Любовь в наследство - Элизабет Эштон

— Арман… волки! — выдохнула она.

Его руки, как тиски, сжали голые плечи девушки, и он втолкнул ее назад в комнату.

— Успокойтесь, — прошептал он. — Вы хотите разбудить весь отель?

Но она его не слышала.

— Волки, — повторила она, — хищники из Ле-Бо! Они пытаются войти! — Джулия бросила испуганный взгляд в сторону окна.

— Вам просто приснился кошмар. Теперь здесь нет никаких волков. — Арман с трудом отвел взгляд от ее трепещущего тела, едва прикрытого короткой комбинацией, и подтолкнул девушку к кровати. — Ложитесь спать.

— Не оставляйте меня! — как безумная, взмолилась она в страхе, что вновь останется одна, и обвила его шею руками. — Арман, я боюсь, не уходите!

Его ноздри расширились, он закусил губу. Теперь он сам казался волком. Оторвав ее руки от своей шеи, Арман оттолкнул Джулию. Но его голос был спокоен и сдержан, когда он сказал:

— Вам нечего бояться, уже почти утро. Я не могу остаться с вами, Джулия… Я не смею.

Арман шагнул к двери, и Джулия поняла, что он уходит, оставляя ее наедине с призраками. С нечленораздельным криком она бросилась за ним. Она жаждала только его человеческого присутствия. Обхватив его руками, она вцепилась в него изо всех сил:

— Арман, пожалуйста, останьтесь со мной!

— Джулия, дайте мне уйти, — процедил он сквозь зубы, пытаясь высвободиться из рук девушки, сжимавших его в безумном страхе.

Ставни вновь затрещали, Джулия зарыдала и уткнулась лицом в плечо Армана. Ее шелковистые волосы, как сеть осенней паутины, рассыпались по его голой груди. В объятиях Армана не было нежности, а его обжигающие губы скользили от ее плеч, нежной шеи к подбородку и, наконец, впились в губы. Джулия уступила нахлынувшему потоку неведомых доселе чувств, поглотившему ее со страшной силой и смывшему благоразумие и сдержанность. Для нее в этот миг не существовало ничего, кроме Армана и желания, которое он пробудил в ней.

За окном пропел петух, подавая сигнал призракам ночи, что им пора возвращаться в свое преддверие ада. Джулия почувствовала, как страстная дрожь желания пробежала по телу Армана. Он оторвался от нее, его руки ослабли, он опустил ее на кровать и прикрыл ноги одеялом.

— Прости меня, Боже, — хрипло прошептал он.

Джулия резко села, натянув одеяло до подбородка, и непонимающе уставилась на Армана. Первые лучи осветили его застывшее лицо. Она не могла поверить, что он покинет ее теперь, когда выдал себя, показав, что любит ее. Она и сама только сейчас поняла, что влюблена в него отчаянно и безрассудно, всеми фибрами своей души, как любила ее мать. Каждый нерв ее тела трепетал от того чувства, которое этот мужчина пробудил в ней. Она не могла собраться с мыслями, но инстинктивно понимала, что он создан для нее, а она принадлежит ему навеки.

С трудом сознавая, что делает, подгоняемая глубоким внутренним волнением, Джулия протянула к нему руки и прошептала нежно:

— Арман, останься со мной.

Ее просьба была естественным откликом на его пылкую страсть, но кувшин холодной воды был бы для нее меньшим шоком, чем его реакция. Он отпрянул от ее рук с отвращением, как будто это были змеи, и закрыл лицо ладонями. Мускулы на его шее и руках напряглись в усилии сдержать естественный порыв.

— Вы хотите еще раз разбить сердце своего дедушки?

Тон его голоса, суровый и резкий, сразил ее, подобно острому кинжалу. Глаза Джулии потемнели и расширились, она недоверчиво посмотрела на Армана, затем вдруг разразилась хохотом. Разве сам Жиль Боссэ заботится о чьих-то сердцах? Ей только сегодня вечером было сказано, что он собирается выдать ее замуж без любви, без уважения к ее чувствам. Он не щадил сердце ее матери и потому потерял ее. Это о ее, Джулии, сердце должен думать сейчас Арман, а не об этом упрямом старике. Она была близка к истерике.

— Замолчите!

Наступила тишина. Даже ветер, казалось, стих. Ни в комнате, ни в гостинице не было слышно ни звука.

— Почему мы должны думать только о дедушке? — дрожа, прошептала Джулия. — А со мной не стоит считаться? — Она пристально посмотрела на Армана глазами, в которых отражались все ее чувства.

— Нет, — безжалостно ответил он, не глядя на нее. — Месье Боссэ для меня все: отец, благодетель, друг. А вы для меня ничто.

Он бросился вон из комнаты, и на этот раз Джулия не делала попыток остановить его. Щелкнул замок, оповестив девушку о полном крахе ее иллюзий. Арман отверг ее, потому что она была внучкой его хозяина. Неверный в любви, он был непоколебимо предан своему благодетелю. Она же была всего лишь женщиной, желания которой никогда не осуществятся.

Желания? Стыд обжег ее. А чего она на самом деле хотела? Она, всегда брезгливо державшаяся в стороне от случайных любовных связей? Она, должно быть, сошла с ума, вообразив на мгновение, что Арман отвечает на ее любовь. Он не способен на это. У него азиатское отношение к женщинам — он смотрит на них как на игрушки. И ей следует быть благодарной, что он не воспользовался ее слабостью, как делал со многими другими. Дениза же предупреждала ее, что Арман берет любовь там, где находит, и бросает, как только начинает остывать. А она, бедная слепая дура, поверила на один восхитительный миг, что его обуревают те же сильные и прочные чувства, что и ее. В его отказе от ее любви не было никакого самоотречения, он даже не пытался смягчить этот отказ. Если же он на самом деле питает к ней настоящее чувство, ему нет необходимости отрекаться от нее. Он думает, что дед выразит неодобрение, но, скорее всего, он просто избегает продолжительной связи с одной женщиной. Дениза была права, утверждая, что он никогда не женится. И уж менее всего он хотел бы жениться на внучке своего хозяина. Поэтому он и оттолкнул ее — безжалостно, отвратительно, унизительно, не заботясь о том, какую обиду он ей нанес, какую боль причинил этими словами: «Вы для меня ничто!» Ничто… Джулия заплакала, горько и отчаянно. Тихие мучительные рыдания сотрясали ее хрупкое тело, пока она, полностью обессиленная, не провалилась в беспокойный сон.

Утром симпатичная востроглазая служанка принесла завтрак в комнату. Персонал гостиницы увлеченно обсуждал драму, которая разыгралась этой ночью. Джулия отодвинула булочки и масло — у нее совсем не было аппетита, — но с удовольствием выпила кофе и попыталась подвести итог ночным событиям. Ставни с окон были сняты, под утренним солнцем все фантомы тьмы испарились, и она вновь чувствовала себя Джулией Арчер, уравновешенной лондонской девушкой, которая может победить призраков… и цыган… И она успокоилась, хотя была истощена и опустошена. Даже обида, нанесенная ей Арманом, больше не причиняла боли.