Приемыш обезьяны - Эдгар Берроуз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одно мгновение остальные стояли и молча смотрели на маленького человека с отталкивающим лицом и на великана, лежавшего мертвым на берегу.
Затем один из них засмеялся и хлопнул маленького человека по спине. Опять пошли длинные разговоры и жестикуляции, но ссор было меньше.
Потом спустили лодку, все прыгнули в нее и стали грести по направлению к большому кораблю, на палубе которого Тарзан мог разглядеть много других фигур.
Когда люди с лодки поднялись на борт, Тарзан спрыгнул на землю за большим деревом и пополз к хижине, стараясь, чтобы она всегда приходилась между ним и кораблем.
Скользнув в хижину, он увидел, что здесь все было перерыто и разбросано. Его книги и карандаши валялись на полу, его оружие и другие его маленькие запасы сокровищ тоже были всюду раскиданы.
Когда он увидел этот разгром, свежий шрам на лбу его внезапно выступил от гнева ярко-малиновой полосой на смуглой коже.
Быстро подбежал Тарзан к шкафу и стал там искать в далеком углублении на нижней полке. – «А!..» – облегченно вздохнул он, когда вынул оттуда металлический ларчик и, открыв его, нашел нетронутыми свои величайшие сокровища.
Фотография улыбающегося молодого человека с энергичным лицом и загадочная черная книжечка были целы.
Но что это?
Чуткое ухо его уловило слабый, но незнакомый звук.
Подбежав к окну, Тарзан взглянул по направлению к бухте. С большого корабля была спущена на воду рядом с первой еще другая шлюпка. Вскоре он увидел многих людей, перелезавших через борт большого судна и садившихся в лодки. Они возвращались на землю еще более многочисленные.
В продолжение нескольких минут Тарзан следил, как с борта корабля спускались разные ящики и тюки и ожидавшие лодки. Когда шлюпка отчалила от корабля и направилась к берегу, обезьяна-человек схватил кусок бумаги и написал на нем карандашом несколько строк прекрасно выведенными печатными буквами. Эту записку он прикрепил к двери коротким осколком дерева; затем, взяв драгоценный жестяной ларчик, стрелы и столько копий и луков, сколько смог унести, он поспешил к двери и исчез в лесу.
Когда обе лодки врезались в серебристый песок, на берег высадилась необычайно разнокалиберная публика.
Их было всего душ двадцать, если считать, что и те пятнадцать грубых матросов с отталкивающими лицами обладали той же бессмертной искрой человеческого духа. Но, по правде говоря, они сразу казались позорным сбродом отъявленных негодяев.
Остальные зато были совсем в другом роде.
Один из них был пожилой человек с седыми волосами и с большими очками в широкой оправе. Его слегка сутулые плечи были облачены в дурно сидящее на нем, но безукоризненно чистое пальто. Блестящий шелковый цилиндр на голове еще больше подчеркивал нелепость его одеяния в глуши африканских джунглей.
Вторым высадился высокий молодой человек в парусиновом костюме, а непосредственно после него – другой пожилой человек с очень высоким лбом и суетливыми манерами.
После них вышла на берег громадного роста негритянка, необычайно пестро и крикливо одетая. Она испуганно таращила глаза на джунгли и на толпу ссорившихся матросов, которые выгружали из лодок тюки и ящики.
Последней вышла на берег молодая девушка, лет девятнадцати. Молодой человек, стоявший у носа лодки, высоко поднял ее над волною и поставил на сухой берег. Она поблагодарила его славной улыбкой, но и он и она молчали.
Все общество безмолвно направилось прямо к хижине. Было очевидно, что у этих людей все было уже решено прежде, чем они оставили корабль. Итак, они подошли к двери домика, впереди матросы с ящиками и тюками, а за ними эти пятеро, столь непохожие на них. Матросы опустили свои ноши на землю, и тогда один из них заметил записку, прибитую Тарзаном на двери.
– Стой, товарищи! – крикнул он. – Что это такое? Этой бумаги здесь не было час тому назад.
Остальные матросы столпились вокруг, вытягивая шеи над плечами передних. Но так как мало кто из них мог читать, один из матросов обратился под конец к низенькому старику в пальто и цилиндре.
– Эй, вы, профессор! – подозвал он его насмешливо, – шагните вперед и разберите-ка эту дурацкую записку.
Окликнутый таким образом, старик медленно подошел к матросам в сопровождении своих спутников. Поправив очки, он взглянул на прибитое к дверям объявление и затем пробормотал себе под нос, уходя: «Весьма замечательно, весьма замечательно».
– Стойте, старое ископаемое! – крикнул матрос, обратившийся к нему за помощью, – разве мы вас позвали, чтобы вы про себя читали, что ли? Вернитесь назад, старая развалина, и прочтите нам записку громко!
Пожилой господин остановился и, повернувшись, сказал:
– Ах, и то правда! Милостивый государь, тысячу раз прошу извинения. Это была рассеянность с моей стороны, да, сильная рассеянность. Записка в высшей степени замечательна, в высшей степени замечательна!
Он опять взглянул на записку, перечел ее про себя и по всей вероятности повернулся бы и снова отошел, размышляя над ее содержанием, если бы матрос не схватил его грубо за ворот и не проревел ему в самое ухо:
– Громко читайте, старый идиот! Громко!
– Ах, да, в самом деле, в самом деле! – мягко ответил профессор и, еще раз поправив очки, прочел вслух:
Это дом Тарзана, убийцы зверей и многих черных людей. Не портите вещи, принадлежащие Тарзану. Тарзан следит.
Тарзан из племени обезьян.
– Что за черт такой Тарзан? – крикнул матрос, говоривший раньше:
– Он очевидно знает по-английски, – ответил молодой человек.
– Но что значит: «Тарзан из племени обезьян»? – воскликнула молодая девушка.
– Не знаю, мисс Портер, – ответил молодой человек. – Может быть, мы открыли обезьяну, сбежавшую из лондонского Зоологического Сада, которая привезла в свои родные джунгли европейское образование. Каково ваше мнение об этом, профессор Портер? – добавил он, обращаясь к старику. Профессор Архимед Кв. Портер поправил очки:
– Да, в самом деле, это в высшей степени замечательно, в высшей степени замечательно! – сказал он. – Но я ничего не могу добавить к тому, что уже говорил в объяснение этого поистине странного случая.
И с этими словами профессор медленно направился к джунглям.
– Но, папа, – воскликнула девушка, – вы еще ничего не объяснили нам!
– Тише, тише, дитя, – ответил профессор Портер ласковым и снисходительным тоном. – Не затрудняйте вашу хорошенькую головку такими тяжеловесными и отвлеченными проблемами. – И он опять медленно зашагал, но в другом направлении, устремя глаза под ноги и заложив руки под развевающиеся фалды своего пальто.
– Думаю, что выживший из ума старый чудак столько же знает об этом, сколько и мы, – проворчал матрос с крысьим лицом.