, что этого Сидора Сидоровича я никогда в глаза не видел. А когда поинтересовался, то пришел к выводу, что никакого Растягая вообще не существует. Его придумали. Придумали, чтобы в протоколах собраний критика всегда была конкретной. Так что поинтересуйтесь этой мифической личностью…

Ответив еще на несколько вопросов Несмачного, Скребун поднялся, поставил стул на место и, сняв плащ с вешалки, слегка поклонился:

— Благодарю за приятную беседу.

Не успел он прикрыть за собой дверь, как в комнату вошел невысокий мужчина в кожаной, низко надвинутой на лоб шляпе. Его серое пальто доставало полами чуть ли не до пола.

Несмачного словно током пронзило.

Да, потерпевшие не преувеличивали. Свинцовые глаза мужчины действительно парализовали, будто сковывали всего.

Несмачный готовился к этой встрече, но не представлял, что даже дотянуться до кнопки звонка, вмонтированной под верхним ящиком письменного стола, будет не так-то просто: руку как гипсом стянуло?

Но он все-таки дотянулся!

В кабинет вместе с лейтенантом Бойчуком вбежали пять милиционеров. Они окружили мужчину в сером пальто. Он опустил глаза и произнес:

— Я чувствовал, что сегодня это произойдет…

«И совсем у него не скрипучий голос, как утверждают потерпевшие, — отметил Несмачный. — Низкий, немного хрипловатый. Обыкновенный, земной…»

Через несколько часов, допрашивая «инопланетянина», Несмачный удивился: «И откуда я это взял — парализующий взгляд! Глаза как глаза. Разве что удивительная способность смотреть на собеседника не моргая. Но металлический блеск сразу же исчезает, как только «инопланетянин» перестает гневаться. Вот сейчас, например, он рассказывает о своих юношеских годах, и глаза его не холодные, а теплые…»

Как и все смолоду, Валерий Харитонович Халабуда мечтал стать знаменитым. Его учитель в школе циркового искусства Геннадий Петрович Страшинский предсказывал ему славу выдающегося гипнотизера. Как-то парню удалось загипнотизировать даже самого учителя. И тот был в восторге.

Халабуда дважды получал дипломы победителя да республиканских смотрах коллективов эстрадно-циркового искусства. Но случилось несчастье. Он случайно оказался на арене цирка во время тренировки воздушных акробатов, и один из них упал на него. Акробат отделался легким испугом, а Халабуда долго пролежал в больнице. В конце концов выкарабкался, но в цирк больше не вернулся. Поступил в техникум, затем окончил вечернее отделение института, работал в конструкторском бюро. Увлекся наукой. Увлечения менялись, иногда переплетаясь: математика, физика, химия, бионика, кибернетика, геронтология… Написал несколько научных статей. Но их не опубликовали.

А двенадцать лет тому назад сделал открытие: теоретически доказал существование в клетках человека микрочастичек — ерехромизмов. Количество этих частичек, по утверждению Халабуды, и определяет продолжительность жизни человека. Те, у кого ерехромизмов больше, — долгожители. И наоборот, те, кто по стечению генетических обстоятельств обделены ими, что бы ни делали и как бы себя ни ограничивали, до преклонного возраста не дотянут…

Халабуда говорил медленно, взвешивая каждое слово, будто знал, что его записывают на магнитофон.

— Но куда я ни заходил с этим своим открытием, на меня смотрели как на сумасшедшего. Успокаивали, советовали больше бывать на свежем воздухе и вовремя ложиться спать. Если бы вы знали, сколько времени я убил на эти хождения! Времени, которое я мог бы потратить на новые научные поиски и открытия. Я люто возненавидел этих расхитителей нашего времени! И эта ненависть заставила меня активно действовать. Я решил материализовать свое научное открытие и сделать его орудием мести. Вы скажете, что месть — это антигуманно. А гуманно издеваться над человеком, лишать его самого драгоценного в жизни — времени? Если у кого-нибудь часы снимут, или шапку сорвут, или же деньги украдут, вы бьете тревогу, уголовные дела заводите! И сурово наказываете тех, кто посягает на социалистическую или личную собственность граждан. А время?! Разве так уж много времени отведено человеку, чтобы с такой легкостью его разбазаривать! Может, какой-нибудь чиновник, который заставил ученого просидеть под дверью своего кабинета несколько лишних часов, лишил человечество гениального открытия? Да бог с ними, с открытиями! Вообще время человека — разве это не самое его большое богатство? Как умирающий цепляется за каждую минуту своей жизни! А мы позволяем отнимать у нас не только минуты — часы, которые, как известно, складываются в дни, месяцы, годы. Разве это справедливо? Когда-нибудь человечество будет жестоко карать за такой подлый грабеж. Но никакое наказание, каким бы суровым оно ни было, не в состоянии компенсировать убытки, причиненные человеку. Украденные деньги можно вернуть, а время?.. И вот я и решил создать аппарат, при помощи которого можно отнимать у такого грабителя его собственные ерехромизмы, консервировать их, а потом со временем возвращать пострадавшим. Отнимать, как вы знаете, я уже начал. Не было сил дальше терпеть такое безобразие. Все эти отобранные ерехромизмы сохраняются у меня в специальном вакуумном резервуаре… А вот что касается возвращения их потерпевшим… Этот второй этап моей программы еще немного недоработан. Как раз на днях я собирался испытать новый, тоже мною сконструированный аппарат. Внешне он почти такой же, как предыдущий.