Конец света на «бис» - Владимир Контровский

Шарль де Голль в Москве

17 октября 1962 года, Париж, рю Гренель, посольство СССР

– Ещё вина?

– Благодарю. Послушайте, Сергей Александрович, я понимаю, что дипломаты очень любят ходить вокруг да около, но сейчас не та ситуация. Давайте оставим экивоки, хорошо?

Сергей Александрович Виноградов, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР во Франции, уколол собеседника быстрым взглядом и поставил на стол бокал с коллекционным вином. Он имел репутацию «самого голлистского» из всех иностранных послов во Франции и был единственным из иностранных дипломатов, один-два раза в год наносившим визиты в Коломбэ-ле-дез-Эглиз для бесед с де Голлем. Будучи во время войны послом в Турции, он активно содействовал установлению отношений между правительством Советского Союза и «Свободной Францией», а во французских политических кругах даже ходила байка, что о событиях 13 мая 1958 года, вернувших де Голля к власти, заранее знали только три человека: руководитель переворота Жак Сустель, сам де Голль и Виноградов.

Но и его собеседник был далеко не простым человеком. Константин Константинович Мельник-Боткин, внук Евгения Сергеевича Боткина, лейб-медика, убитого вместе с царской семьёй в Екатеринбурге, был сотрудником французского Генерального штаба и курировал от лица де Голля всю французскую разведку и полицейские службы. Его визит на рю Гренель был событием из ряда вон выходящим, и Виноградов не мог этого не понимать.

– Хорошо, – произнёс он, чуть помедлив. – В чём суть вашего предложения?

– Она чрезвычайно проста, – несмотря на то, что Мельник-Боткин родился и вырос во Франции, он говорил по-русски правильно, хотя и с лёгким акцентом. – В случае войны…

– Не понимаю, – перебил его Виноградов, – о какой войне идёт речь?

– Сергей Александрович, – Боткин слегка поморщился, – мы же с вами договорились! Нарастающий Карибский кризис, учитывая личность президента Голдуотера, запросто может обернуться Третьей Мировой войной – ядерной. И в этой войне Франция, – он сделал паузу, – хочет остаться нейтральной. Мы не хотим воевать за американские интересы, и не хотим, чтобы ваши ядерные ракеты падали на французские города. Вам понятна наша позиция?

– Вполне. И как это будет выглядеть?

– Очень просто. В случае развития конфликта мы немедленно интернируем персонал штаб-квартиры НАТО и нейтрализуем все американские военные базы, расположенные на территории Франции – в полном соответствии со статусом нейтральной державы. Взамен мы хотим совсем немногого – гарантий того, что ни одна советская ядерная бомба не упадёт французскую землю. И, конечно, никаких столкновений между французскими и советскими вооружёнными силами – воздушными, морскими и сухопутными. По мнению мсье де Голля – а я говорю от его имени – это предложение выгодно и нам, и вам, не так ли? Однако договорённости необходимо достичь заранее: после взлёта ракет вести переговоры будет уже поздно.

– Вы думаете, война неизбежна?

– Я допускаю такую возможность – как, впрочем, и вы. Есть такая русская пословица «Знать бы, где упасть, так соломки подстелить». Вот мы эту соломку и подстилаем.

– Но Франция, – Виноградов испытующе посмотрел на Боткина, – полноправный член НАТО, со всеми вытекающими отсюда её обязательствами. И вы собираетесь легко и просто выйти из этой организации, да ещё не самым красивым образом?

– Два года назад господин де Голль уведомил господина Хрущёва о своём намерении оформить с НАТО развод – прекрасную Францию этот брак не устраивает. А насчёт того, как будет выглядит наш поступок… Позвольте напомнить вам другую русскую пословицу «Своя рубашка ближе к телу».

– Вы, Константин Константинович, как я посмотрю, любитель русских пословиц.

– Конечно. Я же чистокровный русский – и по отцу, и по матери. Однако оставим филологию – что вы мне скажете, Сергей Александрович?

– Как вы понимаете, сам я настолько важный вопрос решить не могу. Я могу только уведомить моё правительство о вашем предложении…

– …и сделаю это безотлагательно, – закончил за него Боткин. – По секретному каналу.

– Совершенно верно, – подтвердил Виноградов без тени улыбки.

Виноградов С.А., Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР во Франции

27 октября 1962 года, Франция, Фонтенбло, 11.30 местного времени (14.30 по Москве)

– Мне это не нравится, – произнёс Генеральный секретарь НАТО Дирк Стиккер, глядя на улицу из-за приотдёрнутой шторы.

По улице шли французские танки – лёгкие АМХ-13. Шли не торопясь, полязгивая траками, и время от времени то один из них, то другой сворачивал в проулки маленького города Фонтенбло и там останавливался, словно решив передохнуть.

– Не вижу ничего особенно и тем более тревожного, – проговорил генерал Лоурис Норстад, верховный главнокомандующий НАТО в Европе. – Несколько десятков танков, развёрнутых вокруг нашей штаб-квартиры, – это дополнительная защита от нежелательных случайностей. Вы же знаете, Дирк, что творится в мире, и вам известно, что все наши силы в Европе уже приведены в состояние полной боевой готовности. А наших французских союзников можно только поблагодарить за заботу о нашей безопасности.

– С такими союзниками, как де Голль, не нужно и врагов, – желчно буркнул Стиккер. – Удивляюсь вашему благодушию, генерал. Начнём с того, что мы не просили французов о дополнительной охране. У нас хватает своих солдат – ваших, генерал, – а что касается какой-то угрозы… Мы не в Западном Берлине, а в тридцати милях от Парижа. Это глубокий тыл – русские запускают пилотируемые космические корабли, но я не верю, что они в состоянии высадить нам на голову космический десант. А эти танки – они из частей непосредственного подчинения французскому президенту, и наших приказов, если что, они выполнять не будут.

– Почему вы так решили?

– А вы посмотрите на их окраску – это цвет пустыни. Они только что выведены из Алжира – их даже не успели перекрасить, – а части, выведенные из Алжира, не подчиняются командованию НАТО: господин де Голль принял такое решение в одностороннем порядке. И мне хотелось бы знать, зачем здесь эти танки.

– Какие проблемы? – Норстад пожал плечами. – Сейчас запросим французов, и пусть только они попробуют не ответить. Я всё-таки не думаю, что лягушатники задумали какую-то пакость – они что, хотят оказаться между молотом и наковальней и не понимают, чем это чревато?

– Полагаю, они всё прекрасно понимают. Я бы не волновался, однако есть ещё один нюанс, – с этими словами Дирк Стиккер отошел от окна, порылся в бумагах, лежавших на его письменном столе, и вытащил оттуда листовку. – Вот, посмотрите – такие бумажки уже третий день появляются в казармах солдат французской армии.

Французский солдат!

Ты нужен свободной Франции, Франции завтрашнего дня. Ты нужен своей семье, чтобы заботиться о ней, ты нужен своим детям, чтобы их вырастить, ты нужен своим родителям, чтобы обеспечить им достойную старость. Твоей стране нужна сила твоих рук, твой ум, чтобы восстановить ее величие и счастье. И ты хочешь пожертвовать своей жизнью, которую так нужна, в войне за интересы Германии?

Французский солдат!

Не сражайся, сохрани себя для Франции.

Кому поможет твоя смерть?

Эта война, в которую американцы и немцы вовлекли твою страну, не твоя война. Это война североамериканских монополий, которые пытаются подчинить себе весь мир. Но что эта война принесет тебе?[59]

Французский лёгкий танк АМХ-13

– Откуда эта гадость? – прочитав, генерал, брезгливо держа листовку двумя пальцами, положил её на стол.

– Появляются, – Генеральный секретарь НАТО неопределённо поводил пальцами в воздухе. – И что интересно, война ещё не началась, а французов уже призывают её бросить. Очень оригинально, не правда ли?

– Войны не будет, – уверенно сказал Норстад. – Русские не могут не понимать, что они гораздо слабее нас. А если война всё-таки начнётся, она будет короткой и победоносной, и от Москвы, да и от всей России останется только радиоактивная пыль. Запрос французам по поводу этих танков мы отправим немедленно, но хорошо бы подтянуть в Фонтенбло пару дюжин наших «паттонов»[60], чтобы в случае…э-э-э… недоразумения они разогнали бы эти французские жёлтые жестянки. Я подумаю, где их взять.

Генерал не знал, что да начала войны остались считанные часы, и что он ничего уже не успеет сделать.

В былые времена войны начинались ритуально: война объявлялась, а затем колонны солдат в разноцветных мундирах шагали по пыльным дорогам, чтобы через неделю (а то и через месяц) встретится с неприятелем, и парусные эскадры неспешно плыли навстречу друг другу, чтобы обменяться пушечными залпами. Технический прогресс внёс свои коррективы – войны стали начинаться с японских торпед, вспоровших ночную гладь порт-артурского рейда, или с германских авиабомб, упавших на спящие советские аэродромы. Но ритуал ещё сохранился, и даже после внезапного нападения следовало официальное объявление войны.