Вампиризм это тонкое дело - Настя Штеген

Возможно мне показалось, но в глазах того урода появился страх.

— Она того не стоит! Посмотри, что ты получил сейчас! Твоя сила невероятна, для этого всего лишь нужна была жертва!

— Жертва?!

— Жертва той, что искренне любила тебя!

— Мне не нужна была эта жертва! Не нужна эта сила! Мне нужна Таня! — мои когти впиваются в плоть мужчины, одним рывком вырываю его сердце.

Земля и так переполнена уродами вроде тебя…

Смотрю вниз.

Моя девочка сейчас похожа на поломанную куклу, с которой поигрались и выбросили.

— Нет…

Не думая прыгаю вниз и подбегаю к ней.

— Таня… Прошу, открой глаза! Я умоляю…

Я не слышу биения её сердца…

— Почему ты такая холодная?…

Беру её на руки и ложу себе на колени.

Её глаза открыты, они словно стеклянные, на шее запечённая кровь, губы синие…

— Нет! Нет! Не умирай! Прошу, пожалуйста, только не умирай!

Прилаживаю голову к её груди, но ничего… я не слышу её дыхания…

Не знаю, что на меня нашло, и каким инстинктам я поддался.

Я просто хочу, чтобы она жила.

Прокусываю её руку, стараюсь сделать это нежно, первые капли крови отдают горечью настолько, что я сразу же их выплевываю.

Она мертва… Это кровь мёртвого человека.

— Аа-аа-а!!!

Снова слышу сирены полицейской машины, а затем и знакомый голос.

— Ну и ну… Парень, выбирайся оттуда! От того, что ты кричишь толку нет!

Поднимаюсь на ноги, прижимая девочку к себе, она такая хрупкая, нежная и всё ещё дорогая мне.

Одним прыжком оказываюсь наверху, полицейских пошатывается при виде меня в облике монстра, но в обморок не падает и на том спасибо.

— Я вампир. И я потерял самое ценное, что у меня было… Так что мне уже всё равно, можешь меня арестовать.

Глава 32

— П-парень, ты это…вернись обратно в человека, если нас увидят…

Меня удивило, что он не попытался меня убить, не закричал от ужаса или что-то подобное.

— Мне нужно… успокоиться… — мертвая девочка у меня на руках не позволяла этого сделать.

А ведь я только сейчас понимаю, что ни сейчас, ни раньше не мог контролировать свои превращения…

Это происходило само собой, когда я был сильно зол или взволнован, либо же когда голодал… В общем когда это было нужно…

А успокаиваться мне помогала она, только с ней я мог ни о чём не думать и отдаться порыву нежности и чувств.

А что сейчас? Как мне дальше жить? Какой теперь смысл?! Без неё мне не надо ничего!

Молча улаживаю девочку на задние сидения машины.

Мне нужно похоронить её достойно…и…у Тани ведь осталась семья, я должен помочь им.

— Ты уничтожил все следы преступления, так сказать, теперь у меня совсем ничего нет… Эх! Ни видать мне повышения!

Полицейский опустошено сел на водительское сидение, я рядом с ним.

— Тебя вообще не пугает, что я могу тебя убить, выпив всю кровь…ну так…с горя! — он усмехнулся, хоть руки полицейского и дрожали, и он явно нервничал, но что-то мне подсказывало, что…я не вызываю у него негативные эмоции.

— Понимаешь, я знал, что в мире есть что-то необычное! Знал! Но раньше это никак не подтверждалось, а сейчас появился ты и…

— Ты больной что-ли?!

Я бы понял, если бы мне это сказал ребенок, но не взрослый мужик то!

— И вот так всегда! Все так реагируют…тем не менее мои догадки подтвердились! — он радовался как маленький ребенок, поверивший в супергероев.

— Реально больной…в этом нет ничего крутого! Моё появления результат экспериментов больного на голову ДОКа, это было мучительно, и от обращения я не получил ничего хорошего! Мне жизнь испоганили, понимаешь?! — взгляд полицейского резко поменялся, он будто вернулся в реальность, либо его всё же напугал мой звериный оскал.

— А как же она? Она ведь полюбила тебя таким, привыкла…людям свойственно привыкать и ты сам когда-то привыкнешь к себе, но всё-таки тебе будет нужна помощь!

При словах о моей девочке на глаза снова навернулись слёзы.

Как же точно он сказал.

— На что ты намекаешь? — говорю как-то отстранённо, меня совсем не волнует его ответ.

— Я буду тебе помогать, так же как и она, друг тебе не помешает!

— Ты совсем спятил?! Думаешь всё так просто, да?!

Да что он о себе возомнил?! Я быстрее убью его, чем позволю влезать в мою жизнь.

— Ну тебе как-никак прийдётся со мной контактировать. Вот сам посуди, сейчас мы привезём тело этой девочки, а там ещё один труп и кучка таких же как и ты…

— Они не такие, как я!

— Ну… Не суть! Так вот… — полицейский прикуривает сигарету, переводя дыхание. — это всё нужно будет как-то объяснить, из подозреваемых остался только ты один… Но не переживай! Я тебя прикрою, даже ценой повышения…если ты конечно же согласишься на моё предложение!

— Какое нахрен предложение?! — меня выбешивает эта детская наивность полицейского, он либо реально больной, либо в шоке от происходящего.

— Я же говорил, что хочу стать тебе другом, а ты расскажешь мне все подробности своей нечеловеческой жизни, ну а взамен я тебя прикрою.

Первый порыв — стукнуть это больного как можно сильнее, чтобы больше не говорил подобной ерунды.

А потом…я прислушался к себе, хотел понять, что я на самом деле чувствую.

Ничего…совсем ничего…

Ещё вчера я бы о чём-то задумался, строил планы на следующий день, жил, любил…чувствовал, а что сейчас?

Я абсолютно пуст, мне не хочется ничего…

— Делай что хочешь. Мне уже всё равно.

Я слегка расслабился и прикрыл глаза, чувствую, что тело ослабевает, значит я снова в человеческом облике.

Боюсь посмотреть в зеркало заднего вида и увидеть её…хоть и чувствую запах её мертвого тела, осознаю, понимаю, но не могу.

Это превыше даже моих сил.

— Ты успокоился? Теперь можем ехать? — осматриваю полицейского, он уже не выглядит таким взбудораженным.

— Ты тоже. — половину пути едем молча, сердце жмёт от боли…

Ещё недавно мы ехали в другую сторону, я был полон надежды…а теперь…блять…больно даже думать.

— Тебе сколько лет, парень? Давно ты вот такой?

Это хороший вопрос, до этого момента я мало воспринимал человеческую жизнь.

— Мне тридцать четыре…уже наверное тридцать пять… Не помню точно.

— А давно ты с клыками? — как он просто и непринужденно задаёт вопросы, даже без прежнего восторга.

— Почти год. — надо же…почти год я живу другой жизнью, казалось это не так уж и много, но для меня за это время многое изменилось.

— Я, если что, почти твой ровесник, мне тридцать