Приют вечного сна - Евгения Грановская

– Кто? – сухо поинтересовался Васильев.

– Не знаю… Но когда в коридоре выключился свет, кто-то прошел мимо меня. Я это… почувствовала.

Антон и биолог Тучков переглянулись. На губах у обоих появились усмешки. Ульяна слегка покраснела.

– Почему вы ухмыляетесь? – обиженно спросила девушка.

– Значит, в коридоре было темно? – продолжая усмехаться, уточнил Антон.

– Да.

– Но вы почувствовали, что мимо вас кто-то прошел?

– Да!

Антон взглянул на Ульяну насмешливо и как бы сочувственно, так взрослые смотрят на неразумных детей.

– И что мы, по-вашему, должны делать со столь ценной информацией?

– Я… не знаю, – растерянно пробормотала Ульяна.

– Послушайте, милая…

Ульяна вспылила:

– Я вам не милая! Потрудитесь говорить со мной вежливо!

– Хорошо, не милая. И все же…

Внезапно за спиной у Ульяны чертыхнулся биолог Тучков. Она обернулась. Старик стоял посреди коридора с испуганным лицом, сжав толстыми пальцами свой мясистый нос. Губы и подбородок его были испачканы кровью.

– Что же это… – пробормотал он. – У меня никогда не шла носом кровь…

– Запрокиньте голову повыше! – распорядился доктор Кон. – Ничего страшного не случилось, у вас просто лопнул сосуд. Сходите на кухню, смочите носовой платок холодной водой и запихайте в ноздри. А на переносицу положите что-нибудь холодное.

– Что?

– Да что угодно. Хоть говяжью кость.

– Мне кажется… Мне кажется, что у меня онемело лицо. Это нормально?

Доктор Кон хотел ответить, но Антон его опередил.

– Павел Иваныч, вы просто напуганы, – резко и недовольно проговорил он. – Ступайте на кухню и сделайте все, что вам велел сделать врач.

– Но мое лицо…

– Идите уже, ради бога! – раздраженно рявкнул Васильев.

Старик побледнел, потом повернулся и, горестно вздыхая, зашагал на кухню.

– Ах, боже мой, боже мой… – пробормотал на полу повар Круглов.

– Вы-то хоть не стоните! – поморщился Антон и снова повернулся к Беглову. – Командор, я все равно узнаю правду, – сказал он угрюмым, безжалостным голосом. – Лучше вам начать говорить.

Командор молчал, презрительно глядя ему в лицо.

– Дьявол! – выругался Антон. – Не заставляйте меня делать страшные и опасные вещи. Я не хочу причинять вам боль. Но чтобы этого не произошло, вы должны сами во всем признаться. У вас нет другого выхода. Признайте свое поражение и облегчите душу.

– Облегчил бы я тебя… – прохрипел Беглов. – Вот погоди, дай только освободить руки…

– Вот чего я вам точно не позволю. – Антон поднес лезвие ножа к лицу Беглова. – Простите, командор, но пора вам во всем признаваться.

В отдалении что-то громыхнуло. Антон вскинул голову.

– Вы слышали? – быстро спросил он.

– Будто бы кто-то упал, – тревожно произнес метеоролог.

– Я тоже слышал, – сдавленно проговорил повар Круглов. – По-моему, это в кухне.

– Сходить посмотреть? – неуверенно спросил Ветров.

Антон кивнул:

– Давай. Только возвращайся скорее.

5

Павлу Ивановичу Тучкову было пятьдесят восемь лет, а выглядел он стариком. И в его случае годы не добавляли солидности. Сколько себя помнил, он всегда был для людей клоуном. Из-за нескладной внешности, из-за вечной суетливости, из-за какой-то дерганой манеры разговаривать. Из-за нежелания быть клоуном, в конце концов.

Львиную долю комплексов Павел Иванович изжил еще в молодости, но года три назад (после отвратительного скандала на кафедре микробиологии, связанного со взятками и фальшивыми дипломами) монстры, терзавшие душу профессора в молодости, вернулись. Что-то в нем надломилось, и последние три года он вновь был неуверенным в себе, смешным и нелепым низкорослым человечком, боящимся смотреть людям в глаза.

Намочив под краном носовой платок, Павел Иванович прижал его к переносице.

«Ничего, ничего, – сказал он себе. – В конце концов, я прожил на этой проклятой станции достаточно, чтобы разобраться в своей жизни. Что было, то было и быльем поросло. Теперь все будет иначе. Теперь все снова завертится!»

Павел Иванович вздохнул и опять смочил платок ледяной водой.

Говоря по совести, чувствовал он себя на станции ужасно. Постоянные насмешки коллег выбивали его из колеи и заставляли злиться. Но что он мог противопоставить? И разве от них спрячешься? Здесь, на станции, даже уединиться по-человечески невозможно.

Особенно его раздражали программист Васильев и повар Круглов. Антон смотрел на Павла Ивановича презрительно, словно знал о нем какую-то страшную и неприятную тайну, а Круглов при встречах вечно ухмылялся и подмигивал ему, как ровне. Пустоголовый поваришка! Он даже в Бога своего верит как-то вульгарно и показушно. Таскает на груди золотой крестик размером с вентилятор, демонстративно крестится, если слышит о дурных новостях, и постоянно косится на коллег – видят ли…

Что ж, у каждого свой способ самоутвердиться. Каждому хочется стать личностью, чтобы вытянуть себя из пустоты ложного бытия. Но не у каждого для этого есть способности. Тогда и идут в ход всякие дурацкие атрибуты вроде золотых крестов или показушных увлечений.

Господи, вот бы поскорее убраться отсюда, с проклятой полярной станции! И не видеть больше этих тупых рож!

В Москве все завертится по-другому, точно. Будут статьи в научных и популярных журналах, многочисленные интервью, признание коллег-биологов. Может быть, даже премия. Да, скорее всего, и премия. Вот только какая?

Биолог усмехнулся – да вот, например, Нобелевская. Почему бы и нет? Нобелевская премия позволит одним махом покончить не только с бесславием, но и с нищетой. А он, Павел Иванович Тучков, заслужил это больше других. Безусловно.

В голове зазвучал отвратительный гнусавый голос одного из бывших приятелей, который, став членом-корреспондентом Академии в тридцать восемь лет, считал это величайшим и гениальнейшим достижением.

– Павел Иванович, что-то у вас давненько не было публикаций. Как продвигаются ваши исследования?

– Продвигаются.

– Не слишком ли медленно?

– Я занимаюсь фундаментальной наукой. В моем деле ничто не происходит быстро. От теории до практики – длинный и извилистый путь.

– Смотрите, чтобы этот путь не завел вас в дикие дебри.

– Будьте уверены – не заблужусь.

– Будьте уверены – не заблужусь! – повторил Павел Иванович вслух и усмехнулся.

Да, теперь он точно не заблудится.

Думая о будущих наградах и почестях, Тучков смотрел на свое отражение в зеркале. Лысоватая голова, мясистый нос. Все-таки жаль, что природа сделала его таким неказистым. Вон Беглову и доказывать ничего не приходится. И, наверное, никогда не приходилось. Люди уважают его за одну лишь внешность.