Ночь оборотня - Светлана Сухомизская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Холера! – с досадой сказал Даниель. – Неужели он ежедневник потащил с собой в баню?
– Почему бы и нет? – откликнулся Себастьян из другого угла комнаты. – Может, он в парной какие-нибудь деловые вопросы решает.
– Ага! – хмыкнул Даниель и неожиданно вскрикнул:
– Себастьян!
Хоть меня и не звали, я тоже помчалась к нему, чудесным образом ухитрившись не пересечься ни с одним из неодушевленных предметов.
Фонарь Даниеля освещал раскрытую кожаную папку, в которой лежал прозрачный конверт с застежкой на кнопке. Сквозь пластик были отчетливо видны слова: «Евгения Прошина. Пороги. Автобиографический роман».
– Вот кто утащил рукопись! – торжествующе воскликнул Даниель. – Вот вам и улика, вот вам и мотив! Видать, она и про него ухитрилась невесть что написать!
– Не торопись. Все совсем не так, как ты думаешь, – остановил его Себастьян. – Видишь эти цифры? – Он ткнул пальцем в верхний правый угол титульного листа. – Это номер, под которым рукопись зарегистрирована в издательстве. Очевидно, Марк ее редактор. Поэтому то, что роман у него, ничего ровным счетом не значит.
– Но он никому ничего не говорил о нем! А ведь Захаров спрашивал его открытым текстом! – возразил Даниель. – И где все подготовительные материалы? Ни за что не поверю, что Прошина была так гениальна или настолько уж бездарна, чтобы писать прямо из головы и сразу набело!
– Да, – согласился Себастьян. – С этим надо будет разобраться. Одно лишь прояснилось – к краже рукописи Крымов, очевидно, отношения не имеет. В любом случае ее надо забрать с собой и внимательно прочитать.
– А если Марк обнаружит пропажу рукописи и начнет нервничать? – Я больше не могла молчать.
– Если он причастен к убийствам, он и так уже нервничает, – сказал Себастьян.
– Может быть, он совсем распсихуется и сделает какую-нибудь глупость. Тут-то мы его, голубчика, цап-царап! – Даниель продел в петельку ремешок кожаной папки.
Без особого душевного подъема я подумала, что, если Марк распсихуется, это может иметь самые печальные последствия для одной рыжей девушки, приятной во всех отношениях.
– Не волнуйся, – очевидно, читая мои мысли, сказал Себастьян. – Мы тебя в обиду не дадим.
В ту же секунду его мобильный телефон зазвонил – «наружка» предупреждала, что Марк садится в машину. Продолжать обыск не имело смысла, к тому же всем нам не терпелось узнать содержание романа, поэтому мы, аккуратно заметая следы нашего пребывания в жилище Марка, двинулись к выходу.
Вернувшись к Себастьяну домой, мы вместе с присоединившейся к нам Надей уселись в рядок на диван и принялись за чтение, передавая каждый листок по кругу.
Первым читал Себастьян, поэтому именно он заметил, что в рукописи не хватает двадцати семи страниц. Переглянувшись, мы продолжили читать дальше, а когда дошли до конца, стало ясно – самые худшие наши предчувствия сбылись.
В романе описывались детство с дачными приключениями и шалостями – безобидными и не очень, участие в школьной самодеятельности, драмкружок при Дворце пионеров, театральное училище, первое увлечение – студентом-режиссером со старшего курса, первая большая роль, друзья и недруги, удачи и провалы. О Крымове не говорилось ни слова. Вернее, именно те страницы, на которых говорилось о Крымове, в рукописи отсутствовали.
Разочарованное молчание повисло в комнате под стеклянным куполом.
– Надо было искать дальше! – Даниель вскочил с дивана и досадливо топнул ногой. – А теперь он обнаружит пропажу романа и перепрячет эти страницы куда-нибудь в другое место. Или – еще хуже – уничтожит!
– Думаю, он их давно уже уничтожил, – ответил Себастьян.
Даниель раздраженно вздохнул. И вдруг бросился к столу, на котором лежала кожаная папка. Развернул ее и обыскал карманы на левой стороне.
Раздался торжествующий вопль, и в руке у него оказались какие-то бумажки. По моему мнению, радоваться и вопить было не от чего – ни по количеству, ни по размеру, ни по виду бумажки и близко не походили на утерянные страницы. Однако вскочившие с дивана Себастьян и Надя явно не разделяли моего скепсиса.
Бумажек было две. На одной – очевидно, листке, вырванном из блокнота, – было написано почерком Марка: по-русски – «Алина Выжнич», несколько строчек цифр – телефонные номера – и по-немецки – «Die Psy-chotherapeutin».
– Психотерапевт, – перевел Себастьян. Вторая оказалась корешком квитанции об оплате услуг все той же Алины Выжнич.
– Что же получается, – сказал Даниель.
У них у обоих крыша съехала, что ли? Оба ходили к психотерапевту.
– Не думаю, – медленно ответил Себастьян. – Скорее всего это Марк нашел врача для Крымова. И Марк платил за его лечение.
– Но почему? – изумилась я.
– Чтобы выяснить это, нам надо поговорить с Вайсбахом.
И снова грянул звонок телефона. Я подпрыгнула на месте, потому что, честно говоря, эти звонки начинали уже действовать мне на нервы.
Как оказалось, не напрасно. Положив трубку, Себастьян сообщил нам, что Марк оторвался от «наружки» и скрылся в неизвестном направлении.
Глава 27
ГОРЯЩАЯ РУКОПИСЬ
Подбросив на ладони ключи от своего кабинета, Марк Вайсбах щелкнул выключателем и, провожаемый удивленным взглядом охранника в синей форме с бляхой на груди, торопливо зашагал по коридору, носящему следы недавнего ремонта – еще пахли краской стены, еще не вытерлось и не потеряло яркость цвета дорогое ковровое покрытие, еще ярко блестели незахватанные ручки дверей.
В кабинете, бросив на пол портфель, он левой рукой включил компьютер, правой поворачивая ключ в ящике стола. Постучал по клавиатуре, набирая пароль, достал из среднего ящика пластиковую прозрачную папку на кнопке – точно такую же, как та, которую из его квартиры забрали сыщики, – только розовую, а не желтую, вынул из нее стопку бумаги. Все эти манипуляции проделывались с невероятной скоростью и ловкостью – казалось, что у него не две руки, а по крайней мере четыре. Еще один ключ – самый маленький – поворачивается в замке контейнера для дискет, и одна из них – белая с красным ярлыком – оказывается в дисководе. На ней только один файл – «Porogi.doc». Несколько секунд – и он уничтожен.
Марк стремительно разворачивается вместе с вращающимся креслом к внушительных размеров белой корзине для мусора, над которой возвышается какое-то приспособление. Когда Марк вставляет первую страницу в прорезь приспособления, раздается негромкое жужжание. Листок превращается в комок бумажной вермишели. С непроницаемым лицом он отправляет в машинку для уничтожения бумаг страницы романа Прошиной – одну за другой.
Дверь кабинета с грохотом распахивается. На пороге – Даниель и Себастьян, брови сдвинуты, пальцы на курках пистолетов. За их плечами – бледное, перепуганное лицо Марины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});