Красная тетрадь - Дария Беляева

уехал, а я уже села за письмо. Как у нас без тебя дела, это ты спросишь первым делом. Дома одиноко, ночью не смогу заснуть, наверное. Звонил дядя Сережа, слышала Галечку, Галечка все пищала, где же ты. Она, видимо, что-то недопоняла из того, что ты ей объяснял про отъезд.

Как же ты там? Когда письмо дойдет до тебя, ты, наверное, уже устроишься. Может быть, сам напишешь мне письмо.

Не знаю, буду ли я отправлять свое письмо сразу или дождусь твоего, чтобы дописать все необходимое. Я как-то растерялась: дети растут так быстро. Ты уже совсем взрослый, надо же.

Сегодня видела белку, представляешь? Я шла домой, мне было так грустно, а тут белка выскочила прямо мне под ноги. Откуда она взялась, ума не приложу! Рыжая такая, с огромным хвостом. Нездоровой совсем не выглядела. И вот она пронеслась мимо и убежала, и я ее уже не видела.

До сих пор гадаю, откуда она взялась? Может быть, она мне показалась, но я видела ее так отчетливо, хоть и совсем недолго. И глазки-бусинки, и пушистый хвост, и цепкие лапки.

Прямо посреди города! Белка!

Ты в детстве очень любил животных, Арлен, ты это помнишь? Нет, не надо так писать: «в детстве», тебе ведь всего двенадцать лет. Хотя возраст этот очень удивительный, я сама помню, впервые становишься в чем-то взрослым. Дети растут удивительно быстро. Ты еще не понимаешь, как быстро летит время. Мне кажется, я только вчера держала тебя на руках впервые. Ты был таким маленьким и беззащитным. Я не могла знать тогда, каким ты вырастешь.

Мы с тобой еще никогда так надолго не расставались, но ты сам знаешь, что так нужно, и, наверное, меньше без меня скучаешь, чем я без тебя.

Как там Андрюша? Ведет ли себя хорошо Боря? Вале ты, кажется, нравишься, она очень хорошая девочка, я была бы рада, если бы вы дружили.

Какой же ты уже взрослый, пройдет еще немного времени, и ты станешь юношей. Я тебя просто не узна́ю, когда ты приедешь из санатория. Как это может быть: совсем маленький и беззащитный, а потом будто моргнула, и уже взрослый мальчик.

В тот день, когда я тебя родила, помню, было так солнечно. Солнце слепило глаза, а я так устала и хотела спать. Ты родился чуть позже полудня, на самом солнцепеке. Было жарко, и я чуть не плакала от того, как было жарко. Так устала, что не могла заснуть.

Но ты был такой красивый.

Ты уже совсем взрослый мальчик, так что это ничего, если я с тобой искренне поговорю?

Я очень переживала, как я с тобой встречусь. Столько было волнений, если честно, много оказалось и боли. Я переживала, вдруг я тебя увижу и со мной не произойдет того чуда, которое происходит почти со всеми женщинами.

Я ведь была одна. Рядом лежали женщины, у них тоже родились дочки и сыновья, за ними приезжали их любимые, а за мной бабушка и брат обещали.

А одна моя соседка родила мертвую маленькую девочку. Она лежала ближе всех к окну, не ела, не вставала. Это сложно объяснить, но смотреть на нее было страшно. У нее поднялась температура, врачи думали, может быть, это заражение, но опасались, что нет. Ее увезли ночью, не знаю, чем кончилось дело. Может быть, она просто заболела, и выздоровела, и родила еще одного ребенка потом, или двоих.

Мне было ее очень жаль. И как я могла думать, что не полюблю тебя всем сердцем?

Как только я тебя увидела, как только прижала к себе, я сразу же и бесповоротно поняла, что ты – идеален, что ничего еще на свете не было лучшего, чем ты. Я еще не знала, что ты вырастешь умненьким, и красивым, и добрым, но я тебя уже любила.

Глаза у тебя, когда ты родился, были совсем синие, только потом они позеленели, к двум годам. А тогда – синие. Такого оттенка я, кажется, и не видела никогда. Я смотрела на тебя и знала, что кто бы за мной ни приехал и как бы я потом ни жила, у меня всегда будешь ты.

Тогда я и поняла, что твой папа меня не любил. Но он оставил мне нечто куда более важное – тебя. И все случилось совершенно не зря.

Я тебе этого никогда не говорила. Не знаю, зачем сейчас говорю и решусь ли отправить это письмо. Ты для многого еще не был достаточно взрослым. Да и я, если честно, для многого достаточно взрослой не была.

Твой папа, может быть, никогда меня не любил, но, Арлен, он полюбит тебя, если вы встретитесь. За то, что ты умный, и смелый, и особенный.

Может быть, весь смысл моей жизни и состоял в том, чтобы дать жизнь тебе? И поэтому все повернулось так, как нужно.

Мне кажется, я почти ничего не помню из тех первых месяцев с тобой, кроме огромной любви. Я так уставала, что валилась с ног. Я думала, я умру. Но я тебя любила каждую секунду. Я тебя никогда не переставала любить.

Даже когда мне не хотелось жить, я думала о том, что в этом мире есть ты и ты ни в чем не виноват. Понимаешь меня, Арлен, ни в чем не виноват. И что я должна быть с тобой, и не могу тебя бросить.

Я не вспомнила уже, почему тебя не хотела. Я и сейчас с трудом об этом думаю, и становится так страшно. Вдруг бы у меня не было тебя?

Я выбрала тебе самое красивое имя. У меня было три варианта, исторические. Владлен, Марлен и Арлен. Владлен, я подумала, несчастливое. Не знаю, почему я так подумала. Марленом звали мальчика, в которого я была влюблена впервые, и я решила, что так неправильно. А Арлен – такое имя сразу тебе подошло. Оно звучное и сильное. И очень необычное. Никто такого не носит из наших знакомых.

Это удивительное чувство – давать человеку имя, которое он будет носить всю жизнь. Ощущаешь такую огромную, страшную власть – наделять человека именем.

Какой ты был нежный и трогательный мальчик! Всегда нежный и трогательный, всегда такой добрый. Ты дарил мне всяческие вещички. Камушки, листики. Это все, что у тебя было, все, что ты имел, все, что было тебе дорого, и ты это отдавал мне. Первое твое слово было «на», потому что ты хотел всегда отдавать