«Окопная правда» Вермахта. Война глазами противника - Артем Драбкин

В 1934 году я пошел в народную школу. Тогда четыре класса учились в одном помещении, и я всегда смотрел, какой материал будет в следующем году. Практически я учился на год вперед. Я был не самый плохой ученик. Когда мне было 10 лет, я поступил в Юнгфольк (младший Гитлерюгенд). Это не было принудительно, как иногда сейчас говорят, это было добровольно, но, с моральной точки зрения, это было необходимо. В Юнгфольк я был юнгшарффюрер, командир отделения, состоявшего из 9—12 товарищей. У нас были игры на местности, палаточные лагеря, нам это очень нравилось, это было прекрасное время.

В 1934 году бывшие ÄDÄ-генералы, генералы бывшего рейхсвера, которые потом нас предали, рассматривали СА как могучую силу, которая могла бы отобрать у них власть. Поэтому они повесили на Рема клеймо «гомосексуалист», и его, и многих верных ему товарищей из СА просто расстреляли в Бад Вииссее. Гитлер это практически разрешил, а потом говорил, что его самых верных товарищей расстрелял этот армейский сброд, эти генералы, ублюдки. Это мне рассказывал Рохус Миш [Rochus Misch], радист Гитлера, который с 1940 по 1945 год постоянно был с Гитлером.

Мой дядя был предводителем СА в Бад Кезен. Пришли люди из гестапо, арестовали моего дядю, арестовали моего отца. Моя тетя, жена барона фон Эберштайна, который тогда исполнял обязанности главы полиции Мюнхена, тоже имела большие проблемы. Но Фриц Заукель тогда спас моего отца. Вы должны это знать, как с самого начала вели себя генералы, эта прусская знать, которая с самого начала играла с Гитлером, предавала его. Мы проиграли войну только потому, что нас предали.

Когда мне исполнилось 14 лет, я добровольно вступил в Гитлерюгенд. В Гитлерюгенде мы проходили начальную военную подготовку. Изучали пневматическое оружие, потом мелкокалиберное оружие, делали упражнения с ручными гранатами, бросали их на дальность и точность. Кроме того, была хорошая спортивная подготовка. В Гитлерюгенде я тоже был командиром отделения [Rottenführer], «ротте», это 9—12 юношей Гитлера. В школе начиная с 1939 года я вел фронтовой дневник, отмечал каждый день изменение линии фронта. Я был очень увлечен военным делом и слушал все военные новости по радио, мне это нравилось. В 1942 году я окончил народную школу вторым в списке и, как выпускник народной школы, мог пойти учиться на банковского служащего. Первым был швейцарец (саксонская Швейцария. – Пер.), которого мы звали Колли. Он был лучше меня в спорте. У меня был большой недостаток – я не умел плавать, потому что река Ильм, которая текла рядом, для плавания была непригодна.

Один офицер СС мне сказал, что я могу стать фюрером СС. В армии были офицеры, в СС офицеры назывались «фюрер». Я тогда уже для себя определил, что я буду штабным офицером. У тех, кто записывался в СС добровольно, было большое преимущество, они уже через два года могли стать офицерами, кроме того, во время обучения они получали стипендию.

Я пошел в Имперский тренировочный лагерь СС для бывших командиров Гитлерюгенда, который находился в Чехии. Там нас очень, очень жестко муштровали. Эсэсовские офицеры сразу за нас взялись, но нам после Гитлерюгенда, после начальной военной подготовки, которую мы получили, было не так тяжело. Обучение продолжалось примерно восемь недель. После обучения я ехал домой через Прагу, и в Праге мы зашли в пивную на Карловом мосту. Мы были в униформе Гитлерюгенда и самым вежливым образом попросили пива. Представьте себе, пива нам не дали и еще и оскорбили! Был прямой приказ вести себя прилично, и мы без всяких комментариев вышли из пивной. Чехи во время войны жили лучше всех в Европе, исключая Швейцарию. Их не призывали в армию, их не бомбили, они все работали в оборонной промышленности и хорошо зарабатывали, продовольственное снабжение они получали по высшей группе А. Гейдрих, которого потом убили англичане, был, собственно, благодетелем чехов. Его убили, так как англичане боялись, что чехи солидаризируются с немцами. Чехия раньше принадлежала Императорской и Королевской монархии, была исконно немецким районом на протяжении сотен лет.

Я вернулся домой, в Ваффен СС можно было поступать только с 17 лет. На призывной комиссии в СС обнаружилось, что у меня недостаточный вес. Мне 17 еще не было, и я должен был работать на Имперское трудовое агентство. На комиссии сидел представитель Агентства, офицер люфтваффе. Он сказал врачу призывной комиссии: «Доктор, не беспокойтесь, мы его откормим». В Имперском трудовом агентстве я провел лучшее время в моей жизни. Я работал на аэродроме, снабжение люфтваффе было, разумеется, великолепным, кроме того, тем, кому не было 17 лет, давали дополнительный паек. Так и получилось.

Мы работали в ангарах, в которых самолеты заправляли и ремонтировали. Однажды наши истребители сбили бомбардировщик, он упал в лес, там был лесной пожар, и нам приказали его тушить. Я там отравился дымом и был отправлен в лазарет. Наконец мне исполнилось семнадцать. Я вернулся домой, моя мать меня сфотографировала, еще в униформе Имперского трудового агентства, но потом все эти фотографии были утрачены.

Вскоре пришла повестка прибыть в Нойцелле у Губена в учебный и резервный батальон 3-й танковой дивизии СС «Мертвая голова». К счастью, там было только военное обучение. Мы изучали карабин 98к и MG-34, а здесь были пулеметы MG-42 и штурмовой карабин 44/45, великолепное оружие, с магазином на 36 патронов, с укороченными патронами со стальной гильзой, того же калибра, как карабин 98к. Нас учили жить в свинарниках, на сеновалах, в окопах – это была хорошая практическая подготовка к фронту. Бывало, все наши вещи выкидывали из окон казармы, и мы в кратчайшее время должны были привести все в порядок. Вы знаете старую поговорку: пот экономит кровь, тяжело в ученье – легко в бою. Постоянные 25-километровые марши с полной выкладкой, постоянная муштра – это было действительно ужасно.

Я был кандидат в офицеры СС. Я отучился на банковского служащего, у меня была гарантия стипендии, я был доброволец. Я должен был учиться на штабного офицера, но командир роты перевел меня на полевого офицера, потому что многие товарищи были ранены или убиты. Я должен был пройти испытание на фронте, потом полгода школа юнкеров, потом опять полгода испытание на фронте. Во время испытания на фронте надо было получить или значок «Ближний бой», или Железный крест второго класса, или оно продлевалось еще на полгода. Большинство шли в жопу во время первого испытания на фронте. И в 19 лет я мог стать офицером, унтерштурмфюрером СС. Не имея права поступления в университет, даже не окончив среднюю школу, достаточно было только среднего профессионального образования. Такое было возможно только в Ваффен СС. У нас не было господ, мы обращались друг к другу не «герр», а только по званию.

Наше товарищество было великим. За кражу у товарища у нас немедленно была штрафная рота. В первый же день обучения в СС нам сказали, что, если кто-нибудь из наших командиров к нам безнравственно приблизится, мы должны немедленно об этом докладывать. Мы не поняли, о чем речь, но нам объяснили, что речь идет о гомосексуализме – одном из четырех смертельных грехов Ваффен СС.

Была проверка на храбрость. Ее проходили добровольно, и прошедший получал нашивку на рукав – тонкую полоску с вышитой серебряной Мертвой головой. Тогда девушки были не такие, как сейчас, когда солдат приходил домой в красивой униформе и с такой нашивкой, они на него бросались. Я тоже хотел иметь такую нашивку. Проверка на храбрость была ужасна, когда я сейчас об этом думаю, я понимаю, что мы были очень легкомысленными. Она состояла из трех частей: надо было спрыгнуть с 4-метровой высоты в полной выкладке – это самое простое. Потом надо было бросить ручную гранату в окоп с товарищем, а он должен был бросить ее дальше, пока она не взорвалась. А потом наоборот, я сидел в окопе, а товарищ бросал в меня гранату. Последнее испытание состояло в том, что надо было вырыть окоп, забраться в него, а танк должен был над ним проехать. Гранату я с первого раза прошел. Земля была очень твердая, и пока я рыл окоп, я потел, как бык, но танк не мог попасть гусеницей на окоп – это не засчитывалось. Три раза он надо мной проезжал! Начальство хотело знать, кто из нас трус, а кто нет. Я прошел проверку и получил эту нашивку на рукав. Я был очень горд собой!

Рождество 1944 года. Фронт уже был в Польше, в опасной близости от границы Германии. Почему нас не ввели в бой на Одере? Если бы все дивизии СС ввели в бой на Одере, русские бы его никогда не перешли! Это была гигантская сила, дивизии СС. Но нет, пришел поезд, и нас, 700 человек, отправили в Венгрию. Мы ехали через Прагу и выгрузились за Веной. Пришел мой будущий командир роты и выбрал 10 человек во вспомогательную роту. Я обычно был в первых рядах, когда намечалось что-то интересное, и в последних, когда интересного не намечалось, в плену, например. Остальные 690 человек были немедленно брошены в бой.