Холодный огонь - Дин Кунц

Он последовал за Ивлин, которая вышла из служебного отсека и направилась по правому проходу в отделение экономического класса.

Самолет содрогнулся от взрыва.

Ивлин швырнуло на пол. Джим качнулся и, чтобы не упасть на женщину, ухватился за спинку кресла, но не рассчитал усилия, повалился на одного из пассажиров и после еще одного толчка скатился в проход между рядами.

За спиной с лязгом посыпались подносы. Раздались удивленные и встревоженные восклицания и чей-то короткий визг. Джим попытался подняться, но в этот момент нос самолета накренился и они стали стремительно терять высоту.

Холли встала со своего места, прошла вперед и села рядом с Кристин Дубровек. Но не успела она представиться в качестве знакомой Стива Хэркмена, как самолет сильно тряхнуло и она едва не вылетела из кресла. Еще через долю секунды раздался звук удара, как будто в корпус авиалайнера врезался тяжелый предмет.

— Мама! — Глаза Кейси расширились от ужаса. Она была пристегнута ремнем, хотя в этом, казалось бы, не было необходимости, и не упала, но все ее книжки посыпались на пол.

Самолет терял высоту.

— Мама!

— Не бойся, Кейси. — Кристин явно пыталась скрыть от дочери свой собственный страх. — Это просто воздушная яма.

Самолет стремительно падал.

— Все нормально, — сказала Холли, наклоняясь к ним и стараясь, чтобы девочка ее услышала. — С вами ничего не случится. Только сидите здесь. Оставайтесь на этом месте.

Самолет терял высоту. Тысяча футов… две тысячи… Холли лихорадочно застегнула ремни своего кресла.

Три тысячи… четыре тысячи.

Волна ужаса и паники, охватившая пассажиров, сменилась гробовым молчанием. Люди, вцепившись в подлокотники кресел, ждали, что самолет прекратит падение или, наоборот, сорвется в штопор.

К удивлению Холли, нос лайнера стал подниматься и самолет выровнял курс.

Всеобщий вздох облегчения. Кое-где раздались жидкие аплодисменты.

Холли с улыбкой повернулась к Кристин и Кейси.

— Я же говорила, все будет в порядке.

Включился громкоговоритель. Спокойный и уверенный голос командира корабля сообщил, что отказал один двигатель, но они долетят на двух оставшихся, хотя, возможно, в целях безопасности придется садиться раньше на одном из ближайших аэродромов. Капитан поблагодарил пассажиров за проявленное самообладание, словно подразумевая, что самое худшее уже позади.

Через несколько секунд Джим Айренхарт появился в проходе и тяжело присел на корточки рядом с Холли. Она заметила, что у него разбита губа. Похоже, ему порядком досталось.

Ее охватило радостное возбуждение. Хотелось его поцеловать, но она только сказала:

— Вот видите. У вас получилось. Вы смогли что-то изменить.

— Нет, — мрачно ответил Джим. Он наклонился к ней. Их головы почти соприкасались, и они разговаривали шепотом. — Слишком поздно.

От этих слов у нее перехватило дыхание, точно он ударил ее в солнечное сплетение.

— Но мы уже не падаем.

— Взорвался двигатель. Его обломки изрешетили хвост. Гидравлика тоже вышла из строя. И это еще не все. Скоро самолет потеряет управление.

Страх, который растаял минуту назад, вернулся и, точно пленка льда на серой поверхности замерзшего пруда, сковал ее сознание.

Они падали.

— Вы знаете, в чем дело. Вам нужно быть не здесь, а возле пилотов, — сказала Холли.

— Слишком поздно. Это конец.

— Нет. Никогда…

— Сейчас я бессилен.

— Но…

В проходе возникла стюардесса; похоже, она уже оправилась от случившегося и выглядела спокойно.

— Пожалуйста, вернитесь на свое место.

— Да-да, сейчас, — ответил Джим. Потом повернулся к Холли и сжал ее руку. — Не бойтесь. — Он кивнул Кристин и Кейси. — Все будет нормально.

Он перешел на семнадцатый ряд и сел за спиной Холли. Теперь она его не видела и ей стало не по себе. Один только вид Джима внушал уверенность.

Двадцать шесть лет провел Слейтон Делбо в кабинах пассажирских авиалайнеров. Последние восемнадцать лет он летал в качестве командира корабля. Ему приходилось сталкиваться с самыми различными проблемами, и всякий раз он с честью выходил из любой, порой критической ситуации. Немалую помощь оказала Делбо жесткая программа постоянного обучения и контроля, применяемая Объединенными авиакомпаниями. Но, хотя он думал, что знает самолет как свои пять пальцев и готов к любой неожиданности, то, что случилось, повергло его в совершенное изумление.

После того как отказал второй двигатель, «ДС-10» начал падать, а контрольные приборы вышли из строя. Пилотам удалось выровнять самолет и замедлить снижение, но потеря одиннадцати тысяч футов — меньшее из зол.

— Нас заносит вправо, — сказал Боб Анилов.

Делбо ценил своего второго пилота. Тому было сорок три, и пилот он был отличный.

— Все-таки тянет вправо. Что скажешь, Слей?

— Повреждена гидравлика, — заметил бортинженер Крис Лодден. Он был самым молодым из них. Здоровый румянец деревенского парня и, главным образом, застенчивость, столь несвойственная большинству летчиков, делали его неотразимым для молоденьких стюардесс. Кресло Лоддена, следившего за показаниями механических систем, находилось за спиной Анилова.

— Еще сильнее уходим вправо, — отрывисто бросил Анилов.

— Черт! — Делбо до отказа вывернул штурвал и отпустил его, поняв, что это бесполезно.

— Не слушается, — сказал Анилов.

— Дело хуже, чем я думал. — Словно не доверяя собственным глазам, Крис Лодден склонился над приборами. — Этого просто не может быть!

Конструкция «ДС-10» предусматривала три гидравлические системы — надежный запас прочности. Невозможно, чтобы вышли из строя сразу все системы. И тем не менее это случилось.

Кроме них в кабине находился лысоватый и рыжеусый Пит Янковски, инструктор из Денверского отделения подготовки пилотов; который летел в Чикаго к своему брату. Во время полета он оставался наблюдателем и сидел за спиной Делбо, время от времени заглядывая через его плечо. Он поднялся со своего места.

— Схожу посмотрю, что там с хвостом.

— Мы можем регулировать тягу двигателей, — сказал Лодден.

Делбо уже предпринял попытку использовать эту возможность. Он уменьшил тягу в правом двигателе и увеличил в левом, пытаясь выровнять самолет. Если их слишком сильно поведет влево, можно снова увеличить мощность в правом двигателе.

С помощью бортинженера командир определил, что внешние и внутренние рули высоты не действуют. Элероны и закрылки тоже вышли из строя.

Размах крыльев «ДС-10» достигает ста пятидесяти пяти, а длина фюзеляжа — ста семидесяти футов. Трудно назвать самолетом такое огромное сооружение. Это настоящий корабль, плывущий в воздушном океане. Два двигателя «Дженерал электрик Прэтт энд Витни» — вот все, что сейчас осталось от системы управления. С таким же успехом можно пытаться управлять мчащимся автомобилем, наклоняясь то вправо, то влево и надеясь, что такое перемещение веса поможет изменить направление движения.

С тех пор как взорвался двигатель, прошло уже несколько минут, а самолет все еще держался в воздухе.

Холли верила в Бога не потому, что обрела свою веру в результате сильного душевного потрясения, а скорее из-за того, что альтернатива представлялась ей слишком мрачной. Она выросла в семье методистов и одно время всерьез задумывалась о переходе в католицизм, но так и не сделала окончательного выбора между серым облачением протестантского пастора и пышной сутаной католического патера. В повседневной жизни она предпочитала решать свои проблемы, не дожидаясь помощи Всевышнего, и произносила слова молитвы только за столом у родителей, когда гостила у них в Филадельфии. Обращаться к небу с горячей мольбой о помощи сейчас, по меньшей мере, лицемерно, но, может быть, милосердный Господь все-таки не даст пропасть «ДС-10».

Кристин читала Кейси вслух и весело комментировала приключения мультипликационных героев, пытаясь отвлечь дочь от воспоминаний о взрыве и падении самолета. Она знала, что самое страшное еще впереди, и таким образом старалась подавить собственный страх и не думать о случившемся.

Время шло, и с каждой минутой в ней росло чувство протеста. Ее разум не хотел мириться с тем, что сказал Джим Айренхарт. Холли не сомневалась в том, что она сама, он и Дубровеки останутся в живых. Джим не впервые вступал в схватку с судьбой и каждый раз выходил из нее победителем. Поэтому, пока они сидят в первой секции экономического класса, за их жизни, как он обещал, можно не волноваться. Хотли не могла примириться с неизбежностью гибели стольких людей. Невыносимо думать, что все они, молодые и старые, мужчины и женщины, добрые и злые, невинные и погрязшие во грехе, должны умереть в результате несчастного случая, что их тела, сплющенные в один комок, врежутся в какую-нибудь скалу или будут разбросаны по земле среди полевых цветов и сгорят, облитые керосином. Все вместе — и те, кто вел праведную жизнь, и недостойные.