Оборотная сторона правды - Дженн Мари Торн

Я улыбнулась.

— Звучит здорово.

Это звучало безумно.

Энди вздохнул.

— Видела мою маму в зале? — Нет, я не видела ее. — Она корчит барбиподобное личико. Я постоянно отговариваю ее.

— Барбиподобное личико?

Он показал и я расхохоталась. Далеко не Барби, скорее как кукольный щенок с раззявленной пастью. Его гримаса перешла в закатывание глаз.

— А дама-то серьезная интеллектуалка. Она получила степень магистра по французской литературе, но ты об этом никогда не узнаешь. Как только камеры… — он снова скорчил рожицу, на этот раз еще более кретинскую.

Я снова улыбнулась, но в этот раз взглянув на меня, он дернулся. Еще раз сжал руку и отпустил ее.

— Не надо было мне передразнивать маму. Она настоящая леди.

Он так внезапно посерьезнел, что я задалась вопросом, не случилось ли у него что-то дома, о чем он мне не сказал. Затем он остановился и повернулся ко мне с мрачным лицом.

— Какой была твоя мама?

Дыхание сбилось, будто он ударил меня.

— Прости, я не должен был спрашивать. — Его голова качнулась вперед, глаза потемнели, и у меня возникла потребность утешить его, как Гейба.

Но вместо этого я отстала. За прошедший год я не так часто рассказывала о своей маме. С ее похорон, когда Пенни прочитала перед всеми мое письмо, потому что я потеряла голос. И надо быть честной с собой, я с тех пор редко думала о ней. Не по-настоящему. Робко. Она всегда присутствовала в моих мыслях, как что-то, что вы можете уловить боковым зрением, но смотреть на нее прямо я не могла. Я позволяла себе только отблески письма, быстрые, легкие воспоминания, ничего значительного. Ничего, от чего могло бы стать больно.

— Она была замечательной, — произнесла я с трудом. — Она была великолепной матерью.

«Она была загадкой, — встрял мой разум. — Она оказалась не той, кем ты думала».

Энди покачал головой.

— Этот год тебя всерьез подзадолбал?

Я пораженно хмыкнула. Он подобрал точно описание.

— Да, — ответила я. — Но кампания меня отвлекает.

Он фыркнул.

— Прости. Я… да, прости.

Он не выглядел виноватым.

— А тебя не колышет кампания, да? — Голос мой прозвучал как я и предполагала, критично. Тут я вспомнила россказни об Энди, ликующе перечисленные Эллиотом на доске.

— Сложновато дергаться, — отозвался Энди. — То есть я хочу, чтобы моего отца переизбрали и все такое, но кампания в некоторой мере комедия. Игра власть имущих. А я в ней незаинтересованная пешка. Или даже можно сказать, ладья? Что она такое?

И он начал заливаться соловьем. Но меня сбить с толку было непросто.

— И поэтому ты напился на ужине с репортерами? Показать, что ты не пешка?

Он удивленно замер, от обвинения я почувствовала себя не в своей тарелке.

— Я не напивался. — Он повернулся ко мне лицом. Я подняла брови. — Правда! Думаешь, в баре меня обслужат, когда кругом пресса и половина правительства? Я притворялся! Хотел поглядеть, доложит ли кто. И угадай что? Никто этого не сделал.

— Люди говорят. Они говорят об этом в штабах.

— Что ж, это обнадеживает. Я полагаю. Чушь несуесветная.

Внезапно я почувствовала себя беззащитной, будто из кустов выпрыгнул разъяренный советник Тим, вопя: «Предательница»!

Я сжала зубы.

— Не в таком свете я вижу.

— Ладно. Как знаешь. Но я хочу сказать… будь осторожна. — Он посмотрел на вязы, обрамляющие площадь. — Они будут и дальше затыкать тебя и заставлять говорить точно по листочку. Но это здорово, если ты согласен с курсом партии. — Он метнул на меня взгляд. — Предполагаю, ты согласна.

Слова «жесткий курс» вспыхнули в моем сознании.

— Нет, не согласна. — Возразила я. Даже слишком быстро. Энди не выглядел убежденным. — У меня нет времени над этим подумать. Мне шестнадцать. Они не спрашивают моего мнения по отдельным вопросам.

— Пока нет.

Я повернулась к Энди, серые глаза которого выражали сочувствие, Энди, который не принимал участие в игре, отвоевавшей каждую позицию, и неприятное ощущение в желудке облеклось в слова.

— А что это? Звонишь мне. Приводишь сюда. Я, по-твоему, акт мести против кампании твоего отца? Шутка, розыгрыш? Что?

Он не ответил.

— Признайся.

Он открыл рот, но не произнес ни звука. Это было хорошим подтверждением. Господи, я была такой дурой!

Я отвернулась, скрывая лицо, и ушла, хотя чувствовала это желание несколько часов.

— Стой, Квинн!

Я слышала, как он за мной бежит, пока его рука не коснулась моей и не остановила меня. Я собрала оставшийся клочок достоинства.

— Благодарю за концерт, Энди. Но я не заинтересована в пешках.

— Все не так.

Он снова смотрел на меня. Пытался, во всяком случае. И снова я чудовищно хороша в гляделках.

Наконец он вздохнул, тело сменило привычную дерзкую позу.

— Ну хорошо, во-первых, я думал навести веселого шороху на вечеринке у Таубера для тех, кто увидел наш разговор. Но потом… не знаю… просто… Ты показалась мне интересной. С каждой нашей беседой ты казалась мне интереснее и интереснее. Поэтому я и преследую тебя.

Я могла бы сказать ему, какой он бестолковый и что не считаю это за преследование. И так и быть, все нормально. Но я этого не сделала.

Он стал первым моим настоящим другом за лето. А может и за более долгое время — с самой Калифорнии, с тех пор как Пенни стала голосом в трубке, а единственная, кто знал меня лучше, чем я сама, стала воспоминанием, не больше — не могу сказать наверняка.

Какие бы ни были у Энди недостатки, он стоял здесь. Жил, дышал. Волновался, уйду ли я.

— Я человек честный, — он нервно запустил руку в волосы. — Хотя именно это и сказал бы лжец. Но я серьезно. Я никогда тебе не лгал. И все тебе расскажу. Только попроси.

Я дерзко вскинула брови. Спросить хотелось о многом. Я выбрала самое простое.

— Откуда у тебя этот шрам?

Его рука метнулась к щеке.

— В лакроссе. На дюйм выше — и я бы остался без глаза. Служба безопасности переусердствовала.

— Ну хорошо, — на губах против воли расцвела улыбка. — Я тебе верю.

— Да, — он опустил руку. — Так у нас все отлично? Теперь-то ты будешь мне доверять?

Я мотнула головой. Не ответила. У нас все отлично, но я хотела узнать о нем побольше, прежде чем начну доверять.

Когда мы проходили мимо Эндрю Джексона, Энди пихнул меня плечом и коснулся запястья. По дороге к машине, которая меня подобрала, я чувствовала его тепло за два дюйма между нами. Когда мы добрались, Энди открыл для меня заднюю