Золотая шпора, или путь Мариуса - Евгений Ясенов

Да нет, не тот у Эльзы характер, чтобы считать счастьем сытую жизнь за мужем-карьеристом. Возможно, она боится, что их подслушивают? Так или иначе, придется говорить открытым текстом. Она сама его к этому толкает. Он уже достаточно фланкировал позиции, которые занимает Эльза. Пора приступать к общему штурму.

— Нынче я хотел прокрасться к милой, на замок закрыты были двери, но ведь ключ всегда при мне в кармане, — с чувством продекламировал Уго. Эльза удивленно вскинула стрельчатые брови.

— Черненькая, — сказал Уго тихо. Она вздрогнула, услышав прозвище, которым Уго называл ее когда-то — в те дни, когда между ними ничего не стояло, кроме их любви.

Уго еще раз убедился, что она стала сильной и удар держать умеет. Любовное прозвище не смутило ее, не пробило брешь в ледяной стене бесстрастия. Своими черными горящими глазами она без тени смущения посмотрела в глаза любимого — тоже черные, но навыкате, бесстрастные и маслянистые. При желании в лице всякого любимого можно найти массу недостатков: узкий лоб, уродливо сросшиеся брови, непропорционально короткая шея, длинный нос… Все зависит от установки.

Эльза ждала продолжения.

— Черненькая, — повторил Уго, продолжая борьбу, ибо шестым чувством ощутил, что победа возможна. — Неужели ты думаешь, что я уйду так просто?

Уго был почти уверен, что она не станет продолжать свою хитрую игру. Главное — любой ценой сбить ее на выяснение отношений. Но в глубине души Уго страшно боялся, что она скажет ему: "Не понимаю тебя. Что значит черненькая?"

Но Эльза приняла подачу.

— Ты уйдешь, когда я прикажу. Или тебя отсюда вышвырнут, — сказала она. Голос ее гневно дрогнул, а глаза прожгли Уго до самой селезенки. Отлично, подумал Уго. Вот ты и попалась, голубушка. Бесстрастная женщина — это нонсенс. Ты прекрасно держала себя в руках и боролась со своими чувствами, но с самого начала была обречена. Страсть тебя достала, и иначе быть не могло, потому что ты — женщина. И теперь ты — моя.

— Но ведь ты не станешь приказывать? — вкрадчиво спросил Уго.

Она продолжала смотреть ему прямо в лицо. Но вспыхнувшее в ее глазах озлобление исчезало со сказочной быстротой.

— Чего ты хочешь? — устало спросила она. И Уго подумал: вот она, победа.

— Я могу говорить откровенно? — спросил он, оглядываясь на дверь.

Она саркастически усмехнулась:

— Муж знает о тебе все. Даже больше, чем следовало бы.

Уго понял, на что она намекала. То есть, даже подслушав их разговор, Роберт Граппс ничего нового для себя не почерпнет. С другой стороны, она ясно давала понять, что не собирается компрометировать себя никакими неосторожными замечаниями. Но ясно ли она давала это понять?

— Может пригласим его? — не удержался и съязвил Уго, но тут же об этом пожалел: лицо Эльзы словно окаменело. Перебор!

— Пожалуй я все-таки прикажу тебя вышвырнуть, — медленно произнесла она.

Уго поднял руки: меа, мол, кульпа!

— Я оказался в Реккеле по делу и имею немного свободного времени, — объяснил он. — Разве мог я не отыскать тебя?

— Зачем?

— Я-то тебя люблю, — сказал Уго и почувствовал угрызения совести. То, что он испытывал сейчас к Эльзе, на любовь походило не больше, чем какавелла на какао.

— Неужели? — нахмурилась Эльза. — Кто же убегает от любимых, не сказав ни слова, как вор, как трус! Почему же ты молчал пять лет? Почему ни словом не обмолвился, что любишь меня по-прежнему? Что я должна была думать? Я, дура, ждала тебя, убивалась!

Буря эмоций, которую Уго намеренно инспирировал, была ему совершенно на руку. Женщины! Разве хоть одна из вас откажется от возможности выложить все, что думает?

— Я ведь тебя, дорогая, с самого начала предупреждал, что так может случиться, — невозмутимо заметил Уго, с удовольствием принимая инициативу разговора в свои руки. — Вспомни, как я говорил: тайну моих занятий выдать не могу, но мои занятия могут заставить меня уехать однажды очень далеко и надолго. Так и случилось.

— Да ведь уехать можно по-разному, — едко заметила Эльза. — Ты ведь даже проститься не соизволил.

— Что ж, так сложилось исторически. Не мог я проститься.

— А потом написать — что, тоже не мог?

Уго предпочел промолчать. Ей не объяснить, как долг борется с чувством и как ты заставляешь долг победить, причем за явным преимуществом.

— Мне все ясно, — констатировала Эльза. — Ты говоришь, что любишь меня? А я тебе не верю и не люблю тебя.

— Ты можешь болтать все, что угодно, — печально сказал Уго. — Я-то не слепой.

Эльза возмущенно вдохнула и выдохнула. Потом успокоилась.

— В конце концов, это уже не важно. Я тебе сказала, что нашла счастье. Ты, конечно, не поверил. Но это правда. Мне хорошо с ним, — она кивнула куда-то вдаль, где, видимо, полагалось находиться капитану Граппсу. — И я не собираюсь ничего менять.

— Да кто тебя об этом просит? — спросил Уго как можно более нейтрально. — Живи, как тебе нравится. А я, пожалуй, пойду. Тебя я увидел — больше мне здесь делать нечего. Если жизнь проходит мимо — значит, ты ей не нужен.

Уго остался доволен собой, особенно — своей последней фразой. Он поднялся и медленно, чтобы дать ей время, двинулся к двери. Черт, неужели она так и ничего и не скажет? Вот и дверь. Холодея от разочарования, Уго взялся за ручку. Прощай, вино в начале мая — а в октябре, прощай, любовь!

— Постой! — сказала Эльза.

Как дрессированный суслик по команде, Уго тотчас развернулся на 180 градусов. Нужный тембр голоса на человека действует сильнее, чем электрический разряд.

По лицу Эльзы ясно читалось, что она пока не приняла решения. Собственно, Уго она и задержала как раз для того, чтобы иметь время принять решение. А то потом сожаления загрызут. Нет, не забыла она своей первой любви! Есть болезни, против которых время бессильно так же, как и медицина. Сейчас Эльза, очевидно, лихорадочно прикидывает, какие разрушения в ее так называемом счастье произведет старая любовь. Ведь когда прошлое сталкивается с настоящим — добра не жди. Жди руин.

— Подойди! — сказала она наконец, и сказала очень твердо.

Уго приблизился к креслу, но не вплотную. Оробел. Она посмотрела на него снизу вверх и встала. Их лица оказались в такой близости, что выбора не оставалось. Ее черные пылающие глаза впились в его лицо. Уго почувствовал, как приливает кровь к голове. Да, черт возьми, не только к голове! Она положила руки ему на плечи, приподнялась на цыпочки и приложилась к его губам так же приапически, как в былые дни. Телесный контакт в личных отношениях так же важен, как чувство долга — в делах общественных. Сказочный сон длился секунд пятнадцать. Затем Эльза решительно, даже резко освободилась из объятий.

— Ты доволен? — бросила она. Да, я люблю тебя и любила всегда. Но, прошу тебя, если ты ко мне хоть что-то чувствуешь — не беспокой меня больше никогда!

С грустным видом Уго понимающе кивнул.

— Разве ты можешь дать мне себя? — продолжала Эльза с болью в голосе. — Ведь это все, что мне надо. Но у тебя — твое проклятое дело, которое для тебя важнее всего. Есть ли хоть один человек, через которого ты не переступишь ради дела? Ты самовлюбленный, жестокий тип!

Уго почувствовал искреннюю обиду.

— Да разве я через тебя переступил? Ты никак не поймешь, что любить мне просто противопоказано. — А! — радостно подхватила Эльза. — Значит, любить ты не можешь? Что же ты мне тогда здесь поешь?

— Человек без обмана так же редок, как рыба без костей, — не удержался Уго и процитировал одного из античных любомудров.

— Хватит твоих дурацких фразочек! — решительно сказала Эльза. — Я сказала все, что могла, и буду очень признательна, если ты исчезнешь из моей жизни.

Уго, не отрываясь, смотрел на нее. Маленькая, удивительно ладная, с фигурой далеко не аристократической, она выглядела куда грациознее графинь и баронесс с их искусственными осиными талиями! От природы легкая, как ветер, она каждым изгибом своего тела демонстрировала то, что беспомощно называют женственностью, не в силах адекватно выразить суть той пластичной энергии, которая заставляет мужчин сходить с ума без видимых причин. Уго с удовольствием отметил: даже под просторным голубым платьем видно, что грудь ее стала заметно выше, бедра — круче. Как должны завидовать ей те же аристократки, в большинстве своем плоские, как доски!

Господи, как нам мешает дефицит искренности! Вот, например, в древнем Бабагане вопрос с женщинами был решен в корне. Там на рынке ты мог купить любую. И покупали не только богачи, но и неимущие. Если продавец видел, что женщина не пользуется спросом, он отдавал ее любому желающему, да еще и приплачивал.

Сальвулы называют дураком того, кто не совершил восхождение на священную гору Панас. А того, кто поднимался на Панас дважды, они называют дважды дураком.