Мир царя Михаила - Александр Михайловский

Словосочетание «Большой скачок» Александр Михайлович не знал, но о смысле его инстинктивно догадывался. Только вот надо было помнить о том, что, учитывая крайнюю слабость российской промышленности, главное не надорваться, пытаясь поднять заведомо непосильный груз.

Поэтому, чтобы не наступить на кем-то уже опробованные грабли, великий князь Александр Михайлович заперся в своей каюте с букридером и покидал эту спартанскую обитель только ради посещения кают-компании и походов в гальюн.

К концу путешествия, то есть ровно через одиннадцать дней, он должен будет представить императору Михаилу II доклад о том, что, когда и как он предполагает делать с российской промышленностью и наукой. Да ведь и самому интересно это понять, черт возьми!

Итак, оставим ВКАМа, увлеченного чтением, в его каюте и поднимемся на самый верх рубки, на мостик, где, открытые всем ветрам, стояли особо важные пассажиры «Северодвинска». Погодка, надо сказать, была так себе, температура воздуха – минус пять градусов по Цельсию, ветер два метра в секунду, восточный. Из низких серых туч сыпалась мелкая снежная крупка. Видимость была не более километра-двух, и азиатский, и американский берега Берингова пролива скорее угадывались в серой хмари, чем были отчетливо видны.

Колорита этой картине добавляли плавучие льды, стремящиеся вместе с течением достичь Северного Ледовитого океана и вмерзнуть в его монолитную ледовую шапку. Ни один командир российского, да и японского императорского флотов не решился пройти через пролив в такую погоду. Но у командира «Северодвинска» и его штурмана, в дополнение к собственным глазам и подробной лоции, имелись еще сонар, радар и подробнейшая трехмерная рельеф-карта морского дна, что позволяло уверенно двигаться, обходя относительно толстые полуметровые льдины и размалывая в кашу тонкий молодой ледок.

Шестнадцатилетняя принцесса Масако с раскрасневшимися от холода щеками стояла на мостике, одетая в так называемый матросский костюм, весьма популярный в конце девятнадцатого – начале двадцатого века, как спортивный и неофициальный наряд высшей аристократии Европы. Во время так называемой «модернизации Мейдзи» эта мода была перенята и японской императорской семьей. Множество принцев и принцесс, князей и княгинь, графов и графинь были смолоду знакомы с этими костюмчиками в стиле тогдашнего «милитари», и считали их чем-то самим собой разумеющимся. Поверх матросского костюмчика на принцессе был надет теплый подплавовский бушлат и зимняя шапка.

Стоявший рядом с невестой император был одет в черный мундир, весьма напоминавший повседневную форму морских пехотинцев, такой же теплый бушлат, какой был на принцессе, и шапку. У епископа Николая, который в этом походе выполнял обязанности наставника и опекуна принцессы, такой же бушлат был накинут на плечи поверх рясы.

Пока «Северодвинск» скользил вперед, с легким шелестом раздвигая рубкой ледовую кашу, на мостике шел негромкий разговор. В основном говорили между собою император Михаил и кап-раз Верещагин. Темой, естественно, был Северный морской путь и налаживание по нему регулярного торгового сообщения.

Во-первых, до Дальнего Востока, хотя бы и из Архангельска, это все равно было вдвое короче, чем переход через Суэц. А во-вторых, этот путь проходит исключительно в российских территориальных водах и не может быть перехвачен вероятными противниками.

Конечно, существует еще и Транссибирский путь. Но не все грузы можно отправить по железной дороге. Да и надо по возможности сокращать те океанские маршруты, которые находятся под контролем этих наглых британцев.

Вдруг принцесса запрыгала, захлопала в ладоши и, лопоча что-то по-японски, стала показывать куда-то в сторону азиатского берега. А там, в кабельтове или полутора от «Северодвинска», на массивной плавучей льдине, как будто так и положено, разлеглось стадо моржей. Клыкастый глава семейства наконец заметил приближающийся непонятный предмет, пусть и не похожий на длинные лодки чукчей и эскимосов, но вероятнее всего, все же опасный, и издал тревожный протяжный рев. По его сигналу все моржихи встрепенулись, заворочали могучими телесами и одна за другой рыбками стали бросаться в воду. Последним свой пост покинул могучий патриарх, еще раз, для порядку, рявкнув в сторону приближающегося неведомого врага. Не прошло и минуты, как льдина опустела. Чуть поодаль на соседней льдине показался раздосадованный белый медведь, который подкрадывался к моржовому стаду.

– Испортили мы охоту мишке, – капитан 1-го ранга Верещагин показал на могучего полярного хищника, – еще чуть-чуть, и умка был бы с добычей.

– Может, подстрелить его? – задумчиво сказал Михаил. – А шкуру невесте подарить…

Но, словно услышав размышления императора, медведь быстро подошел к ближайшей полынье и нырнул в нее.

– Ушел, бродяга! – махнул с досады рукой Михаил, а потом засмеялся: – Каким шустрым оказался, плакала Машкина шкура, – и уже спокойным и деловым голосом продолжил: – Владимир Анатольевич, помнится, вы как-то говорили о ледоколах? Зверобойный промысел в северных краях он, конечно, нашей стране важен, но транспортный путь через Арктику – еще важнее. Без него все промыслы в этих краях всего лишь баловство, смысла не имеющее. А с Северным путем мы вполне можем стать независимыми от наших заклятых друзей… – стало ясно, что Александру Михайловичу добавится еще одна головная боль – ледоколы.

Или не добавится, поскольку за этот вопрос со всей своей энергией мог взяться Степан Осипович Макаров, который был ярым фанатом освоения Арктики. Не утонувший на «Петропавловске», он сейчас был живее всех живых и вполне был готов стать адмиралом Русской Арктики.

Разговаривая с императором, капитан 1-го ранга Верещагин вдруг заметил, что Михаил то ли специально, то ли неосознанно копирует манеры одного человека, портрет которого висит в кают-кампании, и который в этом мире еще не родился, да и вряд ли уже родится. Короткая стрижка рыжеватых волос, прищуренный взгляд водянистых глаз, сардоническое выражение лица, появившееся у младшего Романова сразу после ранения.

Валяясь на больничной койке, сразу же, как только Михаил пришел в себя, он попросил принести к нему планшет, в который было бы загружены все имеющиеся видео – и фотоматериалы по этому человеку. И просматривал их часами, пытаясь понять его сущность.

Если его брат сумел ввергнуть внешне благополучную страну в бездну разрухи, то этот человек делал все наоборот, он попытался полуживой развалине вернуть статус мировой державы. И ведь вполне удалось. Он тоже не хотел власти, но не бежал от нее, а принял на себя как тяжкий крест.

А там, в Питере, встречи с ним ждал еще один – сын грузинского сапожника, которому тоже удалось нечто подобное. Михаил помнил слова своего деда, императора Александра II, что посредственному правителю нужны умные и волевые помощники. Но, черт возьми, рядом с такими людьми рубака-кирасир должен соответствовать хотя бы внешне!

Контр-адмирал Виктор Сергеевич Ларионов

Вот и свершилось. Пару часов назад в Токио был подписан мирный договор между Японией и Россией. Произошло то, о чем я мечтал, будучи еще зеленым курсантом. Как мне тогда хотелось переиграть Русско-японскую войну! Чтобы и «Варяг» уцелел, и «Рюрик», и «Петропавловск», и «Стерегущий»… Чтобы Порт-Артур устоял, а наш флот победил в Цусимском сражении.

И теперь мои мечты сбылись. На этот раз Япония признала себя побежденной, а мирный договор подписан не в Портсмуте, под бдительным оком американского президента Теодора Рузвельта. Вместо Витте нашу делегацию возглавлял великий князь Александр Михайлович, а японскую – вместо Комуры Дзютаро – маркиз Ито. Но обе участвовавшие в мирных переговорах стороны прекрасно понимали, что мир этот не был бы подписан, если бы не наша эскадра, ворвавшаяся, словно цунами, на просторы Тихого океана. И вполне закономерно, что и мы стали одной из договаривающихся сторон.

С Российской империей мы узаконим взаимоотношения позднее, когда новый император Михаил Второй наведет порядок в Петербурге и после коронации станет полноправным монархом – самодержцем. А с Японской империей наши переговоры еще не закончены. Мы оставили за собой Корею, и теперь надо договориться об эвакуации японских войск на территории империи, о японских предприятиях в Стране утренней свежести, о статусе подданных микадо, живущих в Корее, и еще о многом другом. Ломать через колено японцев мы не собираемся, и, как я обещал маркизу Ито, все вопросы будем решать полюбовно. В конце концов, нам нужны лояльные, трудолюбивые и законопослушные граждане, а не злобные апатриды, готовые при первой же возможности вонзить вам нож в спину.