Предчувствия ее не обманули - Татьяна Полякова

«Я бы на ее месте постаралась уехать подальше», – подумала я. Хотя обстоятельства бывают разные. И тетку ей, наверное, оставлять не хотелось.

– Что в деревне болтают об убийстве? – опять влезла Женька.

– Разное говорят, только что болтовню слушать? В милиции, поди, не дураки работают, найдут, кто убил.

У Женьки на этот счет было свое мнение, о чем свидетельствовало выражение ее физиономии.

– Так что же все-таки говорят?

По неведомой причине эта тема Ольге Степановне не понравилась, она только рукой махнула и замолчала. Мое любопытство это лишь увеличило, но как заставить женщину заговорить, я не знала.

– Вы ночью-то ничего не слыхали? – вдруг спросила она.

– Нет. Мы вообще у Сергея ночевали. Он вроде бы слышал шум, выходил машину проверить, но никого не видел.

– У Сергея ночевали? – переспросила Ольга Степановна и, слегка смутившись, поджала губы.

– Мы в доме оставаться боялись, – решительно начала Женька. – Нам сказали, что в нем привидения водятся.

– Это кто ж вам такое сказал? – покачала головой Ольга Степановна. – Небось Надька из девятого дома? Балаболка.

– Не только она. Лаврушин даже картину нарисовал, так и назвал «Дом с привидениями».

– Еще один дурачок, прости господи. Любит сказки слушать. А наши горазды, плетут небылицы. Вы этих глупостей в голову не берите. Какие привидения?

– А правда, что тетка Дарьи Кузьминичны в этом доме повесилась?

– Может, и правда. Это когда было? Я в Сурье живу тридцать лет, замуж сюда вышла, раньше в другой деревне жила, тут неподалеку. Конечно, про дом этот всегда болтали…

– Про Яшку-Каина? – подсказала Женька.

– Про него тоже. Хотя по мне, не было никакого Яшки, сказки одни.

– А Дарья Кузьминична ничего вам не говорила?

– Нет. И я не спрашивала. Зачем? Если что и было, так быльем поросло. На соседей моих косо смотрели, потому что они были не такие, как все. Особняком держались. Лева, покойный, с виду вроде дурачок был. Молчун, людей сторонился, всегда сам по себе. По молодости у него любовь случилась, он жениться хотел, после Пасхи. А Пасха ранняя была, лед еще на реке стоял, они с невестой пошли в село через речку и угодили в полынью. Ее под лед и утащило. Он ничего сделать не смог. Вот такое горе. С тех пор он вроде бы не в себе был. Так и не женился. А сестра при нем вроде няньки, тоже жизнь не сложилась. Вот люди и выдумали проклятье. Мол, у всех, кто в этом доме живет, сплошные несчастья.

– И сегодняшнее убийство тоже с домом связали? – догадалась я. Ольга Степановна молча кивнула.

– Только я и в других домах особо счастливых не видела. У меня самой муж погиб двадцать лет назад, строили дом соседу, упал со стропил, да так неловко… Что ж, и я теперь проклятая? Чепуха все это.

– Дарья Кузьминична не так давно вышла замуж? – задала я очередной вопрос.

– Вышла, – подтвердила Ольга Степановна. – Вышла, можно сказать, с горя. Лева рукастым никогда не был, а дом большой, присмотра требует. Она измучилась, все сама да сама, тут Мишка и подвернулся. Он хоть и запойный был, но руки у мужика золотые. Она им и прельстилась. Сарай он у нее ремонтировал, так, слово за слово, и сошлись. Его-то жена давно выгнала, не выдержала окаянного пьянства. Мишка и рад был, что нашел самостоятельную женщину. Детей нет, дом большой. Вот они и женились.

– Но дом Дарья Кузьминична на брата оформила.

– Уж этого я не знаю. В чужие дела не лезу. Знаю только, что жизнь у них не заладилась. Мишка сразу запил, и работа вроде не нужна стала, по дому он тоже ничего делать не хотел. Дом, говорит, не мой, так чего мне горбатиться? И с братом они характерами не сошлись. Лева сам не пил и в других этого не уважал. Пошла ругань, а Кузьминична привыкла жить в тишине и покое, почто ей на старости лет такое счастье? Мишка как напьется, по деревне бродит, обиды свои высказывает да небылицы плетет.

– Какие небылицы?

– Что в голову придет, то и брякнет. А потом и вовсе пропал.

– Пропал?

– Ага. Ушел на заработки и с тех пор носа не показывает.

– Давно ушел? – насторожилась я.

– Года три назад.

– С Дарьей Кузьминичной они развелись. Он сначала ушел, и она получила развод, или наоборот? – спросила я.

– Вот этого не скажу. Не знаю.

– А Лев Кузьмич в то время еще жив был?

– А как же. Лева помер два года назад.

– В своем кабинете?

– Да. Сердце отказало. Умер в одночасье. Кузьминична ничего не слышала. Очень убивалась, что брат так помер, проститься не успели.

– А когда пол в комнате провалился и Лев Кузьмич комнату заколотил? До того, как Михаил исчез, или после? – косясь на меня, задала вопрос Женька.

– Думаю, после. Был бы здесь Мишка, уж, верно, бы пол перебрал. Что-что, а по плотницкому делу он мастер.

Женька едва заметно кивнула, глядя на меня. Сомнений почти не оставалось: найденный нами в подвале мертвец, скорее всего, Патрикеев.

– Ольга Степановна, мы в доме видели кресты, мелом нарисованные. Над дверями, окнами. Это зачем?

– От нечистой силы, знамо дело, – пожала она плечами. – В окна да двери она всегда и лезет. Мы-то, старики, во все это верим. А если и не верим, так, малюем на всякий случай кресты…

– Я в нечистую силу, конечно, не верю, – со вздохом сказала я. – Но что-то в доме происходит. Сомневаюсь, что дело в потусторонних силах, скорее, следует среди людей искать.

– Что искать? – не поняла Ольга Степановна.

– Прежде всего, пол в комнате, в той, что заколотили, в полном порядке. Мы с Сергеем в подвал спускались и в этом убедились. А вот когда мы в доме ночевали… Ольга Степановна, можете нам поверить: там кто-то был. Мы слышали, как дверь открылась, ступени лестницы скрипели, я видела свет, вроде бы от фонаря. А еще видела силуэт человека на фоне окна над лестницей. – При этих словах Женька посмотрела на меня с подозрением, открыла рот, собираясь спросить о чем-то, но передумала.

– Господи, – перекрестилась Ольга Степановна, в страхе глядя на нас.

– Оттого вчера мы и пошли ночевать к Сергею, – пояснила я. – Просто боялись оставаться одни.

– А я ведь решила, что мерещится ей, – пробормотала Ольга Степановна, глядя перед собой.

– Дарье Кузьминичне? – спросила Женька. Она кивнула.

– Кузьминична говорила, что брат ее по дому ходит. Я ее отругала, сама себя, говорю, пугаешь. И она вроде меня послушала. В церковь сходила, свечку поставила на помин его души. А потом опять… Я вам ничего говорить не хотела. Думаю, расскажу, так вы ночами спать не будете. Огонь она тоже видела. Мелькнет будто что-то и погаснет. И шаги. Словно кто по лестнице поднимается. И вот что интересно: как я останусь у нее ночевать, все в порядке. За полночь сидим, тишина. А как она одна, опять весь дом скрипит и двери хлопают. Я почему и решила, что мерещится ей.

– Когда это началось? – деловито спросила я. – Сразу после смерти брата?

– Нет. Сначала все было спокойно. Конечно, Кузьминична очень переживала из-за Льва, да и в доме она ночевать боялась. До сорокового дня я у нее, считай, жила. Дом-то огромный, а тут одна. Каждого шороха пугаешься. Она даже Мишку вспоминала, хоть бы вернулся, говорит, я бы его назад приняла. Пусть пьет на здоровье, все ж таки живая душа рядом. Потом привыкать начала, успокоилась. А потом как-то враз переменилась. Есть, пить желания нет, ни на что глаза не смотрят. И молчит. Я уж и так, и сяк, а она молчит. Что такое с ней, думаю. Заболела, что ли? К доктору ее посылала, он ей таблетки выписал, успокоительные. А этой осенью как-то вечером сижу я дома, и показалось мне, что машина проехала. Я Сереже по хозяйству помогаю и за домом приглядываю, когда его нет, вот беспокойство меня и одолело: не говорил он, что приедет. Вечером-то по темноте я идти побоялась, а с утра пораньше побежала смотреть, все ли с домом в порядке. Гляжу, его машина во дворе стоит. Ну, думаю, значит, это я его вечером слышала. И решила Кузьминичну проведать, уж коли из дома вышла. В деревне-то все рано встают. Подхожу к ее дому, а она, милая, лежит у крыльца. Холод, а Кузьминична в одной рубашке. Я ее подхватила, испугалась, страсть. Думаю, не померла ли, как Лева, в одночасье. Слава богу, она была живая. Втащила я ее в дом, крикнула Сережу, он «Скорую» вызвал. Увезли ее в больницу, три недели она там пролежала. А когда вернулась… в общем, рассказала мне…

– Что? – одними губами произнесла Женька.

– Брат ей привиделся, – понизив голос до шепота, сообщила Ольга Степановна. – Видела она его собственными глазами. Поначалу слышала, как он в доме ходит, то есть тогда-то она еще не знала, что это он. Дверь скрипела, половицы тоже, огонь мелькал… И такая жуть ее по ночам брала. И той ночью показалось ей, что наверху кто-то ходит. Она и пошла посмотреть. Топор с собой взяла и пошла. Смотрит, а дверь в кабинет брата не заперта. Открыла она ее, а Лева в темноте за столом сидит. Она вся обомлела. Стоит, не дышит. А он ей говорит загробным голосом: «Здравствуй, Дарья». Она с места сорвалась, себя не помня, на улицу выскочила и упала замертво. Я неделю с ней ночевала после того, как она из больницы вернулась, вроде все спокойно было. Потом опять началось, видеть она его не видела, бог миловал, но слышала, что ходит. На второй этаж она с тех пор не поднималась, боялась. Ну и решила: помирать ей скоро, вот брат и приходил. Стала вас разыскивать, чтоб было кому дом оставить.