Одержимость шейха (СИ) - Рейн Миша

Тяжело сглотнув, я вновь и вновь прокручиваю в голове события последних дней. Особенно, когда мои люди нашли в одном из подвалов повешенную Вазиру, а рядом — предсмертную записку с признанием, что это она помогла Джансу бежать.

Много лет назад юная Вазира стала одной из самых приближенных любовниц моего отца, за что и получила его личную метку. Она купалась в золоте и алмазах, жила в личных апартаментах, куда ее господин наведывался в любое время и использовал молодое тело, пока моя мать ждала его в их спальне. А потом отец и вовсе прилюдно заявил на Вазиру права, пожелав сделать ее третьей женой. Наши мужчины абсолютно законно могут иметь несколько жен, вот только не каждая из них готова принять ту, с которой им придётся делить своего господина. К тому же моя мать выросла в другой стране и так и не смогла принять здешние обычаи. Наверное, поэтому она не смирилась с тем, что отец дарит свою любовь кому-то кроме неё, и сбежала. А за день до никяха мать Фейсала, вторая жена отца, изуродовала лицо Вазиры, облив его кислотой, таким образом оставшись теперь единственной женой господина. В конечном счете отец потерял к изуродованной девушке сексуальный интерес и избавился от неё, а я дал ей свое покровительство, забрав в Черный дворец. Потому что когда-то эта девушка была и в моей постели…

— Господин, — голос Ахмеда вырывает меня из мыслей. — Нужно возвращаться. Запасы воды исчерпаны. Кони и собаки измотаны. Долго не протянут…

— Возвращайся с людьми во дворец, Ахмед, я приеду позже, — строго бросаю ему, изо всех сил сдерживая свою злость. Злость от беспомощности. И ее настолько много, что мой пульс буквально стучит в висках, а ладони зудят в потребности схватиться за чью-нибудь шею и свернуть ее. — Это приказ, — угрожающе цежу я, когда вижу, что Ахмеду не приходится по душе оставлять своего господина одного в пустыне. — Выполняй.

Кивнув мне, он разворачивает коня и скачет в сторону отряда, а я, больше не теряя ни секунды, пускаюсь прочь. Мне нужно остыть, привести мысли в порядок, прежде чем я совершу очередную глупость, находясь в полном отчаянии. Но другого выхода у меня нет. Никто кроме неё не поможет мне в этом. Только старая Магра способна сотворить чудо. И только чудо поможет мне найти свою огненную одержимость.

ДЖАНСУ

Стон. Мучительный и бесконечный. Я слышу его снова и снова, будто где-то на задворках сознания. А когда понимаю, что приглушённые звуки исходят откуда-то изнутри, из самых глубин, когда чуствую, как они поднимаются невидимой вибрацией по пересохшему горлу и камнем скатываются обратно в грудную клетку, невольно замираю. Проходит долгая минута, прежде чем я осознаю, что едва дышу от жара и напряжения, сковавшего мое тело. Я будто оказалась внутри раскола между ужасающей реальностью и агонией.

Огонь, кажется, повсюду, даже малейший вздох заставляет мои и без того горящие легкие пылать. Из-за слабости мне приходится приложить все усилия, чтобы разомкнуть слипшиеся веки. Но, как только мне это удаётся, я по-прежнему вижу лишь непроглядную темноту, зато ощущения болезненности в теле, а особенно в области спины усиливаются во сто крат. Я словно пребываю в другом измерении, мучительном и пугающем. И единственное, чего я сейчас желаю, — это выбраться из него.

Сжав кулаки, пытаюсь пошевелиться, но тут же испытываю адское жжение, от которого перехватывает дыхание, и я падаю обратно, на что-то мягкое и пахнущее… травами?

Когда-то я уже слышала этот запах.

Тишина оглушает, и только частые рваные вдохи помогают мне ещё не потеряться в ней, а потом я улавливаю хриплый знакомый мне голос. Магра.

— Терпи, Суэйлиб, — причитает старушка, пока новое прикосновение к моей спине не вызывает очередную порцию жжения, отчего я зарываюсь лицом в подушку, пыхтя от едва сдерживаемой боли. — Господин оказался глупцом. Не услышал старую Магру.

Напоминание об Аль Нук-Туме подобно клещам вырывает меня из кокона боли. И теперь муки, от которых мне хотелось выть и грызть губы в кровь, разжигает новое чувство, яростное, отравляющее. Чувство ненависти. Оно затмевает все, пока Магра вновь не касается моей спины тряпкой, будто охваченной огнем.

— Зачем, — бормочу едва слышно, комкая в руках простынь, и только сейчас понимаю, насколько я устала. — Зачем ты меня снова спасаешь? Не нужно… Я не хочу этого. — Мотаю головой. — Не продлевай мои мучения…

— Помолчи. Не трать силы, девочка. Если я что-то делаю, значит, так нужно. Только Аллах решает, жить тебе или нет, но я могу облегчить твое состояние, — она снова смачивает в чем-то тряпку и принимается промакивать ей ссадины, провоцируя боль, благодаря которой я восстанавливаю в памяти последние события своей никчемной жизни. — Твое время еще не пришло, Джамиля, старая Магра видит это и поэтому вмешивается, помогает тебе. Господин не смог уберечь огонь твоей души, позволил злым гадюкам оплести твой разум, но ты поправишься, Суэйлиб, и заставишь этого упрямца упасть перед тобой на коленях, моля о прощении. Он уже упал. Мучается. Гибнет от одной только мысли о тебе, Магра очень хорошо это видит, как и тебя увидела среди горящих песков.

Мой порыв возразить ей и попросить прекратить нести бред гаснет вместе с жжением на спине, когда она смазывает раны охлаждающей мазью, даря мне желанное облегчение. И оно настолько желанное, что я судорожно выдыхаю и устало обмякаю под умелыми руками Магры.

— Я вылечу твою спину, но настоящие раны слишком глубоко и скрыты от меня. Ото всех. Их я не смогу исцелить. Со временем они превратятся в шрамы, но всегда будут саднить и напоминать о том, через что ты прошла, и только тебе решать, сделают они тебя сильнее или навсегда запрут твою душу за стенами боли. — Болтовня Магры сменяется звуком полоскания тряпки в воде, только ненадолго. — Я знаю, все плохое, что случилось с тобой, не прощается и не забывается. Это всегда будет в тебе. Но будь сильнее своих обид, Суэйлиб. Не давай воли гневу. Будь умной и терпеливой. И тогда он положит у твоих ног весь свой мир.

Даже в таком уязвимом состоянии я прекрасно понимаю, о ком говорит ведьма. Только мне не нужен его мир. А сам он и подавно. Я хочу забыть о нем навсегда. Наслать на Аль Нук-Тума все проклятья мира, чтобы он больше не смог ни одной девушке причинить боль.

И с этой потребностью я погружаюсь в дрему, так и не сумев ответить старушке. Изредка я все же улавливаю заботливый голос Магры, она говорит со мной, будто убаюкивая, вселяя неуместное желание жить, а потом я окончательно теряюсь в тумане странных снов, которые против моей воли напоминают о нем дикими янтарными глазами…

Не знаю, сколько времени я проспала, но внезапно меня будто выдергивают из сна. Я вскрикиваю, когда хватка на плече усиливается, а после в еще сонный разум проникает встревоженный голос Магры.

— Просыпайся, Суэйлиб, скорее! — старушка силой поднимает мое все еще слабое тело. — Давай, девочка, вставай.

Всхлипываю от неудачного движения и падаю обратно.

— Не могу… — задыхаюсь от боли. — Не могу, Магра.

— Можешь! Джафар Аль Нук-Тум в деревне. Он пришел за тобой. И чем скорее я спрячу тебя, тем меньше шансов, что он найдёт тебя.

— Зачем я ему? — стону, предпринимая новую попытку подняться с постели, все же ее предупреждение работает. А когда я наконец присаживаюсь, Магра, не обращая внимания на мое шипение, натягивает на меня просторную тонкую рубашку. — Если эта встреча будет последней в моей жизни, пусть она случится сейчас.

— Ох, глупая, думаешь, он ищет тебя, чтобы убить?

Я наконец поднимаю голову и сталкиваюсь с добрыми, но обеспокоенными глазами старой ведьмы. Только сейчас обращаю внимание, что они у нее разного цвета.

— Он заберет тебя обратно в Черный дворец.

Услышав про дворец, внутри все в миг сжимается, и я будто в действительности понимаю свою обречённость.

Никогда. Я больше никогда не вернусь в ад, побег из которого мне стоил неимоверных усилий и собственных жертв.

Судорожно цепляюсь за руки Магры.