Контрразведка. Охота за кротами - Анатолий Терещенко

Передавая книги Думову, Филатов обратил внимание на то, что тот даже не поинтересовался стоимостью, обстоятельствами покупки, их содержанием. Он взял их, как берут охапку дров, и небрежно бросил на выступ кабинетной стойки. Зазвонил телефон.

— Хорошо, я зайду. да-да, сейчас зайду, — ответил военный атташе.

Филатов понял, что шефа приглашает посол по какому-то неотложному делу. Мысль о том, что его вместе с американкой мог кто-то видеть, обожгла сознание.

«Неужели об этом стало известно послу? Кто мог нас видеть? — задавал себе вопросы офицер. — Посол, очевидно, получил информацию от «ближних соседей».

В голове стремительно возникали варианты объяснений, формировались невинные ответы. А в это самое время Думов поднялся из-за стола и, хлопнув подчиненного по плечу, скороговоркой невнятно буркнул:

— Молодец, меня просит посол. Занимайся своими делами.

Филатов облегченно вздохнул и выскочил из кабинета.

Он посмотрел по сторонам, раскрасневшийся и возбужденный двинулся в сторону референтуры.

С той памятной встречи с Нади прошло всего трое суток, но его опять страстно потянуло к ней, в ту ставшую теперь для него уютной квартиру, где так быстро пролетело время бурного сладострастия.

Работая над обзором местных информационных источников, майор не заметил, как вошел в комнату Думов и приказал зайти к нему через десять минут.

«Вот и мой конец», — вновь обожгла тревожная мысль растерзанное стрессами сознание. Лоб покрылся испариной. Десять минут, наполненные тягостным ожиданием, наконец-то истекли. Филатов торопил события, поэтому вошел в кабинет несколько раньше и стал затаив дыхание ждать удара. Однако Николай Ильич был в настроении, находясь подшофе. Генерал по-барски растянулся в кресле, зевнул и проговорил:

— Милый, смотайся на рынок. Надо запастись продуктами для узкого представительского мероприятия. Возьми… — Он стал перечислять список желаемого.

Анатолий быстро записывал в блокнот. Настроение снова забило голубым фонтаном. «Значит, посол говорил не обо мне, если Ильич продолжает доверять выполнение личных заданий», — обрадовался Анатолий.

Судьба поворачивалась к нему лицом. Он был вне подозрений! Значит, возможна встреча с Нади.

Наконец день назначенной встречи настал. Он вышел из посольства, направился к оговоренному месту и думал только о предстоящем времяпрепровождении с женщиной, вскружившей ему голову, с женщиной, которую он начал читать. Снова городская суета сует — машины, людские потоки, какофония звуков, торговые ряды базара…

На месте встречи Нади не было. Он прождал минут сорок — никого. Прочесал несколько раз квартал, но любимой дамы не обнаружил. Пришлось не солоно хлебавши отправиться в посольство. Сладкие раздумья сменились унылым оцепенением, из которого его вывел скрип тормозов неожиданно поравнявшейся с ним знакомой автомашины. За рулем сидел мужчина лет сорока, одетый в светлую сорочку с воротником стойкой, входившим тогда в моду.

— Садитесь, молодой человек, подвезу, — предложил услужливо незнакомец и открыл дверцу.

Анатолию показалось лицо водителя знакомым. Усталость от пешей прогулки и невыносимый зной сделали свое дело — он нырнул в авто.

— Здравствуйте, товарищ Филатов. Привет вам от Нади, — мило улыбнулся незнакомец и внимательно посмотрел в глаза пассажиру. — Я знакомый Нади. Меня зовут Эдвард Кэйн. А вас Анатолий?

— Да.

После этого водитель раскрыл папку и вытащил оттуда толстый конверт из желтой плотной бумаги с блестящими зажимами на верхнем клапане. Он положил его на колени офицеру.

— Нади просила просмотреть содержимое конверта прямо в машине и вернуть ей те фотографии, которые вам не понравятся.

Анатолия взволновала и заинтересовала передача — вроде нигде не фотографировались. Он быстро разогнул металлические дужки конверта и обнаружил в нем пачку цветных фотографий высокого качества. Вот они с Нади в городе: у книжного магазина, в машине, у дома. А затем. Затем.

Кровь ударила в голову, застучало в висках, лоб мгновенно покрылся испариной, к горлу подкатывался тошнотворный, откуда-то взявшийся комок, а сердце готово было выпрыгнуть из грудной клетки.

На фотографиях два обнаженных знакомых тела в разных позах и в причудливо порнографических ракурсах. Розоватый оттенок кожи на снимках придавал более высокий уровень сексуальности. Вот его пьяная физиономия лежит на бедрах женщины, а вот он щекой коснулся груди, а вот…

«Она раздевалась неторопливо, — вспоминал Анатолий, — как профессионалка из стриптиза, со знанием дела. Стерва, стерва… Как же я не догадался? Она ведь позировала, точно зная места расположения фотообъективов».

Потом он резко повернулся к Эдварду и с деланой суровостью спросил:

— Это что, шантаж компрматериалами?

— Нет, просто зафиксированные на века приятные мгновения, обретшие, как говорят философы, материальную форму, — ядовито заметил водитель и тут же добавил: — Нади не ищите, она срочно вылетела в Штаты, однако просила не волноваться, так как эти свидетельства взаимной близости останутся приятными воспоминаниями не только для вас, но и для нее. Возможно, она скоро вернется — все будет зависеть от вас и от тех обстоятельств, которые сложатся вокруг вас обоих.

Монолог продолжался, но Филатов его уже не слушал, окончательно убедившись, кто такая Нади и ее знакомый. Он брезгливо взглянул на конверт, а затем на Кэйна. Мысли барахтались в поиске достойного ответа. Анатолий даже не заметил, как машина остановилась в глухом переулке позади посольства. Эдвард открыл дверцу и тихо промолвил:

— Друг, мы скоро встретимся. Удачи тебе. Не обижайся, мы сделали то, за что ты нас будешь благодарить. У тебя появятся деньги — большие деньги. А конверт правильно, что не взял.

Затем он высадил пассажира, и машина стремительно рванула с места. Бледным, усталым и опустошенным выглядел Филатов. Когда вошел на территорию посольства, показалось, что его состояние видят многие. От случившегося делалось страшно, но инстинкт самосохранения подсказывал: возьми себя в руки, успокойся, надо выглядеть и действовать, как обычно, — раскованно с товарищами и предельно собранно с начальством.

Начались кошмарные дни тягостных раздумий. У труса страх гипертрофируется — нет ничего страшнее страха. Когда человек поддается страху перед ужасом, он начинает ощущать ужас страха. Ему то хотелось во всем признаться, то наложить на себя руки, то пойти на развитие отношений с американцами.

Все решил праздник 23 февраля 1974 года, организованный в посольстве СССР. На банкет были приглашены иностранные гости. От американской стороны присутствовал первый секретарь посольства США в Алжире господин Эдвард Кэйн. Он держался в стороне от Филатова, узнавшего янки сразу же и с трепетом ожидавшего контакта с ним. Все, однако, произошло, как в кино, — незаметно и естественно. Улучив момент, Кэйн передал советскому офицеру визитную карточку с адресом виллы хозяина.