Грозовой перевал - Эмилия Бронте

— Завтра мне будет казаться, что это было во сне! — вскричала она. — Я не смогу поверить, что я тебя видела, и касалась тебя, и говорила с тобой еще раз. А все-таки, Хитклиф, жестокий! — ты не заслужил радушного приема. Уйти и молчать три года и ни разу не подумать обо мне!

— Я думал о тебе немного больше, чем ты обо мне, — проворчал он. — Недавно я услышал, что ты замужем, Кэти; и, стоя там внизу, во дворе, я обдумывал такой план: взглянуть еще раз в твое лицо, на котором я, может быть, прочту удивление и притворную радость; потом свести счеты с Хиндли, а затем, не дав вмешаться правосудию, самому свершить над собою казнь. Твоя радость при нашей встрече заставила меня выкинуть из головы такие мысли; но берегись встретить меня в другой раз с иным лицом! Только нет, ты больше меня не прогонишь. Ты в самом деле жалела обо мне, жалела, да? Что ж, недаром. Трудно пробивался я в жизни, с тех пор как в последний раз слышал твой голос; и ты должна меня простить, потому что я боролся только за тебя!

— Кэтрин, пожалуйста, пока чай не простыл, сядем за стол, — перебил Линтон, стараясь сохранить свой обычный тон и должную меру учтивости. — Мистеру Хитклифу предстоит далекая прогулка, где бы он ни ночевал. Да и мне хочется пить.

Она села разливать чай; пришла на звонок и мисс Изабелла; пододвинув им стулья, я вышла из комнаты. Чай отпили в десять минут. Себе Кэтрин и не наливала: она не могла ни есть, ни пить. Эдгар налил немного в блюдце и сделал от силы два глотка. Гость просидел в этот вечер не больше часа. Я спросила, когда он уходил, не в Гиммертон ли ему?

— Нет, на Грозовой Перевал, — ответил он. — Мистер Эрншо пригласил меня, когда я утром наведался к нему.

Мистер Эрншо его пригласил! И он наведался к мистеру Эрншо! Я взвешивала эти слова, когда он ушел. Не лицемерит ли он, не явился ли в наши края, чтобы под маской дружбы чинить зло? Я мучительно раздумывала: предчувствие мне говорило, что появление Хитклифа — не к добру.

Около полуночи мой первый сон нарушили: миссис Линтон прокралась в мою комнату, присела с краю ко мне на кровать и, дернув за волосы, разбудила меня.

— Не могу спать, Эллен, — сказала она в извинение. — И мне нужно с кем-нибудь поделиться сейчас, когда я так счастлива! Эдгар не в духе, потому что я радуюсь тому, что для него неинтересно: он, если и раскроет рот, так только для глупых брюзжаний; и он сказал мне, что с моей стороны жестоко и эгоистично затевать разговор, когда ему нездоровится и хочется спать. Всегда он так устроит, что ему нездоровится, если что-нибудь не по нем! Я сказала несколько добрых слов о Хитклифе, и он заплакал — то ли от головной боли, то ли от мучительной зависти; тогда я встала и ушла.

— Что проку нахваливать ему Хитклифа? — ответила я. — Мальчиками они не переносили друг друга, и Хитклиф с такой же досадой слушал бы, как хвалят мистера Линтона: это в природе человека. Не докучайте мистеру Линтону разговорами о Хитклифе, если вы не хотите открытой ссоры между ними.

— Но ведь это показывает, какой он слабый человек, правда? — упорствовала она. — Я вот не завистлива: мне ничуть не обидно, что у Изабеллы, скажем, такие яркие желтые волосы и белая кожа, и что она так изысканно изящна, и что вся семья ее балует. Даже ты, Нелли, когда нам случается с ней поспорить, ты всегда принимаешь сторону Изабеллы; а я уступаю, как неразумная мать: называю ее дорогою девочкой и улащиваю, пока она не придет в хорошее настроение. Ее брату приятно, что мы в добрых отношениях, а мне приятно, что он доволен. Но они очень похожи: оба — избалованные дети и воображают, что в мире все устроено нарочно для них; и хотя я им обоим потакаю, думается мне, хорошее наказание пошло бы им на пользу.

— Ошибаетесь, миссис Линтон, — сказала я. — Это они потакают вам; и представляю себе, что здесь творилось бы, не стань они вам потакать. Вы, правда, порой уступаете им в их мелких прихотях, покуда их главная забота — предупреждать каждое ваше желание. Но может случиться, что вы столкнетесь с ними на чем-нибудь одинаково важном для вас и для них. И тогда те, кого вы называете слабыми, обернутся, глядишь, такими же упрямцами, как вы.

— И тогда мы схватимся не на жизнь, а на смерть, — не так ли, Нелли? — рассмеялась она. — Нет? Говорю тебе: я так верю в любовь Линтона, что, кажется мне, я могла бы убить его, и он, умирая, не пожелал бы мне зла.

Я посоветовала ей тем более ценить его привязанность.

— Я ценю, — ответила она, — но он не должен плакать из-за каждого пустяка. Это ребячество; и, чем пускать слезу, когда я сказала, что Хитклиф теперь достоин уважения в чьих угодно глазах и для первейшего джентльмена в наших краях будет честью стать его другом, он должен был бы сам это сказать и радоваться вместе со мною. Он привыкнет к Хитклифу — должен привыкнуть! — и, возможно, даже полюбит его. А Хитклиф, когда подумаешь, какой у него к Эдгару счет, — Хитклиф, по-моему, вел себя превосходно!

— А как вы смотрите на то, что он заявился на Грозовой Перевал? — спросила я. — Он, вижу я, переменился во всех отношениях: истинный христианин! Протягивает руку дружбы всем своим врагам!

— Это он мне объяснил, — ответила она. — Я и сама удивилась. Он сказал, что зашел разведать обо мне, полагая, что ты еще живешь там; а Джозеф доложил о нем Хиндли, и тот вышел и стал расспрашивать, что он поделывал и как жил; и в конце концов затащил его в дом. Там сидели какие-то люди, играли в карты. Хитклиф тоже подсел играть; мой брат проиграл ему некоторую сумму и, увидев, что гость располагает