Принцесса и чудовище - Афанасьев Роман Сергеевич

— Принимай командование отрядом, Морейн, — сказал он. — Немедленно оседлайте двух скакунов. Вели слугам найти дорожные сумки — мою и Вэлланор.

— Милорд? — удивленно вскинул брови воин. — Вы уезжаете?

— Да, — отрезал герцог. — Прямо сейчас. Похороните павших, расчистите дорогу. Раненых посадите в экипаж и следуйте в Рив. Не думаю, что вы нас нагоните, но постарайтесь не задерживаться в пути.

— Ваше сиятельство! — воскликнул Морейн. — Мы не можем оставить вас!

— Это приказ! — рявкнул герцог. — Немедленно исполнять!

Таримец расправил плечи, вежливо поклонился и отошел в сторону, проглотив свои возражения. Сигмон повернулся к бледному капитану ривастанцев, все еще опиравшемуся рукой о карету.

— Вы не сможете сопровождать нас, капитан, — сказал Сигмон. — С настоящего момента за безопасность наших гостей отвечаю я. Вы остаетесь здесь, с таримцами. Проследите, чтобы все они беспрепятственно и как можно скорее добрались до королевского двора. Вам понятно, капитан?

— Так точно, ваша светлость, — отозвался Паркан, пытаясь козырнуть раненой рукой. — Будет исполнено.

— Ступайте, — мягко проронил Ла Тойя. — Посмотрите, что можно сделать для ваших людей.

— Боюсь, уже ничего, — с горечью отозвался капитан, но, развернувшись, все же похромал к поваленному дереву — туда, где нашел последнее пристанище его небольшой отряд.

— Итак, граф, — сказал Борфейм, глядя в спину удаляющемуся капитану. — Вы добились своего. Мы едем с вами. Как вы понимаете, я не собираюсь оставлять племянницу.

— Очень разумно, милорд, — одобрил Сигмон. — Мне тоже не хотелось бы оставлять вашу светлость посреди лесной дороги.

— Проклятье! — не выдержал герцог. — Ваши дороги… Весь этот балаган — оскорбление королевского рода Тарима! Так не встречают гостей и будущих родственников!

— Вы совершенно правы, милорд, — невозмутимо отозвался Сигмон. — Будь это в моей власти, я все бы сделал по-иному.

— В самом деле? — язвительно осведомился герцог. — И как же это?

— Организовал бы праздничную встречу вашей светлости на самой границе. Большой кортеж. Гвардия. Слуги, лакеи, и неторопливое путешествие в столицу.

— На это мы бы потратили еще пару месяцев, — буркнул Борфейм. — Время. Да, проклятое время, которого у нас нет.

— Думаю, что оскорбление не было намеренным. Мы все попали во власть неодолимых обстоятельств, милорд.

Борфейм смерил собеседника долгим взглядом, оценивающим, изучающим — словно никак не мог решить, кто же все-таки стоит перед ним — слуга или ровня самому герцогу.

— Вас трудно чем-то смутить, да, граф? Вы не похожи на воина, хотя сражаетесь лучше всех, кого я знал, и не похожи на гонца. Я бы сказал, что вы похожи на советника короля, поднаторевшего в решении сложных вопросов. Но для советника вы слишком хорошо работаете клинком. В чем же ваш секрет, Ла Тойя, — в силе или в выдержке?

— В выдержке, милорд, — невозмутимо отозвался Сигмон.

— Да, пожалуй, вы умеете держать себя в руках. Это важное умение, не так ли?

— Очень важное, милорд. Практически — вопрос жизни и смерти.

— Вашей?

— Нет, милорд. Окружающих.

Борфейм взглянул в лицо собеседнику и убедился, что тот невыносимо серьезен.

— В наглости вам тоже не откажешь, граф, — буркнул он. — Вы либо быстро сойдете в могилу, либо пойдете очень далеко.

— Надеюсь, мы все будем в добром здравии, чтобы увидеть это, — отозвался Сигмон.

Из экипажа донесся тихий шорох, и граф вздрогнул, запоздало вспомнив, что у их разговора с герцогом есть еще один участник, хранящий, впрочем, молчание.

— Вэлланор, — позвал герцог. — Можешь выходить. Мы скоро уезжаем.

— Да, дядя, — раздался голос из-за черной дверцы. — Я сейчас.

Сигмон, услышав голос, невольно содрогнулся. Почему-то ему казалось, что невеста Геордора должна быть старой каргой, чьи достоинства заключаются в титуле, который позволяет связать кровным родством два королевских рода. Но этот голос не мог принадлежать старой карге. Никак не мог.

Ла Тойя внезапно ощутил, что от него разит потом, понял, что он растрепан и с головы до ног залит чужой кровью. Чужая кровь жгла щеки раскаленным металлом. Граф вскинул руку, чтобы вытереть лицо, и тут же опустил — перчатки были так же грязны, а снимать их он не хотел. Только не сейчас. Ни за что.

Вторая дверь экипажа распахнулась, и зверь внутри Сигмона вздрогнул — ему в нос ударил аромат свежей лесной смолы, сладкий запах цветов и чего-то ласкового и трогательного, напоминающего о детстве. Граф отступил на шаг, а из распахнутой двери экипажа на свет выбралась ее светлость Вэлланор Борфейм.

Худая девчонка с длинными белыми волосами и голубыми глазами, закутанная в накидку из беличьих шкурок — такой увидел Сигмон Ла Тойя свою будущую королеву. Именно девчонка — с чуть вздернутым носиком и удивленными глазами, расширившимися при виде поля боя, заваленного трупами.

— Познакомься с графом Ла Тойя, — сказал герцог. — Думаю, ты слышала наш разговор, и нет нужды объяснять, кто он такой.

— Миледи, — опомнившись, Сигмон прижал руку к липкой от крови куртке и согнулся в глубоком поклоне. — Рад приветствовать вас на землях Ривастана.

— Здравствуйте, граф, — отозвалась Вэлланор. — Я рада видеть вас. Вы оказали нам неоценимую помощь, и мы все вам очень благодарны. Да, дядя?

— Конечно, — буркнул герцог. — Благодарны так, что просто нет слов.

Сигмон медленно выпрямился и обнаружил, что он на целую голову выше своей будущей повелительницы. Она смотрела прямо ему в лицо, снизу вверх, и Сигмон готов был провалиться сквозь землю, представляя, как чудесно он сейчас выглядит со стороны.

— Вы проявили поразительную храбрость, граф, — продолжала Вэлланор, разглядывая королевского гонца. — В одиночку вы справились с целым отрядом разбойников и спасли нас от неминуемой гибели. Раньше мне казалось, что такие герои остались лишь в легендах, но теперь я вижу, что в Ривастане еще есть настоящие воины.

— Пустяки, миледи, — отозвался Сигмон, чувствуя, что его щеки уже сравнялись цветом с чужой кровью. — Я воспользовался внезапностью, пока разбойники были заняты боем с вашими воинами, храбро защищавшими вашу светлость. Им пришлось намного тяжелее, чем мне.

— Ваша скромность делает вам честь, граф, — отозвалась Вэлланор, — но мы все были свидетелями вашего храброго поступка. Вы говорили, что не назовете это подвигом. Но поверьте, так его назовут те, кого вы спасли.

Сигмон встретился взглядом с таримкой. Ее глаза пылали голубым — они очень походили на глаза герцога, но в них было столько красок, сколько бывает в летнем небе в самый полдень. И в них граф увидел нечто… Одобрение? Восхищение? Искреннюю благодарность? Все это и еще капельку того, что Сигмон побоялся назвать даже самому себе. Голубоглазая девчонка говорила искренне. Тут и не пахло вежливостью опытных дипломатов — она на самом деле восхищалась учиненной им резней. И она на самом деле верила в героев.

Ла Тойя даже прикрыл глаза, сдерживая невольный стон. Как посмели они отправить это наивное дитя в чужую страну? Откупились ею, словно сундуком с монетами, от старика Геордора, бросили в самое пекло взрослой жизни, где кровь и ненависть правят миром?

— Это не подвиг, миледи, — печально возразил Сигмон. — Подвиг — это удержаться от резни. Очень надеюсь, что ваша светлость больше никогда не станет свидетельницей таких ужасных событий.

— Если вы и дальше останетесь на службе у короля, то, полагаю, ваши надежды сбудутся, — отозвалась Вэлланор. — Надеюсь, вы, как и обещали, больше не допустите такого.

— Приложу все усилия, — с пылом заверил ее Сигмон.

— Сильно сомневаюсь, — подал голос герцог. — Хватит любезничать. Нам пора отправляться.

Сигмон обернулся и увидел, что позади стоит Морейн, держащий под уздцы двух черных скакунов, ранее принадлежавших павшим таримцам.

— Все готово, милорд, — сказал он. — Вы на самом деле собираетесь уехать?

— Еще как, — раздраженно бросил Борфейм. — Граф, вам не нужна лошадь?