Криминальная история христианства - Карлхайнц Дешнер

История восходит к отцу церкви Иринею. Но кем был в действительности Керинф, еще и сегодня спорно. В католической передаче он появляется как гностик, как хилиаст и иудаист. Одна из его самых страшных «ересей» состояла в утверждении, что Иисус «родился не от девственницы», так как это казалось Керинфу невозможным, а был «сыном Иосифа и Марии» и поэтому равным всем остальным людям, но «больше, чем все, достиг в справедливости, уме, мудрости».

Несколько ограниченно, но звучит это неглупо. И так звучало, очевидно, для многих в античности. Однако «правоверный» уже тогда не мог купаться с «еретиком», не страшась смерти — по легенде, «басне», которую первым запустил в обращение св. Ириней, пишет Эдуард Шварц, — «с утонченной неправдоподобностью, чтобы озарить собственную голову нимбом непосредственного ученика апостола» Церковный писатель Евсевий, уведомитель историйки Иринея, дополняет «Апостолы и их ученики держались по отношению к тем, кто искажал истину, так далеко, что ни разу не смогли вступить с ними в разговор».

Такое поведение церковь всегда уважала, особенно последовательно запрещала «communio in sacris»[73] моление с христианами других конфессий, посещение их церквей, богослужений, служебные отношения с их духовными лицами, само собой разумеется, всякое общение с отлученными При этом уже Павел признавал, что в его собственной общине «друг друга угрызают и съедают» Среди самих «правоверных», согласно «Новому Завету», свирепствовали «горькая зависть и сварливость», «неустройство и все — худое», «вражда и распри» «Вы убиваете и завидуете», «препираетесь и враждуете».

Как часто ударял этот меч, который наточил уже Иисус, когда он понуждал сына против отца, дочь против матери — «и враги человеку — домашние его» Какие сцены, раздоры, разрывы, особенно в низших, необразованных слоях — трагедии до сих пор. Как узколобые, наряженные в рясы ханжи отравляли семьи, натравливали против родителей, мужей, жен, склоняли к бесчеловечности, к отказу почти от всех социальных отношений, к оставлению, изгнанию, уходу в монастырь — Хризостом проклинал каждого, кто удерживал своих детей от этого Христианские рабы поощряли молодежь к смене веры, к неповиновению даже отцам и наставникам.

Особенно напирали церковные вожди, когда заходила речь об их деле, на неблагодарность, непослушание, любую бесцеремонность Климент из Александрии «Если у кого есть безбожный отец или брат или сын он не должен с ним жить в согласии и быть с ним одного мнения, но он должен расторгнуть телесное домашнее единение из-за духовной вражды Христос да будет в тебе победитель» Учитель церкви Амвросий «Родители противятся, но вы должны их преодолеть Преодолей, дева, вначале детскую благодарность. Если ты преодолеешь семью, ты преодолеешь и мир». Согласно учителю церкви Хризостому, можно своих родителей совсем не признавать, они мешают аскетической жизни Учитель церкви Кирилл из Александрии запрещает «почтение перед родителями как неуместное и опасное», если «причиняет ущерб вере». И должен даже «закон любви к детям и братьям и сестрам отступить, а смерть для благочестивых, в конце концов, стать достойнее жизни».

Учитель церкви Иероним побуждает монаха Елиодора (позднее епископа Альцинума при Аквилейе), которого любовь к родине, к своему племяннику Непоциану заставила очень быстро вернуться с Востока, к разрыву с близкими «Если твой маленький племянник захочет повиснуть у тебя на шее, если твоя мать с распущенными волосами и разорванным платьем покажет на грудь, которой тебя вскормила, если даже отец, лежа на пороге, будет тебя заклинать перешагни мужественно через отца и мчись с сухими глазами к знамени Христа». (Здесь Иеронима характеризует то, что для него самого при расставании с родителями и сестрами самой большой жертвой был отказ от радостей богато заставленного стола, пышной жизни — его собственное признание) Учитель церкви папа Григорий I «Если кто алчно жаждет вечных благ, не должен обращать внимания ни на отца, ни на мать, ни на супругу, ни на детей» Св. Колюмбан — младший, апостол Аллеманский, перешагивает через свою мать, которая лежала на земле, плача, и кричит, что в этой жизни она его не увидит. А столетия спустя учитель церкви Бернард писал, в сильном созвучии с Иеронимом, который сам в литературном отношении много украл «Если твой отец бросился на порог, если твоя мать с обнаженной грудью показала тебе соски, из которых она тебя кормила переступи через твоего отца переступи через твою мать и с сухими глазами поспеши к знамени креста».

Сухими глазами, более того, с ненавистью и насмешкой разглядывают даже мучеников других христианских верований.

Соответственно августинской аксиоме «Martirem non facit poena sed causa» мучениками становятся не наказанием (которое испытывают), но — делом (которое представляют), высокая церковь категорически запретила почитание некатолических мучеников Были они, однако, — так решил в IV-м веке синод в Лаодицее (Фригия), — «фальшивые мученики» и «далеко от Бога». Они, по Киприану, Хризос — тому, Августину, бессмысленно пролили свою кровь (конечно, лишь слишком правдиво) и остались преступниками Фанатизм Августина доказывает его изречение даже если бы кто-нибудь позволил сжечь себя заживо за Христа, ему были бы обеспечены адские мучения, если он не принадлежит к католической церкви. И совершенно похоже поучает, неполное столетие спустя, Фульгенций, епископ из Рюспе (в одном из посланий, которые в Средние века оценивались наравне с августинскими, находили много читателей), — с непоколебимой верой зафиксировать, «что ни один еретик или схизматик не может быть спасен, даже если бы он пожертвовал богатое подаяние или даже пролил свою кровь во имя Христа».

Католики, которые молились в часовнях мучеников «еретиков», предавались анафеме, по меньшей мере отлучались от веры до покаяния, а религиозных героев соответственно другой партии часто осыпали чудовищными оскорблениями Киприан, Тертуллиан, Ипполит, Аполлоний и другие совершали тогда удивительные вещи. Последний, например, утверждал о монтанисте Александре, что он будто бы «разбойник», и приговорен «не за свою веру», а за свои «грабежи», которые он, понятно, «совершил уже как отпавший». И порой можно было быть не однажды оклеветанным. В то время как собственная сторона всегда наверняка высоко и свято верует, осознает, за правду страдает, умирает, любая другая сторона — глубоко погрязла в неверии, зависти, в злобе, упрямстве, подлоге, безумии, предательстве сквозь столетия несущиеся антиеретические пронзительные вопли. Вместо делового возражения (как же) — большей частью демагогия и потеря человеческого облика «Поношение противника играет в этих кругах большую роль, чем, к примеру, письменный аргумент» (Вальтер Бауэр).

Это доказывает раннехристианская литература и помимо «Нового Завета».

Сочиненное в Риме уже около 96 г. (будто бы третьим наследником Петра) 1-е письмо Климента, старейшее послание «апостольских мужей», порочит руководителей коринфской оппозиции, которые как раз направились на Восток, хотели отделиться от Запада, как «горячих и отчаянных людей», как «предводителей к нечестивой ревности», к «спору* и смуте». Они «вырывают и выдергивают у христиан конечности, они едят, пьют, они толстые, жирные, дерзкие, тщеславные, горлопаны и хвастуны, лицемеры и глупцы», «великий позор» — «высокая песня всепрощающей, все преодолевающей любви, которая есть отблеск божественной любви Прекраснее не говорил даже Павел» (Хюммелер).

Во II-м столетии на арене объявился Игнатий из Антиохии — святой, который обосновал «монархический епископат», тем самым реализовав для всей католической церкви представление, что каждую общину или церковную провинцию мог возглавлять только один епископ, при этом, согласно епископу Игнатию, «епископа должно рассматривать как самого Господа». Игнатий — «харизматически одаренная единственная в своем роде личность» (Перлер), «наученная Павлом» «понимать христианскую веру действительно как экзистенциальное поведение» (Бультман) — обзывал всех инакомыслящих христиан как «представителей смерти», «зачумленных», «диких зверей», «бешеных собак», «бестий», их догматы «вонючими нечистотами», их богослужение «дьявольской службой» Еретиков — призывает Игнатий, чья «преданность Христу» передалась «его языку» (Целлер), чье «самое сильное свойство» — «кротость» (Мейнгольд), — еретиков «вы должны избегать как диких зверей. Они действительно злобные собаки, кусающие исподтишка», «волки, прикидывающиеся овцами» — «смертельный яд».

Метафорическое употребление этого слова часто в патриотической литературе, «еретика» и «ересь» охотно сравнивают с колдунами (сам Петр фигурирует как «maleficus»,[74] аналогично Павел, волхв Симон как «magus maleficus»,[75] которые всегда носят свой яд с собой в банках, в сердце, на языке, за губами, яд приносящих смерть зверей, яд гадюк, тем более опасный яд — поданный в сладком меде Доказано практическое применение его христианами по меньшей мере с IV-го века, например, императором Константином, который, вероятно, отравил своего сына Криспа, или, вскоре после этого, подкупленным священником, который убивает отравленным вином для причастия. Затем прежде всего высокопоставленными христианками — императрицами, императорскими дочками, убивавшими отравленным святым и не очень святым вином — «в божественное молоко подмешивается скверный гипс», как выражается безымянный автор.