Влюбленная. Гордая. Одинокая - Елена Левашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Конечно нет. Сейчас это не имеет значения. Ему хватает своих проблем.
– Ох, Любанька. Мы что-нибудь придумаем. Поговори с Богданом, дочка. У него есть знакомые в прокуратуре.
Не хочу разочаровывать маму. В сравнении с возможностями отца Мирослава и Руслана Шестака (почему-то я не сомневаюсь, что Диана подключит папу к делу) любые попытки помочь покажутся жалкими.
Наши объятия прерывает входящий телефонный звонок. Я утираю слезы и, придав голосу твердость, принимаю вызов.
– Добрый вечер, Любовь Петровна. Это Савелий Долецкий – адвокат Мирослава Боголюбова, – звучит на том конце провода.
– Добрый вечер. Слушаю вас, Савелий.
– Я хочу встретиться с вами. Будет удобно, если я подъеду на работу? Завтра часам к трем-четырем, – голос адвоката звучит важно, даже немного пафосно. Интересно, какой он в жизни?
– Конечно.
– Сохраните мой номер телефона. Я еще не раз позвоню.
Не могу объяснить причину, по которой простая просьба вызывает во мне приступ неприятной дрожи. Сбрасываю вызов и, тяжело вздохнув, прижимаюсь щекой к плечу мамы.
– Любаша, кто звонил? Ты побледнела, дочка. Может, водички?
– Мам, я объелась. Теперь тошнит, – строю кислую мину и становлюсь похожей на умирающего лебедя. – Звонил адвокат Мира. Я надеюсь на эту встречу, мамуль. Уверена, он поможет.
– Дай бог, дочка. Завтра пойду свечку поставлю за освобождение Мирослава и помолюсь. Нет, лучше у отца Анастасия сорокоуст заказать! Как думаешь?
– Конечно, закажи, мамуль, – обнимаю маму, испытывая невыразимое облегчение. Хорошо, что я сказала ей о беременности. Ошибается Александра Георгиевна, никакая я не сильная. Обычная девчонка. А вдвоем с мамой тяготы сносить легче.
Я почти месяц живу в Снегиреве. После красочного знакомства Боголюбова с Максимом (организованного благодаря моим глупости и ревности), я призналась тете Глаше в существовании тайного квартиранта. Как я и ожидала, Максим произвел на женщину приятное впечатление. Да и хитрюга Челси при появлении Глафиры Тимофеевны на пороге повела себя как настоящая леди – смиренно сидела на коврике и виляла хвостом.
Лисенок до сих пор дуется на меня за бессовестное вранье. Винит себя в нашем с Боголюбовым разладе и при каждой встрече повторяет: «Что теперь будет?! Я знаю Мира, он наверняка уже надумал себе о ваших отношениях с Максом черт-те что! Как ты могла не рассказать мне, что в квартире живет Максим?»
А мне какое дело, что он надумал? После аудиенции с Дианочкой я имела право злиться. Злиться и ненавидеть весь мир.
Утюжком выглаживаю волосы до блеска, делаю макияж, надеваю элегантный темно-синий брючный костюм и даже, превозмогая тошноту и слабость, брызгаю на шею духи. Отчего-то мне хочется произвести на Савелия Долецкого впечатление уверенной в себе деловой женщины, и ни в коем случае не попрошайки, жаждущей получить гонорар за ложные сведения.
О появлении Долецкого в холле банка мне сообщает охранник. Савелий Артемович возникает на пороге моего кабинета точно в назначенное время. И да – адвокат именно такой, каким я его вообразила себе, услышав голос в динамике телефона.
Клетчатый шерстяной пиджак идеально подчеркивает его широкие плечи, а белоснежная рубашка с черным галстуком оттеняет загар, наверняка приобретенный на одном из океанских курортов. Изящным жестом Долецкий закрывает дверь кабинета и, поскрипывая подошвами дорогущих туфель, подходит к моему рабочему столу.
– Добрый день, Савелий Артемович. Присаживайтесь, – взмахом ладони указываю на плюшевое кресло.
– Неплохо устроились, Любовь Петровна, – окинув придирчивым взглядом кабинет, протягивает он. – Очень неплохо…
Неприятная дрожь прокатывается по телу и сосредотачивается в руках: пальцы начинают предательски дрожать. Боюсь я его, что ли? Или мне есть чего стыдиться? Прячу руки под столом и выпрямляюсь.
– Спасибо, Савелий Артемович. Я много учусь, чтобы соответствовать должности и… этому кабинету, – одариваю Долецкого глуповатой улыбкой.
– Вы очень красивая женщина, Люба. И чего вам не хватает в таком случае? – прищуривается адвокат, поправив уложенную гелем длинную челку. От его прямого, слишком мужского взгляда щеки опаляет жаром.
– Простите?
– Спрошу прямо: какие отношения связывают вас с Боголюбовым?
– Мы встречались какое-то время, – выдавливаю хрипло, теребя в руках карандаш. – Но у нас слишком разное представление об отношениях, увы… Незадолго до преступления мы расстались.
– Смею предположить, что ваши показания чистой воды месть.
Долецкий забрасывает ногу на ногу и лениво откидывается на спинку кресла, демонстрируя скуку. А я зависаю на несколько секунд, ошарашенная его словами.
– Это Мирослав так считает?
– И он тоже.
– Боголюбов видел меня, а я его. Или ваш клиент и это отрицает? – не скрываю возмущения.
– Без показаний свидетеля обвинение развалится.
– Но свидетель есть. Или вы предлагаете мне изменить показания? Послушайте, Савелий Артемович, я не утверждаю, что Боголюбов убивал. Я сказала следователю, говорю и вам: я лишь видела Мира, выходящим из ординаторской.
– А нужно сделать так, чтобы не видели, – рявкнул Долецкий, пробудив в моем теле новый приступ липкой дрожи.
– Я не буду отказываться от показаний. Если Боголюбов не виноват, следствие докажет его непричастность. Просто не смогу дальше спокойно жить, если солгу.
Голос звучит неуверенно, и я ненавижу себя за расползающуюся внутри слабость.
Долецкий достает из кармана пиджака вышитый белый платок и вымученно утирает пот со лба. Затем шарит глазами по столу в поисках ручки и бумаги. Угадав его желание, протягиваю письменные принадлежности.
– Откажитесь от показаний, Любовь Петровна, отдохните где-нибудь на курорте, купите хорошую квартиру… – бубнит Долецкий, рисуя на клочке бумаги сумму с шестью нулями.
Меня тошнит. Молю бога, чтобы продажный пижон поскорее убрался. Глотнув из бутылки воды, отвечаю:
– А если он убивал? На что вы предлагаете мне пойти? Вы вообще… в своем уме?
– А если не убивал? Но, благодаря вашим показаниям, суд признает Боголюбова виновным.
– Так докажите его невиновность законным способом, черт возьми! А не подкупом свидетеля! За это вам и платят.
– Я еще вернусь, Любовь Петровна, – сухо произносит Долецкий, комкает бумагу и точным броском кидает ее в ведро. – А платят мне за то, чтобы я вытаскивал людей из тюрьмы. Любой ценой.
Когда за ним закрывается дверь, я срываюсь с места и лечу в туалет…
Глава 22
Мирослав
Не помню, когда я в последний раз вспоминал бога, но здесь, в тюремном заточенье, я молюсь ему каждый день. Можете посмеяться над циничным доктором, я не обижусь! Всегда считал себя хозяином и творцом собственной жизни, но жернова, в которые я попал, иначе как вмешательством потусторонней силы не назовешь.
– Боголюбов, на выход, – конвоир лязгает замком и распахивает дверь.
Без напоминаний становлюсь к стене и завожу руки за спину, позволяя холодному металлу наручников обжечь кожу. Статья сто пятая, по