История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике - Джордж Фрэнсис Доу

Сочтя дальнейший разговор с этими людьми бесполезным, я сказал, что когда мои лодки придут забрать рабов, то я буду также полон решимости наказать некоторых из них, которые сопротивляются, какую я проявил, стараясь убедить их в разговоре. Поэтому я покинул их капитана, сказав, что приеду на следующее утро завершить дело.

Но в ту же ночь, почти через месяц после бунта на моем судне в Мамфорте и при таком же ярком освещении луны, как тогда, мы услышали на борту «Елизаветы» около десяти часов два-три выстрела из мушкета. После этого я приказал матросам сесть в лодки, принять все меры предосторожности против мятежа на борту нашего корабля и сам спустился в шлюпку (за которой следовали другие лодки), чтобы подняться на борт «Елизаветы». По пути мы заметили двух негров, отплывавших от нее, но, прежде чем смогли добраться до них, акулы, вынырнувшие со дна, разодрали их на куски. Уже у борта корабля мы обнаружили двух негров, державшихся за канат, – их головы торчали из воды, видимо, они боялись плыть, увидев, как их соплеменников только что сожрали акулы. Мы посадили этих двух рабов в лодку и затем двинулись к кораблю, где под палубой обнаружили притихших негров. Команда корабля, находившаяся на юте в большом смятении, сообщила, что бондарь, которого поставили часовым у носового люка сторожить негров, вероятно, был убит ими. Я выслушал это с удивлением, недоумевая, почему эти трусы, резко возражавшие против моего предложения переместить рабов несколькими часами раньше, не смогли проявить хоть какой-нибудь смелости для спасения своего товарища. Они лишь берегли себя, обстреливая двери юта. Поэтому я пошел к носу корабля с несколькими своими матросами. Там мы обнаружили лежавшего бондаря, естественно мертвого. Его череп был разрублен лежавшим рядом топориком. При виде этого я позвал переводчика и попросил его справиться у негров в межпалубном помещении, кто из них убил белого человека. Рабы ответили, что ничего не знают об этом, поскольку не планировали никакого мятежа. После тщательной проверки мы убедились, что это правда, ибо более сотни негров, находившихся на борту и купленных для доставки на Подветренные острова, не понимали ни слова на языке туземцев Золотого Берега и поэтому не могли участвовать в заговоре. Бунт замыслили кормантийские негры, которых купили за два-три дня до этого. Наконец один из двух рабов, которых мы подобрали у борта корабля, прервал своего компаньона и охотно признался, что сам убил бондаря без какого-нибудь иного умысла, кроме как помочь своим соотечественникам незаметно добраться вплавь до берега, потому что все вахтенные белые люди на палубе спали. Обнаружив у печки топорик кока, он поднял его без всякого злого умысла, и, проходя мимо начавшего просыпаться бондаря-часового, негр сгоряча ударил его топориком по голове, а затем прыгнул за борт.

Услышав такое откровенное признание, белые люди были готовы изрубить негра на куски, но я предотвратил это и взял его на свой корабль. На следующий день ранним утром мы на лодках отправились на борт «Елизаветы» и переместили оттуда на свой корабль всех туземцев. Никто из матросов «Елизаветы» не возразил против этого. Двое из них, плотник и эконом, пожелали пойти со мной, что я охотно разрешил. А для обеспечения будущих успехов вояжа я перевел своих старшего помощника и четырех младших офицеров (с их согласия) на борт «Елизаветы» (через пять месяцев после этого они прибыли на Ямайку, где освободились от большей части своего груза).

Отослав рабов с «Елизаветы», я вернулся на борт своего корабля. На рейде Анамабо находились кроме нас еще восемь парусных кораблей. Я послал к их капитанам офицера на лодке с приглашением посетить мое судно, поскольку у меня есть к ним дело чрезвычайной важности. Вскоре большинство из них прибыло ко мне, и я познакомил их с существом дела, сообщив о признании негра, что он убил белого человека. Они единодушно посоветовали мне казнить его, аргументируя это тем, что кровь смывается кровью по всем законам, как божественным, так и человеческим, тем более что в данном случае имелось очевидное доказательство – признание убийцы. Более того, казнь, по всей вероятности, предотвратит будущие злодеяния, поскольку ее публичное осуществление на рее корабельной фок-мачты подействует на содержащихся на их судах негров и, так как они весьма склонны к бунту, это удержит их от таких попыток. Эти доводы, весьма убедительные с учетом моего собственного положения, заставили меня согласиться.

Соответственно, мы предупредили негра, что за убийство белого человека он должен умереть. Он ответил, что признает свой поступок опрометчивым, но хотел бы, чтобы я принял во внимание то, что если предам его смерти, то потеряю деньги, которые заплатил за него. На это я сказал ему через переводчика, что, хотя в его стране принято заменять казнь за убийство определенной суммой денег, у нас так не поступают, он должен понять, что в этом отношении деньги не имеют для меня значения. На мои слова о том, что, как только песок в часах пересыпется, его предадут смерти, он отреагировал спокойно.

После этого капитаны вернулись на свои корабли, чтобы вывести всех негров на палубы во время казни и разъяснить им ее значение. Песок в часах пересыпался, убийцу вывели на полубак, где ему подвязали под мышками канат, чтобы поднять на рею фок-мачты и расстрелять в таком положении. Некоторые из его соотечественников, наблюдавших сцену, сказали ему (как сообщил мне впоследствии переводчик), чтобы он не боялся, поскольку ясно, что капитан не собирался его казнить, иначе веревкой обвязали бы его шею, чтобы повесить. Кажется, они и не помышляли о расстреле, полагая, что его подвесят на рею только для того, чтобы напугать. Но они увидели совсем другое. Как только негра подвесили, десять белых матросов, стоявших за ограждением юта, выстрелили из мушкетов, мгновенно застрелив его. Это вызвало неожиданное оцепенение у наших рабов, которые считали, что я не позволю казнить их соотечественника из соображений сохранения прибыли.

Тело расстрелянного негра опустили на палубу, его голову отсекли и выбросили за борт. Это сделали для того, чтобы дать понять рабам, что всех, совершивших такие преступления, ждет та же участь. Оказывается, многие чернокожие верят, что если их убить, но не обезглавить, то после сброса за борт они смогут вернуться на родину. Но ни казненный негр, ни его соплеменники из Корманти (как я понял впоследствии) не были настолько наивны, чтобы верить в подобные вещи, хотя многие туземцы из других краев на борту моего корабля придерживались такого мнения.

Когда казнь завершилась, я велел переводчику разъяснить неграм, что не будет пощады тому, кто убьет белого человека. Я решил, что настал подходящий момент внушить им раз и навсегда: для предотвращения дальнейших злодеяний любая попытка нового мятежа будет караться смертью его зачинщиков. Туземцы обещали подчиняться, и я заверил их, что с ними будут обращаться по-доброму, если они сдержат свои обещания. Негры не нарушили своего слова. И когда через два дня мы отправились из Анамабо на Ямайку, негры, хотя и содержались на борту корабля почти четыре месяца после нашего отбытия с побережья до продажи на этом острове, ни разу не дали ни малейшего повода усомниться в них. Этому мы, несомненно, обязаны казни убийцы белого человека.

Я был свидетелем только трех мятежей, о которых я рассказал, хотя и совершил много вояжей к побережью Гвинеи. Но я слышал о нескольких других бунтах, которые завершились очень трагично. Однако, чтобы не утомлять читателей, расскажу только об одном, который весьма примечателен и случился на борту корабля из Лондона «Галера Феррес», которым командовал капитан Мессерви. Излишняя заботливость и чрезмерная доброта капитана в отношении негров стали причиной его смерти, а его вояж в конце концов закончился ничем. Я встречал этого джентльмена в Анамабо на гвинейском побережье в январе 1722 года. Придя на борт моего корабля, он сообщил мне о своей большой удаче – покупке почти трехсот негров за несколько дней в месте, которое называется Сетре-Круэ, на подветренном участке побережья Гвинеи. Это происходило так.

Видимо, жители этого места, расположенного у взморья, часто терпели насилие со стороны продававших им соль и другие продукты туземцев внутренних областей континента, которые долгое время обращались с ними подлым образом: зная, что обитатели Сетре-Круэ полностью зависели от них в своем питании, основу которого составлял рис, они брали их товары в обмен на то количество риса, какое хотели, по своему произволу. Туземцы Сетре-Круэ, долго жаловавшиеся на эти бесчинства без всякой пользы, решили восстановить справедливость силой оружия. Им сопутствовал успех: они разрушили поселения, куда ходили покупать рис, а своих обидчиков взяли в плен.

Капитану Мессерви случилось бросить якорь близ Сетре-Круэ как раз в это время. Он воспользовался возможностью дешево купить множество пленников. Ведь победители были рады выручить что-то за них в данный момент, поскольку, если бы не появился корабль на рейде, им пришлось бы убить большую часть пленных мужчин для собственной же безопасности.