Ричард Длинные Руки — принц короны - Гай Орловский

Я вздохнул и принялся искать у нее эрогенные зоны, начиная с розовых и нежных, как у молодого поросенка, ушек, и напоминая себе, что действовать нужно долго и очень старательно, чутко прислушиваясь к откликам, которые она постарается подавить.

Блин, и здесь работа, которую я всегда старался избежать.

Часть вторая

Глава 1

Я рухнул рядом, грудь бурно вздымается, а дыхание идет со свистом, как у матерого дракона. Джоанна с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, из которых все еще бегут слезы катарсиса, лежит неподвижно, только дышит так же часто.

— У вас и коготки, — проговорил я хриплым голосом. — Хотите, принесу ножницы?

Она ответила испуганным шепотом:

— Это я, наверное, от вашего насилия пыталась спастись и… вырывалась.

— Странно, — сказал я задумчиво, — поцарапана спина, а не грудь.

— Я не помню, — прошептала она. — Я думала, что умираю. Нет, не знаю, я ничего не думала. Я просто… умирала.

— Теперь долго жить будете, — заверил я. — Как и я… Если пережил такое, то даже не знаю, что меня может убить вообще.

Некоторое время оба недвижимо лежали рядом, как двое переживших катастрофу и теперь выброшенных без сил на берег, восстанавливали дыхание и приходили в себя.

Я чувствовал смутную гордость, что не поленился, а раскачал эту девственницу на адекватный ответ, хотя мог бы проще, как обычно поступаю, но я же отвечаю за тех, кого приручаю и насилую, потому и вот так, увы, нет для крупного государственного деятеля ни минуты отдыха, а только работа и работа.

Отдышавшись, она вытерла слезы и, повернув голову, посмотрела на меня из-под приспущенных ресниц.

— Теперь пойдете насиловать моих сестер?

Я подумал, почесался, снова подумал, но получается плохо, кровь что-то не спешит возвращаться туда, где и должна быть у государственного деятеля межкоролевских масштабов, намекает, что сейчас можно все повторить по упрощенной формуле, зря ли старался так усердно, но я напомнил себе, дураку, что лучший способ не портить отношения — это обходиться без них, а если уж не получилось, то свести к минимуму.

Она замерла в ожидании моего ответа, глаза стали испуганными и несчастными.

— Сейчас, — ответил я хриплым голосом, — меня хоть самого насилуй… Отложим ваших сестер.

— Как, — спросила она, — отложим?

— На сладкое, — объяснил я.

Она распахнула глаза, помедлила, а когда заговорила, в ее милом голоске прозвучал настоящий сарказм:

— Изнасилование меня вам показалось горьким?

— Нет-нет, — поспешно возразил я, — это было весьма… показательное. Больше так делать не буду, обещаю.

— Во мне что-то не… такое?

Я заверил:

— Все очень даже сладко, уверяю вас, принцесса… Как будто сожрал большой торт в одиночку. Ваше высочество, можно я вас буду звать Джоанной?

Она подумала, что-то там взвешивала и долго прикидывала, очень рассудительная девочка, несмотря на потрясение от зверского изнасилования, наконец ответила милостиво:

— Можно, ваше высочество.

— А я Ричард, — представился я. — Будем знакомы… гм… ближе. Теснее, как говорят дипломаты и крупные государственные деятели вроде меня.

— Так что, — напомнила она, — насчет…

— Нет-нет, — сказал я поспешно. — Просто… гм… у меня появилась смутная идея…

— Мне узнать можно?

— Вам все можно, — ответил я. — Понимаю, что если не отвечу добровольно, вы из меня клещами вытащите. Идея странная, но, думаю, знатоков права смогу убедить…

Она повернулась ко мне на бок и смотрела большими блестящими глазами, уже полностью оправившись от потрясения.

— Ну-ну!

— Идея о замещении, — объяснил я.

— А это что?

Я пояснил:

— Если принцесса Изольда смогла подложить вместе себя на первое брачное ложе свою служанку, то старшая сестра точно сможет заменить младших! Я имею в виду, что можно бы изнасиловать вас еще и за сестер…

Она завизжала и, обхватив меня руками за шею, вся прижалась горячим и мягким, как растопленный воск, телом.

— Правда?

— Какая любовь к сестрам, — пробормотал я. — Надо же. Почему везде говорится только о братской любви?.. Даже несмотря на пример Каина и Авеля?.. Погодите, принцесса. Я не сказал, что так и будет.

Она спросила быстро:

— А что вам мешает?.. Я вот! Терзайте меня, упивайтесь своей похотью, делайте все свои гнусности, я разве против?.. Еще как не против! Ведь вы меня уже всем гнусностям этого непристойного занятия обучили?

— Да дело не в вас, — пояснил я. — Сперва нужно посоветоваться со знающими людьми. Вот прибудет сэр Растер, великий знаток рыцарских обычаев во всех проявлениях и девиациях, тогда все и решим окончательно.

Она сказала с негодованием:

— Но вы же властелин! Вы все решаете! Хотите насилуете, хотите…

— …вас насилуют, — договорил я, — нет уж, у нас демократия и гуманизм.

Она прошептала в испуге:

— А что это?

— Не скажу, — ответил я, — это стыдно, а вы такая юная и все еще неразвращенная.

— Как, все еще?

— Увы…

— А… когда?

— Я местами демократ, — ответил я с достоинством. — Некоторые особенно щекотливые вопросы не могу решать в одиночку, это сатрапство и абсолютизм, до которого мне еще далеко, к счастью… с месяц, а то и больше.

Она вряд ли поняла, что я сказал, но суть уловила и поинтересовалась практично:

— А в неделю уложиться не можете?

Я признался с неохотой:

— Могу. К сатрапству катиться всегда легче, чем карабкаться к демократии.

Она сказала довольно:

— Тогда вы сатрап?

— Еще нет, — сообщил я. — Мне и к сатрапству тоже карабкаться, потому что все наше общество в настоящий момент переживает досатрапий период. А вот после долгого периода сатрапства с его необыкновенным расцветом культуры, искусства, науки, просвещения, архитектуры и великих продвижений в сторону цивилизации… начнется демократизация с ее вниманием к запросам простолюдинов, а мы все знаем, что нужно простолюдинам, не так ли?

Она переспросила обалдело:

— А что, им тоже что-то нужно?

— Увы, — ответил я со вздохом. — Начнется резкий упадок культуры, искусства, науки и всего великого, зато будет дозволено все то, что сдерживалось нравственными законами, а это значит, мы тоже можем… ну, все!

Она слушала обалдело и, как любая женщина, что леди только по манерам и поведению, все пропустила мимо ушей, очень ей надо выслушивать это умничанье, сказала со льстивой улыбкой:

— О, мой лорд и господин, я не могу поверить, что вас, такого сильного, могут остановить какие-то законы.