Она мне не невеста - Анна Леманн

Майя

— Слышал, что ты дочь Медлякова, — говорит Фарид, ведя меня на выход с ретровыставки, где я не успела ни одной машины рассмотреть. — Последняя, надеюсь. Или ещё сестрёнки и братики появятся?

— Не знаю, — пожимаю плечами, усмехнувшись. Это и правда смешно, но в то же время я не осуждаю Медлякова и даже в какой-то степени рада, что на старости лет он не один. Он хороший мужчина. — Папенька был любвеобилен и явно хотел много наследников. Его цель оказалась выполнима.

— А ты надеешься на его наследство и деньги? — задаёт вопрос, явно подлавливая меня, но ловить нечего. Я отвечаю так, как и правда считаю.

— Нет, — мотаю головой. — Много денег обяжут меня ходить на вот такие выставки. Я элементарно на них не выживу. Мне на них скучно. Люди все высокомерные и считающие себя выше других. Думаешь, зачем устроили эту выставку? Чтобы хозяин похвастался, сколько у него денег и что он может на них купить. Тщеславие не по мне.

— Забавно, — тянет. — Но если иметь очень и очень много денег, то можно не ходить на чужие выставки, а устраивать свои.

— Чтобы иметь много-много денег, надо быть либо единственной наследницей, либо много работать, — отвечаю и цокаю языком. — И если последнее я могу сделать, то первое — нет. На убийство я никогда не решусь. Морально сложно. Да и руки пачкать в крови не в моём духе. Их отмыть после очень и очень сложно.

— Права, — поникает, точно уловив намёк в моих словах.

— Ой! — застываю, увидев впереди разбитый стакан и… И огромную кучу осколков. Страх того, что стекло вонзится мне в ногу и раскромсает вновь, как тогда, в детстве, пробуждается с новой силой. В ногу тут же ударяет фантомная боль, словно это уже произошло, и я сделала себе больно. Сердцебиение учащается, а паника захватывает меня.

— Что-то не так? — спрыгивает Фарид, но я не могу ему ответить, потому что страх и голос парализовал. — Майя? Майя!

Закрываю глаза и считаю мысленно до десяти, чтобы успокоиться и прийти в себя. Мне всё это кажется. Я не наступала на стекло. Под моими ногами нет осколков. Нет крови! Мне не больно! Всё в порядке! Это всё в моей голове! Не больше!

Один! Два! Три… Семь…

И я взлетаю. В прямом смысле этого слова. Сильные мужские руки подхватывают меня и поудобнее располагают в полуобъятиях.

Открываю глаза, столкнувшись взглядом с Фаридом, на руках которого я и нахожусь. Мужчина спокойно проносит меня мимо места, где я видела разбитый стакан.

— Прости, — заговаривает, когда ловит мой непонятливый рассеянный взгляд. — Сразу не додумался, что ты босая, а там стекло. Испугалась, что можешь порезаться?

— Испугалась? — растерянно переспрашиваю, разглядывая его иным, изучающим, анализирующим взглядом. — Я… я просто…

— Да, понимаю, — останавливает мой поток несвязной речи. — Я бы тоже не решился босым идти по стёклам. Сейчас до машины своей донесу тебя. У меня там мамины сланцы лежат. У тебя примерно… тридцать седьмой или тридцать восьмой. У матери тридцать девятый был. Так что тебе подойдёт.

— Дашь мне сланцы мамы? — интересуюсь, заикаясь.

— Да, — кивает, продолжая нести.

— Отпусти меня, — прошу его, когда мы выходим с территории выставки и оказываемся на парковке. — Хочу идти своими ногами.

Мне не нравится близость с этим мужчиной. Она не те мысли в моей голове рождает. Заставляет думать. Думать о нём и рассуждать, какой он. Способный или неспособный причинить вред кому-либо, в том числе и Аде.

— Да ладно, — бросает. — Я донесу. Ты лёгкая. Ты вообще что-то ешь? Мне кажется, весь вес, который у меня в руках — это вес платья. Не более.

— Не хочу, чтобы ты меня нёс! Отпусти! — требую.

— Майя.

— Просто отпусти! — настаиваю на своём.

— Да что такое?! — возмущается, но мою просьбу выполняет. — Я лишь забочусь о том, чтобы ты не поранилась. А ты капризничать начинаешь.

— Я поеду домой! Мне надо домой! — заявляю и разворачиваюсь в другую сторону.

— Майя, что случилось? — ловит меня за руку, останавливая. — Я напугал тебя? Тем, что взял на руки? Извини, я не знал, что нельзя. Я просто хотел помочь тебе перейти опасную для твоих ног зону.

— Я не хочу вино. Хочу домой! — словно ребёнок говорю ему, но на самом деле я просто… Просто не понимаю, что со мной происходит. Ему не стоило меня брать на руки. Я потерялась от этого.

Дан прав… за два года я всё же растеряла кое-какие свои навыки. Я больше не могу держать себя в руках, когда ситуация того требует.

— Давай я тебя довезу!

— Нет! Я сама! — восклицаю, схватившись за запястье и обнаружив, что на моей руке нет браслета. — Где он?! Где мой браслет?! — округляю глаза в ужасе. — Где мой браслет, Фарид? Мы его, наверное, выронили, когда ты меня нёс!

— Майя, что с тобой? Успокойся! Тише! — обеспокоенно интересуется.

— Ты не понимаешь! Это браслет моей мамы! Я должна его найти!

— Садись в машину, — доводит до своего автомобиля и, открыв пассажирскую дверцу, садит меня в него. — Я вернусь на выставку и поищу его. Кажется, я знаю, где он может быть. А ты сиди и жди. Я обещаю, что верну тебе его. Слышишь?

— Клянись! — требовательно прошу.

— Клянусь! — обещает и уходит, оставляя меня в своей машине, не боясь, что я её угоню или что-то другое сделаю. Но я и не планирую.

Достаю телефон и набираю Дана, в ужасе признаваясь ему в том, что происходит. Но первым делом говорю о том, что у меня «болит».

— Я потеряла браслет мамы. Найди его, — прошу его. — Найди! Пожалуйста!

— Давно? — уточняет полным серьёзности голосом. Он знает, как это важно для меня.

— Не помню! Сейчас заметила, что его нет на руке.

— Ясно, — бросает. — Я сейчас посмотрю, и если что, к Медлякову привезу. Вечером заберёшь, когда к нему вернёшься.

— Фарид пошёл его искать, — рассказываю Дану.

— Хорошо. Я отдам ему в случае, если найду.

— Найди его мне, — повторяю просьбу. — Верни. Я не могу его потерять! Ты же знаешь!