Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3 - Андрей Болотов

 Всходствие чего прорыв в материке, с двух сторон входы, велел я навозить множество всякого рода диких и разноцветных разной величины каменьев, и уклав ими бока сих входов, поделал над ними потолки дубовые, велел насыпать каменьев, и прикрыл сие снаружи опять все так, чтоб дерева совсем было не видно и они казались бы натурою произведенными каменными сводами.

 Между тем как все сие делали, употребил я выкопанную из сей ямы и рвов землю в другое дело. Я велел ею возвысить помянутый бугор, назначаемый под ротонду, и для лучшего вида весь оный с трех сторон обнести многими разной величины дикими каменьями, и смастерить так, что будущая ротонда могла бы казаться стоящей на мысе крутой каменной горы и чрез то иметь более пышности и великолепия.

 Не успел я сего кончить и дать пройтить нашей годовой казанской ярмарки, которая в сей год не ознаменовалась ничем особливым, кроме обыкновенного стечения великого множества простого народа, и того, что случилось мне при сем случае впервые узнать и спознакомиться с Львом Савичем Крюковым, сделавшимся потом нашим родственником, — как принялся я за произведение в действо другой и также достопамятной затеи.

 Я упоминал вам в предследующем письме, что, кроме большого и длинного моего водовода, удалось найтить и еще одну воду в ближней вершине, и не только ближе, но и столь высокую, что мне можно было провести ее другим водоводом к самому почти дворцу, и тут, на самой на горе, произвести из нее несколько водоемов. И как одному из них случилось сделанным быть подле самого того места, где назначил я быть каменной круглой беседке, или павильону, существующему и поныне, — то вздумалось мне сделать от самого места по крутизне горы особый род каменного каскада, который бы оканчивался внизу подле самого входа в песчаные пещеры, которые восхотелось мне украсить каменными воротами, дабы при выходе из пещеры в сад вдруг могло поразиться зрение неожиданно сим каскадом, а слух — величественным шумом, производимым стечением вод в одно время со многих и с разных сторон высоких водостоков.

 Затея сия была особая, и мне удалось произвести ее отменно удачно. Она хотя и стоила мне многих трудов, поелику надобно было навозить туда премногое множество диких каменьев и изо всех из них произвести род натуральной каменной горы с разными ущельями и неровностями, из которых могла б вдруг и с превеликим шумом стремиться и с разных сторон сбегать вниз спущенная в шлюзик из верхнего водоема вода. Но как бы то ни было, но выдумка сия удалась и вышла штука, зрения и удивления достойная и превосходящая даже красотою своею самое мое ожидание.

 Между тем как мы деланием сего большого каскада занимались, забыты были совсем кабинетные мои упражнения. При всех моих недосугах и беспрерывных надворных занятиях, улучал кое–когда целые часы к занятию себя и письменными упражнениями, а особливо сочинением материала для моего «Экономического Магазина», которого в издании не хотелось мне никак сделать ни малейшей остановки. Итак, не одно утро и праздное полуденное время, когда работные люди отдыхали, препроводил я в писании. Но, кроме того, затеяно было у меня с сыном еще одно дельце. Мне не хотелось к наместнику, по его приглашению, приехать в гости с пустыми руками. И как около самого сего времени искусство составлять ландшафтные картины из одних травок и листков цветочных довели мы с сыном до нарочитого совершенства, то и вздумалось мне (к тому времени как мне ехать к наместнику) смастерить с ним нарочитой величины прекрасную травяную мозаическую ландшафтную картину, за хорошим стеклом и за богатыми раззолоченными рамками, и сделать ею наместнику сюрприз и подарок, мне хотя очень мало стоющий, но ему приятный. Итак, оба мы с сыном совокупно сим трудом и занимались и успели и сие дельце сделать.

 Наконец стал приближаться и август месяц. И как первое число оного назначено было к тому, чтоб мне находиться уже в сие время у него (наместника) в его подмосковной деревне, то и расположился я отправиться туда несколько поранее, за неделю до сего срочного времени, дабы, пользуясь сим случаем, заехать мне и в свое Дворяниново и побыть в оном хоть несколько суток. А как и сыну моему хотелось вместе со мною побывать в нашей деревне и потом съездить к отцу своему крестному, господину Полонскому, и у него все то время погостить, покуда я проезжу к наместнику, то расположился я его и взять с собою для сотоварищества.

 Итак, собравшись в сей путь, поехали мы с ним 25–го августа из Богородицка. При проезде, в Туле подрядили мы с г. Давыдовым тамошних столяров сработать нам ту прекрасную ротунду, которая так много потом украшала собою наш сад Богородицкий. И сделав мимоездом и сие дело, пустились далее.

 В деревню свою приехали мы с ним 27–го августа, и так рано, что успели с ним еще в тот же день обегать и обходить все наши сады и всю усадьбу. Все их нашли мы в жалком и запустелом дочти состоянии. Ибо как по стечению обстоятельств не удавалось мне во все последние перед сим годы в деревне своей в летнее время побывать, а того меньше проводить в ней несколько дней, то отсутствие сие произвело великие уже во всем перемены. А особливо — по обстоятельству, что прикащик мой был самый простой человек и не столько имел попечение о доме и о прочем, сколько о своем кармане; а старик–садовник мой, дядя Серёга, так уже одряхлел, что почти ничего делать был не в состоянии, а младший его ученик Иван был также не слишком ретив и более плутоват, нежели обо всем рачителен, — то натурально долженствовали произойтить оттого во всем великие и для меня крайне неприятные упущения. Словом: я нашел все в таком беспорядке, что не хотелось почти ни на что и взглянуть, и если б не утешало обоих нас прекрасное положение мест, которыми натура одарила нашу усадьбу, то было б нам очень скучно.

 Со всем тем, имели мы с сыном множество минут приятных. Поспешествовало к тому много то, что как тогда вкус мой, относительно до садов, совсем переменился, и я, разлюбив сады старинные регулярные, полюбил уже иррегулярные, натуральные и прекрасные (а сим вкусом напитался уже и сын мой, делающийся уже во всех моих упражнениях и затеях нарочитым уже мне товарищем и помощником), — то у обоих у нас и произошли тогда первейшие мысли о превращении и наших садов, а особливо нагорного и нижнего, из регулярных в натуральные. А посему и попили у нас с ним тотчас разные замыслы и затеи о том, как бы сие сделать и где бы что и как переменить или что вновь со временем сделать.

 Желание наше к сему было так велико, что мы готовы б были и тогда уже приступить к сему преобразованию оных, если б не препятствовало к сему с одной стороны сколько краткость времени, столько с другой и бывшая тогда самая рабочая и такая пора, что нельзя было никого оторвать с поля для работ садовых и производства наших затеев в действо, — и потому принужден я был довольствоваться одним только тем, что успел объездить и осмотреть все мои дачи и угодья, повидаться с братом Михаилом Матвеевичем и сделать кой–какие распоряжения в доме. Совсем тем, не преминули мы с сыном воспользоваться хотя теми немногими людьми, которые с нами приехали, и бывшими в доме, и при помощи их расчистить в вершине свою течку, я начали кое–что и другое делать, сообразно с нашими новыми затеями. И можно сказать, что дни сии были достопамятною для садов моих эпохою в будущем времени, в котором начались с ними превеликие работы, относящиеся до их преобразования.