Древняя русская история до монгольского ига. Том 1 - Михаил Погодин

Многими чудесными знамениями предвестилось, по замечанию современников, это бедствие. Солнце изменилось, и не стало давать света, как месяц снедаемый; явилась звезда на западе превеликая, пуская от себя лучи, будто кровавые. Семь дней видел ее народ с вечера по закате солнечном; Волхов в Новгороде шел пять дней вверх, и рыболовы в Киеве вытащили неводом детище уродливое, так что и смотреть было страшно летописцу.

Половцев мог бы удерживать один удалой князь Ростислав, сын Владимира Ярославича, отнявший Тмуторакань у Святославова сына Глеба. Он разнес по югу ужас русского имени, но вскоре погиб (1067), отравленный греками.

Между тем, «рать почал» (1065) наследственный враг Ярославичей, внук знаменитой Рогнеды, Всеслав полоцкий.

В 1067 г. он напал на Новгород, по примеру отца, сжег и ограбил его.

Ярославичи пошли на его волость, взяли Минск на щит, иссекли мужей, а жен полонили. На Немизе сеча была злая. Всеслав бежал. Братья зазимовали в Смоленске, и летом призвали к себе Всеслава на сейм, обещая с клятвой не причинить ему никакого зла. Тот поверил клятве, был вероломно схвачен на Рши и отвезен в Киев, где и посажен в темницу с двумя сыновьями, — ненадолго.

Половцы появились снова (1068). Ярославичи вышли к ним навстречу, но были разбиты на Альте и вынуждены искать спасенья в поспешном бегстве. Грабители «розсулися» по всей земле.

«Божие наказание, восклицает летописец, за грехи наши. Мы называемся христианами, а не погански ли живем? Игрища утолочены, и людей на них бывает столько, что толкают друг друга на бесовском позоре, а церкви в час молитвы стоят пустые. Трубами и скоморохами, гуслями и русальями, диавол отвлекает нас от Бога. Встретив на пути монаха, монахиню, всякий спешит домой назад, иной верит закыханью (чиханью) на здравье голове. Не поганские ли это обычаи? Вот за что казнит Бог нас, как и другие народы. Покаемся, братия, востягнем по добро, не будем платить злом за зло, клеветой за клевету, прилепимся любовью к Господу Богу».

Изяслав и Всеволод добрались до Киева, Святослав до Чернигова. Люди киевские сбежались вслед за ними и сотворили вече на торговище. Решено было еще раз попытать счастья с половцами. Варяжские наемники послали к князю за оружием и конями. Изяслав отказал. «Это Коснячко виноват, воевода», кричали люди, взбежали на гору на двор к нему, но не нашли его дома. Там разделились они на две толпы: одна бросилась к городовому погребу, а другая на княжий двор. Изяслав сидел в сенях со своей дружиной и смотрел из оконца, что делается. Люди, стоя внизу, начали перебраниваться с князем. «Видишь, князь, сказал ему Тукий, брат Чудинов, люди мятутся; пошли стеречь Всеслава». А в это время подоспела и другая толпа, отворившая погреб. Волнение увеличилось. «Худо дело, твердили бояре Изяславу, посылай к Всеславу, вели подманить его к окну и приколоть». Но князь не послушался, и люди в самом деле бросились с криком к темнице Всеслава. Тогда Изяслав увидел беду, и, испуганный, бежал. Люди пустились грабить княжее имущество, золото и серебро, куны и бель, а прочие, освободив Всеслава, поставили его среди княжего двора (1068, сент. 15).

Всеслав сел на киевском столе 15 сентября, в день Воздвижения святого Креста, «которому он поверил, замечает летописец, и который теперь спас его и возвеличил, а клятвопреступников наказал».

Половцы, между тем, опустошали все окрестности и подступали к Чернигову, но были отражены Святославом.

Изяслав бежал не туда, где в подобных обстоятельствах искали спасения его отец и дед, не на север, не к норманнам, которым теперь стало не до чужих дел, занятым своими смутами, он бежал на запад, в Польшу, к племяннику Болеславу II Смелому, сыну сестры его Марии и Казимира, — и польский король дал ему войско, с которым изгнанный князь киевский возвратился (1069) отыскивать себе стол своего отца. Всеслав вышел было к нему навстречу, но, увидев, что ему сладить не под силу, бежал ночью тайно от киевлян к себе в Полоцк (5 апреля).

Поутру проснувшись, киевляне увидели себя без князя, и поспешно возвратились в Киев, где сотворили вече.

На вече они решили просить помощи у Святослава и Всеволода. «Мы виноваты, послали они сказать братьям, прогнав своего князя, — но вот ведет он ляхов на нас. Ступайте защищать город отца своего, а если не хотите, нам неволя: мы зажжем его и уйдем в Греческую землю».

Люди были уверены, что там всегда радушный прием для секироносцев.

Святослав обещал заступиться и утешил киевлян. Вместе с братом послал он сказать Изяславу: «Всеслав бежал, противника тебе нет, не води ляхов. Если ты хочешь иметь гнев, то знай, что нам жаль отчего стола: мы вступимся».

Изяслав послушался братьев и отпустил ляхов. С немногими воинами и Болеславом приближался он к Киеву, а сына Мстислава послал вперед (1069). Тот пришел и начал свирепствовать, иссек 70 человек чади, которые выпустили Всеслава из темницы, одних ослепил, других обобрал, без всякого испытания. Киевляне вышли с поклоном к подошедшим между тем Изяславу и Болеславу (мая 2). Оставшиеся ляхи были распущены на покорм в Киеве, но их вскоре начали убивать хозяева, и король должен был спешить восвояси.

Изяслав немедленно отправился из Киева на Всеслава и выгнал его из Полоцка, где посадил сына Мстислава, и по внезапной смерти его, другого сына, Святополка (1069), которому, однако же, деятельный Всеслав не давал владеть спокойно своей вотчиной, и, наконец, вынудил уступить совершенно (1071).

Торг, где происходило враждебное вече, Изяслав согнал к своему двору на гору.

И Антоний, в подземной своей пещере, не избег гнева Изяслава по подозрению в расположении к ненавистному для него Всеславу. Черниговский князь, наслышавшись о его святости, рад был дать ему убежище у себя и прислал дружину, которая ночью похитила его из заточения и привезла в Чернигов, где в Болдиных горах выкопал он себе новую пещеру и прожил некоторое время.

Изяслав, однако же, помирился с ним и убедил возвратиться в Киев.

Он оказывал великое уважение и сотруднику его Феодосию. Однажды приехал он с немногими отроками и слез с коня у ворот, на коне никогда не въезжал он на монастырский двор. Привратник не пускал, говоря, что не велено отпирать ворот до вечерни. «Я князь, сказал Изяслав, меня ли ты не пустишь?» «Не велено пускать и князя. Если хочешь, подожди до вечерни». Изяслав послал его к игумену, а сам остался у ворот и дожидался ответа, пока Феодосий вышел и принял его, объяснив причину монастырского правила.

Изяслав часто оставался за трапезой, и, вкушая простых монастырских яств, говорил: «Отче, всех благих мира сего исполнился дом мой, рабы мои изготовляют мне всякие дорогие яства, но они не приходят мне так по вкусу, как твои; никогда у себя не ел я так сладко, как здесь. Отчего это происходит?» Феодосий, желая «уверить Князя на любовь Божию», отвечал: «Если хочешь знать, так вот отчего — когда у нас братия задумают что стряпать, хлеб печь или варить сочиво, то возьмут сначала благословение от игумена, потом положат три поклона перед алтарем, зажгут свечу от святого престола и разведут ею огонь. Вся служба совершается с молитвой и благословением Божиим, а твои рабы, работая, ссорятся, бранятся, клянутся, приставники их бьют, и все происходит с грехом». Изяслав, выслушав, сказал: «Поистине, отче, так есть, как ты говоришь».

Изяслав твердо сел в Киеве, наказав всех своих врагов, но ненадолго.

Приятнейший день, в продолжение нового трехлетнего княжения, для него и для всего народа, было перенесение мощей святых мучеников Бориса и Глеба, чудеса которых, пересказываемые в Вышгороде, разносились по всей Русской земле, в новую церковь, сооруженную великим князем киевским. Съехались братья со своими мужами и боярами. Собрались епископы и игумены, между которыми сиял своими добродетелями кроткий Феодосий печерский. К нему с любовью и благоговением обращались преимущественно народные очи. Стечение было многолюдное. Впереди шли чернецы с свечами, диаконы с кадилами, потом епископы, и, наконец, митрополит Георгий, за которым следовала деревянная рака. Сами Ярославичи несли ее на плечах. Лишь только открыли ее в церкви, как воздух наполнился благоуханием, народ прославил Бога, и сам митрополит, не веровавший доселе святости мучеников, пал ниц перед ракой и просил торжественно прощения. Он взял руку святого Бориса, приложил ее к своим глазам и сердцу, благословил ею Изяслава, Святослава, в бороде которого остался один ноготь, Всеволода, и всех людей. Пошли за Глебом. Нетленное его тело почивало в каменной раке. Ее поставили на сани и на веревках повезли в церковь. В дверях она стала и не шла. Велено народу воззвать: «Господи помилуй», — и она двинулась. Когда обе раки поставлены были на место, совершена была божественная литургия. Это было 2 мая 1072 года, день, оставшийся навсегда самым большим праздником для всей той страны. После литургии князья обедали вместе, каждый со своими боярами, весело и любовно.