Раяд - Всеволод Бенигсен

– Простите, но я не обязан перед вами отчитываться, – отрезал директор. – Если вы не понимаете, в каком районе находится наша школа и какое важное значение для нас имеет. – Тут директор запнулся, подыскивая нужное слово. – Э-э-э... принадлежность человека... э-э-э... причастность человека к... Вы должны понимать! – неожиданно закончил он фразу, видимо, отчаявшись сформулировать ускользающую мысль.

После этого в трубке раздались короткие гудки.

Кроня почувствовал, что медленно сходит с ума. Зловещая тень гогочущей толпы в сберкассе, уже было начавшая скукоживаться и бледнеть, вдруг расправила плечи и нагло вытеснила собой разноцветный мир мелких радостей. «Получил наши деньги, иди, отдай своей Гюльчатай» – последняя и потому врезавшаяся в кору головного мозга фраза в сберкассовской очереди поминальным колоколом загудела в Крониной голове.

Он швырнул трубку и, вскочив со стула, начал в бешенстве метаться из угла в угол. От такой встряски невыносимо заныла спина, которую он так и не залечил с момента приезда. Застонав и схватившись за скулу, Кроня снова бросился к справочнику района и, найдя телефон ближайшего медицинского центра, набрал нужный номер. Можно было бы пойти в обычную поликлинику, но государственным учреждениям он не доверял.

– Я бы хотел записаться к вам на прием, – сдерживая переполнявшие его эмоции, глухо сказал Кроня.

– Ваша фамилия?

– Опять?! – завопил он так громко, что из соседней комнаты раздался скрипучий голос отца:

– Что случилось, Кроня?

– Простите, – продолжил женский голос в трубке, – вы не могли бы назвать ваши имя и фамилию?

– Аринбеков Кирилл, – мотая головой из стороны в сторону, то ли от душевной, то ли от физической боли, сказал Кроня.

– Извините, но мы не можем вас принять, обратитесь в другой центр, – равнодушно ответила девушка в трубке.

– Что значит «не можете»?! Что значит «не можете»? И почему я должен обращаться в какой-то другой центр? Я здесь живу, в конце концов!

– Именно поэтому я и советую обратиться в другой центр.

– Ну хорошо! Тогда я обращусь в 14-ю поликлинику. Вы не боитесь, что так растеряете всех клиентов?

– Не советую, – ответила девушка.

– То есть? – опешил Кроня.

– Не советую обращаться в 14-ю, вас там не примут.

– Откуда вы знаете?

– Потому что она находится в нашем районе.

– Это что, из-за фамилии? Я вас спрашиваю! Ну хорошо, я им скажу, что моя фамилия Иванов!

– Зря, – все таким же равнодушно-сухим голосом произнесла девушка, – они все равно попросят предъявить паспорт. Всего доброго.

И повесила трубку.

– Что случилось, Кроня? – снова раздался голос отца.

Кроня в очередной раз швырнул трубку и влетел к отцу в комнату, словно только и ждал окончания разговора.

– Ничего не случилось! – завопил он срывающимся голосом. – Кроме того, что я вдруг превратился в инвалида пятой группы!

– Инвалидами пятой группы когда-то называли евреев из-за пятого пункта, а именно графы «национальность», – с расстановкой ответил отец, опуская газету, которую он до этого, видимо, читал. – Когда это ты успел стать евреем?

– Да при чем тут евреи?! – закричал Кроня. – Я второй раз за неделю сталкиваюсь с тем, что моя фамилия кого-то не устраивает. И эти кто-то – самые разные люди!

– Когда-то я тебе предлагал взять мамину фамилию, но ты отказался.

Спокойствие, с которым отец произнес эту фразу, только подлило масла в огонь.

– А почему я должен был брать мамину фамилию?! – отчаянно зажестикулировал Кроня. – Меня вполне устраивала «Аринбеков». До того самого времени, как я вернулся в Москву и начал подвергаться какой-то обструкции.

– Обструкция – это намеренный срыв какого-то мероприятия в знак несогласия с чем-либо, – невозмутимо поправил отец. – Ты, видимо, имел в виду остракизм.

Кажется, его невозможно было прошибить.

– Ну хорошо! Не обструкции! Остракизму! Какая разница?!

– Это два разных по значению слова.

– Ай, – раздраженно махнул рукой Кроня, – прекрати читать мне лекцию по филологии. Ты, кажется, просто не понимаешь весь масштаб происходящего. Они везде проверяют паспорт, они везде спрашивают фамилию, они нигде не принимают! Они даже разговаривать не хотят!

– Да кто «они»-то?

– Кто-кто! Да все!

Обессиленный последним выкриком, Кроня опустился на край отцовской кровати.

Спина почему-то больше не болела.

– Ты знаешь, Кронь, – неожиданно тихо сказал отец, – что-то мне худо.

– А? – оторвался от своих мыслей тот.

– Понимаешь, я все ждал, когда пройдет эта боль в груди, но она не проходит. Все-таки надо вызвать «скорую».

Кроня грустно посмотрел на отца и вздохнул.

– Ты ничего не понял из того, что я сказал. «Скорую». Мне в поликлинике отказывают, а ты «скорую» просишь. Черт бы их всех забрал! Ладно, попробую. Раз дело худо.

XXIII

Разбирин сдержал слово – буквально на следующий день Костя получил все, что запрашивал, а именно информацию по Оганесяну, Хлыстову и истории района. Костя распечатал ее на принтере и ужаснулся. Материала было так много, что голова шла кругом. Одна только биография Оганесяна, набранная убористым шрифтом, занимала два десятка страниц. Она пестрела то русскими, то армянскими фамилиями, какими-то бесконечными родственниками, друзьями, многочисленными девушками, женами и даже внебрачными детьми.

«Кудряво жил», – думал Костя, барахтаясь во всем этом многообразии бурного оганесяновского прошлого. Но при ближайшем рассмотрении все оказалось довольно пресным. Место рождения – Воронеж. Там же детсад номер 5. Там же школа номер 14. Потом переезд в Москву. Первые романы, первая женитьба, кооперативная квартира в районе Волоколамского шоссе, первые «Жигули», учеба в школе КГБ, изучение бирманского языка (ничего себе, а такой есть?), развод, продажа «Жигулей», покупка подержанной иномарки, снова какие-то девушки, снова женитьба, карьерный рост, снова развод, снова девушки, снова женитьба. Никаких нареканий, никаких нарушений. Образцовая анкета, если не считать патологической слабости Оганесяна к женскому полу. Но даже алименты первым двум женам Оганесян платил исправно.

Неожиданно Костя почувствовал непреодолимое желание зевнуть, но при зевке челюсть свело так, что он, чертыхаясь, отчаянно зашевелил ею, стараясь быстрее привести мышцы в норму. «Господи, ну и что это мне дает?» – подумал он. Отложив материалы по Оганесяну, он перешел к делу Хлыстова.

Тут все было в сто раз «кудрявей». Хлыстова метало, как щепку в бурном море. Вначале все шло гладко: место рождения – Москва, детсад на Аэропортовской улице, но потом родители стали переезжать с места на место, и маленький Хлыстов менял школу за школой, 54-я, 62-я, 3-я с английским уклоном, 54-я, 151-я. Наконец, уф! Островок стабильности. Институт. Затем окончание, стажировка, работа и быстрый карьерный рост. Потом Хлыстова начало мотать по разным работам в разных округах. Появились какие-то заработки на стороне – ничего криминального, но в биографии сотрудника МВД это было уже само по себе подозрительно, тем более учитывая те сомнительные времена. Последней работой на стороне у Хлыстова, дослужившегося к тому момента до подполковника, была работа внештатного юрисконсульта в какой-то однодневной фирме. Стоп. Подполковника Хлыстова? Очень мило. И когда же сей подполковник стал майором? Костя побежал глазами, перепрыгивая со строчки на строчку.

Но сколько Костя не вглядывался, этот поворотный пункт в карьере майора никак не освещался. С 2004 года биография Хлыстова, до этого такая подробная и полная, вдруг начала как будто заикаться – в ней то и дело возникали какие-то пробелы, провалы, пропуски. Ясно было одно – с 2007 года он снова был майором Хлыстовым, работающим в том самом отделении милиции, которое недавно и посетил Костя. Но что происходило с Хлыстовым до того, понять из документов было затруднительно. «Что за фигня?» – думал Костя, переворачивая страницы. Складывалось ощущение, что либо Хлыстов периодически уходил в длительные запои, на время которых его биография делала остановку, либо. Либо материал по Хлыстову задним числом умело подчищали. «М-да, – хмыкнул про себя Костя, – надо будет просить собрать информацию с нуля».

На столе запищал мобильный телефон, напоминая о том, что пора идти забирать Ленку. Костя посмотрел на часы. Но пока оставалось еще несколько свободных минут, он разложил перед собой последнюю стопку – материалы по району. Что он там искал, он и сам не знал. Скорее всего, просто хотел какой-то общей информации, но чем больше он вчитывался в сухие факты, тем больше удивлялся. Строительство началось в конце 80-х. В начале 90-х большая часть микрорайона была застроена и заселена. Район был достаточно бедным, но потом открылись первые бары, казино, начались бесконечные переделы собственности, стрелки, разборки, братки и дальше по списку. С ростом криминала росло, как ни странно, и благосостояние района – видимо, кто-то наверху имел совесть и что-то вкладывал в общее дело. После этого район очистился от группировок, сомнительных бань, публичных домов и казино, однако им на смену пришли рынки и ларьки, и все превратилось в один сплошной базар.