Пандемия - Франк Тилье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они перепрыгнули с берега на берег. Блуждая в этом лабиринте, Шарко понимал, что не сможет найти дорогу без своего проводника. Даже его телефон здесь не ловил сеть. Он оценил, до какой степени подземный Париж сложен, непостижим, с его станциями метро, катакомбами, канализацией. Столица стояла на настоящем сыре с дырками, где жили странные животные, а возможно, и человеческие существа, никогда не выходившие на поверхность. Обитатели ада…
– Еще далеко?
– Мы где-то на полпути. Ага, я же вам говорил, сами напросились.
Да, он сам напросился, и уже жалел об этом, хоть и не далее, как вчера, сетовал, что вынужден ловить людей, сидя за компьютером. Сегодня он предпочел бы мониторы дерьму.
Они спустились еще ниже. Стены сжимались, потолок давил. Шарко чувствовал, как бурлит вокруг него органическая жизнь. Растения, насекомые… Плескалась вода, луч его фонаря шарил в полнейшем мраке.
Шомбо осветил дохлую крысу на их пути:
– Осторожно.
Франк отскочил слишком поспешно и ускорил шаг. На его ботинки было страшно смотреть, одежда пропиталась тошнотворными запахами. Как бы то ни было, отступать поздно. Они шли друг за другом молча, но Шомбо все чаще останавливался, светя фонарем в темные ниши. Один черный комок как будто двигался. Шарко сощурил глаза. Да, одна из дохлых крыс подрагивала, волоски ее шевелились.
– На ней столько блох, что подумаешь, живая.
Шарко поморщился, это было омерзительно. Здесь и смерть шла в ход, ничего не пропадало. Они шли еще долго, за последним поворотом пришлось пробираться между двумя балками, скрещенными гигантской буквой Х. Перед ними начинался квадратный туннель не больше полутора метров в ширину. Справа была прибита синяя табличка вроде тех, на которых написаны названия улиц: «Аварийное состояние, угроза наводнения и затопления. Вход строго запрещен».
– Вот. Пройти туннель, и мы на месте.
– Наконец-то…
– Осторожней, пригнитесь, чтобы не приложиться головой. Раны здесь воспаляются в два счета.
Они нырнули в черный зев, Шомбо впереди. Шарко шел согнувшись, держась руками в перчатках за стенки туннеля. Рабочий обернулся посмотреть, все ли в порядке, и вдруг направил фонарь за спину Шарко, на вход. Глаза его расширились.
– Черт! Позади вас кто-то есть!
42
Шарко обернулся.
Луч фонаря на долю секунды выхватил из темноты силуэт, смотревший прямо на них.
Сыщик успел увидеть длинный загнутый клюв – и тень исчезла.
Человек-птица…
Шарко сорвал правую перчатку, схватил пистолет и, двигаясь точно сломанная кукла, побежал ко входу.
– Стой!
Он с трудом выпростался из узкого зева. Силуэт уже сворачивал в другой туннель, ловко прыгая над водой. Франк больше не раздумывал, он кинулся в погоню, несколько раз едва не растянувшись. Подошвы скользили, он задевал поток, утекавший во тьму. Он устремился в подземелье так быстро, как только мог, фонарь светил на манер маяка, оттого что приходилось балансировать руками.
Тяжелое дыхание, поток кислорода. Он сорвал маску, переводя дух. Ноги в дерьме. Он обошел какой-то аппарат, стального тролля, прицепившегося к гигантской трубе. Ржавые цепи свисали, точно щупальца.
Выбежав в полость пошире, он уже слышал только далекое хлюпанье шагов. Коридоры расходились в разных направлениях. Сыщик прислушался, но не смог определить, откуда доносятся звуки. Он устремился наобум в один из коридоров, соскользнул по покатому склону, который заканчивался тупиком. Упершись руками в колени, перевел дыхание.
– Черт-те что!
Он повернул назад, кипя от ярости. Итак, теперь он тоже видел птицу. Этот ряженый тип бродил по канализации. Жилец тьмы. Следовал ли он за ними? Знал ли, что они сегодня спустятся?
Сыщик огляделся, не зная, куда идти. Он уже не ориентировался. В пылу погони он не следил за дорогой. Все было похоже, отверстия, туннели. Он свернул в один, ничего не узнавая.
И вернулся назад, уже в панике.
– Эй! Я здесь! Месье Шомбо!
Его голос гулко отдавался от стен и эхом возвращался к нему. Он попытался успокоиться, совладать с дыханием, сосредоточиться и действовать методично. Стал звать через равные промежутки времени. Тишина окружала его, нарушаемая лишь цоканьем крысиных коготков вдоль стен. Цок-цок-цок-цок. Круглые черные глазки смотрели прямо на него. Шарко ускорил шаг, снова побежал и закричал.
И тут наконец до него донесся голос проводника:
– Продолжайте звать и стойте на месте! Я иду!
Шарко повиновался, чутко прислушиваясь. Крысы могли выскочить откуда угодно, и он знал, что заорет, если эта мерзкая тварь его коснется. Три минуты спустя они встретились с Шомбо. Тот обшаривал лучом фонарика каждый уголок.
– Что это было?
– Тот, кого я ищу. Тип, который за каким-то бесом рядится птицей и бродит по туннелям.
– Дерьмо…
– Очень точно подмечено.
Они вернулись в узкий туннель. Шарко шел осторожно, обходя дохлых крыс. Он снова надел маску, дышал прерывисто. Запах стал невыносимым.
Они прошли по толстой решетке, под которой журчала вода. Теперь Шарко почти удалось выпрямиться. Огромные балки были совсем рядом с головой; сорванные трубы, изломанные куски стали торчали, точно кинжалы.
Наконец они вышли из тесной горловины в более просторное помещение.
Оба застыли на месте, светя фонарями во тьму.
Невероятно!
43
– Идите сюда!
Амандина ждала у поста охраны Пастеровского института. Она подбежала к Люси, которая звала ее из машины, и села на пассажирское сиденье.
– Рукопожатия, насколько я поняла, исключены.
– Но я рада вас видеть… Куда мы едем?
– Будучи полицейским, учишься делать много дел одновременно, и это особенно актуально сейчас. Так что я слушаю, что вы хотите мне рассказать, и параллельно еду в отель «Меридьен Этуаль». Ваша коллега Северина Карайоль, похоже, проводила там время с призраком.
– Как это – с призраком?
– Патрик Ламбар, настоящий, умер пять лет назад. Этот врач из Второго округа скончался от рака в две тысячи восьмом году, – объяснила Люси. – Меня просветила секретарша медицинского центра, где он работал.
Дав Амандине переварить информацию, Люси добавила:
– Мы получили результаты вскрытия, их уже сообщили вашему шефу. Ваша коллега Северина не покончила с собой, ее отравили цианидом. Метод старый, но действенный. Но расскажите мне, что вы обнаружили сегодня утром. Коротко и ясно.
Амандина помедлила с ответом, переживая шок от свалившихся на нее откровений.
– Я порылась в памяти аппарата под названием термоциклер. И узнала, что Северина проанализировала больше трехсот незарегистрированных проб за период с девятого марта до третьего октября тринадцатого года. Есть одна вещь, над которой я раздумывала и никак не решалась мысленно сформулировать, но… после того, что вы мне сказали, загорелся красный свет.
Люси свернула на авеню Бретей:
– Я вас слушаю.
– Я не знаю, когда точно познакомились Северина и этот псевдо-Ламбар, но где-то в начале года. В январе, может быть, в феврале, трудно сказать. А насчет их разрыва, Северина как раз сказала мне, что это случилось полтора месяца назад. Ламбар, или кто он там, ушел и больше не подавал признаков жизни, это сломило Северину.
– То есть, если брать глобально, длительность их загадочных отношений соответствует периоду, в который Северина делала левые анализы?
– Да, в точности.
– Как вы думаете, почему Северина это делала? Мог ею манипулировать этот Патрик Ламбар?
– Любым из нас могут манипулировать. Идеальных людей нет. Всегда найдется слабое место. Деньги, любовь, мечта… Северина занималась работой, которая нравилась ей все меньше, я это видела. Для нее это был конвейер. Она анализировала вирусы, а могла бы собирать двигатели машин, ей было все равно.
– Что она искала в этих незарегистрированных пробах? Зачем были нужны эти призрачные анализы?
– Лаборатория, где она работала, изучает исключительно вирусы гриппа. Значит, вирус гриппа она и искала. Вероятно, тот самый, что распространяется сегодня.
– А откуда, по-вашему, брались эти пробы?
Амандина посмотрела на убегающие дома, глубоко задумавшись, потом повернулась к Люси:
– Это и есть главная загадка. Мы думали о генетической манипуляции, но это представляется все менее вероятным, учитывая количество проб, проанализированных Севериной. Она охотилась за этим вирусом, почти наверняка. И это непонятно.
Они проехали по мосту Альма. Амандина покачала головой:
– История сложная, темная. Я пока не могу связать факты. Скажите, если настоящий Патрик Ламбар умер, мы имеем дело с присвоением личности, так ведь?
– Не уверена, что «присвоение» – то слово, и не знаю, как далеко зашел Ламбар в своей лжи. Вот я вам сказала, что меня зовут Люси Энебель и я служу в парижской уголовке. Могут пройти месяцы, прежде чем вы узнаете, что мое настоящее имя Мадлен Флорез, что я работаю в какой-то конторе и никогда в жизни не служила в полиции. Это скорее просто ложь, чем настоящее присвоение личности. Так, наверно, и было с Севериной. Этот человек лгал ей с самого начала, а она ничего не проверяла. С какой стати, если он втерся к ней в доверие?