Черное солнце - Ирина Арбенина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так, значит, прощелыга действовал по собственному почину? И у вас никаких сведений, порочащих генерала, нет?
— Именно так! У нас таких сведений нет. Если уж вам так приспичило, обратитесь в Общество защиты животных. Насколько я знаю, у них серьезные претензии к генералу.
— Ого! Что же он там-то натворил?
— Видите ли, они считают содержание диких животных в домашних условиях антигуманным…
— Понимаю. Я лично с ними согласна!
«Бедная Маша! — Светлова поежилась при воспоминании о желтых глазах рыси. — А вот поди ж ты… Оказывается, Маша под надежной защитой любителей природы!»
Итак, Орлов-Задунайский — прощелыга, а Тегишев благородный генерал! И жертва шантажа.
Жертва шантажа.
Вот это, очевидно, самое главное! Раз это пришло в голову Орлову, значит, и еще кто-то мог соблазниться этой возможностью — пошантажировать богатого человека, бизнесмена и генерала в отставке.
Но кто?
Уж не тот ли, кто уже поплатился за это жизнью?
Марион Крам… Маша Крамарова…
Неужели она его шантажировала?
Но почему именно теперь?
* * *Ведь, как оказалось, генерал и Марион Крам знакомы много лет, однако повод для шантажа возник, стало быть, только теперь?
Что-то случилось? Что же именно? Возникла некая критическая ситуация?
Или есть что-то, о чем Марион Крам давно знала, но теперь эта ситуация изменилась?
Или Крам просто вдруг понадобились деньги?
Кстати, ее дом-баржа довольно обшарпанная, и не так уж дорого баржа эта самая стоит. Но…
Но, возможно, дело не в деньгах, не в том, что их не хватало на ремонт. В Амстердаме самое ценное — место стоянки. Говорят, что это серьезная проблема: как, например, место сохранить, когда баржа уходит на покраску? Поэтому Марион ее и не ремонтировала, а вовсе не потому, что ей не хватало для этого денег.
В любом случае, кроме причины, которая могла бы толкнуть Марион Крам на шантаж, должен быть и возникший — очевидно, некоторое время назад — повод для этого шантажа.
Может, что-то все-таки существует, несмотря на всю сомнительность личности Задунайского, в его словах об оружии?
И не есть ли это секретное оружие — люди-зомби?
Зомбирование! Сколько, право, ходит слухов о секретных разработках спецслужб. Сколько написано и сказано на эту тему. Немало! Правда, толком так никто ничего и не знает. Выдумки? Или же нет дыма без огня?
А может, кто-то из жертв эксперимента вышел из-под контроля и начал действовать в свободном полете? Точнее, начала женщина-зомби?
* * *Пришлось Светловой опять жарить Гоше картошку. Ибо все их «профессиональные совещания» превращались в кормежки обладающего фантастическим аппетитом коллеги Ладушкина.
— Гоша, надо заняться версией шантажа, — осторожно начала Светлова, когда картошка подрумянилась, а поджаренный лучок стал хрупким и золотистым.
Анна, в общем-то, не знала, как отнесется к ее идее сам Ладушкин.
— Это поручение?
— Точно.
— О'кей! Будем отрабатывать!
— Не хочешь спросить?
— Не хочу. У матросов нет вопросов.
Светлова только благодарно вздохнула.
Как хорошо, что она не одна. И не нужно разрываться на части.
Хлопоты с картошкой — ничто по сравнению с тем, что можно вот так не тратить времени на объяснения: «А как мы будем это делать? А зачем? А почему?» — и прочие слова. Можно просто положиться на своего прожорливого соратника, а самой сосредоточиться на другом.
Потому что надо двигаться дальше.
Ведь список, который ей дала Инна Гец, еще не исчерпан.
В нем еще остается «не охваченный» Петербург.
И люди из этого списка мрут как мухи! А их, в отличие от желтоглазой зверюги Маши, получается, никто и не думает защищать. Никакое «общество защиты».
В Петербург Светлова решила ехать сама.
Глава 8
По вагону ходили глухонемые и разносили прессу. Аня купила.
— Можно я у вас журнальчик попрошу? — обратилась к ней соседка, не желавшая тратиться на периодику, но любившая, очевидно, ее почитать.
— Пожалуйста.
Женщина тут же увлеченно открыла журнальный разворот с фотографиями красавиц и углубилась в чтение.
— Ведь это надо! Какая она, оказывается, страшная! А ведь так посмотришь, когда по подиуму ходит — и не подумаешь!
— О чем не подумаешь?
— Ну, что она такая страшная.
«А вы и не думайте…» — хотела сказать Аня, поскольку, на ее взгляд, малопривлекательной соседке более подошло бы подумать о собственной внешности.
— Нет, вы только поглядите!
Соседке явно не хотелось оставаться наедине со своей радостью.
И она протянула журнал Анне.
Но разница, и вправду, была впечатляющей… Вот топ-модель Кейт Мосс сфотографирована в больнице. Оказывается, она недолеченная алкоголичка.
А вот — Кейт Мосс на подиуме.
Красавица и дурнушка.
А вот топ-модель Наоми Кэмпбелл. На одном фотоснимке Наоми — наутро после вечеринки. На другом — Наоми в только что сделанном макияже. Как говорится, «две большие разницы».
— Значит, если бы меня так накрасить?.. — радостно заголосила Анина соседка. — Значит, я бы тоже была как модель?!
«Ну, ты-то вряд ли…» — подумала Светлова несправедливо и мстительно, поскольку общительная соседка не давала ей сосредоточиться.
А вообще-то, да. Макияж, особенно на расстоянии, делает чудеса. И недаром говорится, что нет несимпатичных женщин, а есть только женщины плохо оформленные.
Аня закрыла глаза и сделала вид, что дремлет, чтобы не разговаривать с попутчицей, а спокойно подумать. Но не тут-то было…
— А еще ее, эту Кейт Мосс, лечили от анорексии! — радостно провозгласила попутчица. И редко Светловой приходилось слышать столько радости в голосе.
— А я ей сочувствую… — скорбно заметила Аня, чтобы напомнить женщине, что речь идет все-таки о тяжелой болезни, а не о том, что Кейт Мосс получила наследство…
— Вот с жиру бесятся! — продолжала рассуждать женщина. — Даже болезни у них какие-то не наши.
Анорексия вот эта, например… Ну, жрать, стало быть, отказываются… Да если бы меня так кормили, как эту Мосс, я бы счастлива была! А тут.., килограмм колбасы почти сто рублей стоит!
"Да я… Да мне… — мысленно передразнила Аня попутчицу. — Да уж если бы накрасить тебя, как Кейт Мосс, и дать столько колбасы, сколько модель может купить на свои миллионы.., была бы ты, несомненно, самым счастливым человеком на свете.
А пока, даже в отсутствие колбасы, все-таки нельзя так радоваться — ведь речь идет о тяжелой болезни…"
Светлова чувствовала, что начинает помимо воли раздражаться. Это означало, что она не в состоянии абстрагироваться от темной энергии, которая исходила от этой дамы.
Анорексия, и вправду, в наших краях болезнь нечастая, но от этого тем, кто ею страдает, не легче.
Излишняя худоба. Невероятная энергия.
Желание готовить, кормить, говорить, думать о еде. И полное, абсолютное к ней отвращение. Таковы ее симптомы.
Болезнь последней четверти века, болезнь молодых, почти подростков.
На Западе анорексия только за последние двадцать лет унесла уже десятки жизней.
Невероятно трудно распознаваемое заболевание.
За что только анорексию не принимают! И за гастрит, и за язву желудка, и за мигрень, а больные ею умирают от пневмонии.
Говорят, погибает без принудительного лечения каждый пятый или шестой пациент.
Знаменитая Твигги пережила клиническую смерть на почве крайнего истощения организма.
Анорексией страдала Джейн Фонда. Да, и Кейт Мосс тоже.
Ну, да все это, конечно, любопытно, но не имеет к делу никакого отношения!
Кто-то недавно упоминал при ней эту самую анорексию, и Аня попыталась припомнить кто. Ах, да!..
Настя Козлова говорила о какой-то девочке в Милфилде…
Вообще ее расследования казались иногда Светловой похожими на вязание — петелька, крючок, петелька, крючок… И так без конца. Одна отложившаяся в памяти деталь вдруг соединяется с другим, внезапно возникшим обстоятельством.
Когда это должно было произойти, Светлова испытывала нечто вроде волнения. Предчувствия, что вот сейчас что-то откроется, прояснится, проявится… Нечто похожее испытываешь в фотолаборатории, когда на неясной белизне фотобумаги начинает проступать картинка. Такое волнение отчего-то было у Ани и сейчас.
Но, кажется, ничего не случилось. Крючок не подцепил петлю.
* * *Мыслями Анна — если б еще не мешала словоохотливая соседка! — была уже в Петербурге.
Это был последний, третий адрес в списке Геннадия Олеговича Геца.
* * *В Петербурге Аня была готова ко всему.
Но Семенова не умерла. И даже не заболела. Стоявшая в списке третьей Антонина Семенова была абсолютно живой.
— У вас в квартире остались невакцинированные? — строго спросила Светлова, когда дверь квартиры тридцать семь приоткрылась.