Крестоносец - Андрей Посняков

– Благодарствую, – сделав долгий пахучий глоток, Ратников передал кувшин обратно. – Вкусно!

– Еще б не вкусно! – сторож ухмыльнулся и погладил кота.

– А помнишь, была здесь такая Лиина, – тут же спросил Михаил. – Ее где найти?

– Где? – мужик неожиданно хохотнул. – Да, пожалуй что, в Риге.

– В Риге? – Ратников, не сдержавшись, ахнул.

– Ну да, там. С купчинами она и уехала. Давно собиралась. А те, мил человек, она зачем, Лиина-то?

– Дело одно было. Значит, уехала…

Миша и сам вспомнил, что, в общем-то, девушка и сама не раз говорила про Ригу. Мол, у отца Арнольда так какие-то связи. Отец Арнольд… Ну, блин, нашла себе покровителя… А, впрочем, чем худо? По крайней мере с женитьбой не будет навязываться – сан не позволит.

На всякий случай спросив сторожа про ребят – безуспешно, – Ратников отправился шататься по городу – расспрашивал торговцев на рынке, нищих на папертях, стражников. Нельзя сказать, что совсем уж безрезультатно, однако от всех полученных сведений толку не было никакого. Да, парней похожих видали… «бесщисла», много их тут крутилось. Да уж, среди этих «многих» наверняка были и Максим с Эгбертом. Только вот найди их, попробуй, за рубль – за двадцать.

Вернувшись на постоялый двор, Ратников заказал миску щей с блинами и задумчиво уставился в стену. В противоположном от входа углу о чем-то шептались торговцы, один – судя по одежке, немец, второй – русский. Какая-то белобрысая девчонка в сером, грубого сукна, платье, согнувшись, старательно скоблила пол, время от времени убирая рукой выбивающиеся из-под платка пряди. Невдалеке от Миши примостился худенький мужичок с сивой бородкой. Разложил на столе кусочки пергамента и выделанной бересты, чернила, перья, писала…

Клиентура набежала быстро. Не успел Миша опустить ложку в принесенные щи, как к соседу, поклонившись, подсел здоровенный детинушка косая сажень в плечах. Вид детина имел самый глупый и, похоже, не очень-то понимал, что хотел.

– Мне б ну это… это самое… дядько Федот посоветовал… напиши, мол…

– Так что случилось-то? – вежливо поинтересовался писарь. – Прошение какое написать? Посаднику али в суд?

– Во-во! В суд! – обрадовался парень. – Говорят, один я на Косого Кузьмы в корчме кулаками махал… а там ить и окромя меня – народу!

Дохлебав щи, Ратников отправился в людскую – немного вздремнуть да подумать, что делать дальше. Растянулся на широкой лавке, заложив за голову руку. Натопленная с утра печь распространяла приятственное тепло, нагоняла дрему. Миша почесал подбородок и, посмотрев в потолок, вдруг поймал себя на мысли, что ищет там надпись. Ну, типа – «Макс и Эгберт здесь были. 13.01.42». Вот, что-нибудь в этаком роде.

Усмехнулся… А дела-то складывались не особо весело. Ясно было, что парней быстро отыскать вряд ли получится, а следовательно, нужно было как-то легализоваться в городе и, самое главное, на что-то жить.

На что-то…

Ратников вдруг подпрыгнул на лавке и, схватив кушак, снова вышел в трапезную. На ходу подпоясываясь, присел на лавку рядом с писарем, терпеливо дожидаясь, когда тот освободится. Заказал хмельного кваску… две кружки. Как принесли, одну пододвинул соседу:

– Испей, друже! Гляжу, притомился…

– А с удовольствием! – писец не стал ломаться, сразу намахнул полкружки, после чего с хитрецой посмотрел на Мишу. – Издалека к нам?

– Из деревни. Вижу, неплохо у тебя, мил человек, получается.

– Да уж, не обижен.

– А я вот не сказать, чтоб совсем неграмотен… Но так, серединка на половинку. А в деревне у нас судиться приходится часто. То корова чужие луга потравит, то не так нарежут межу, то еще что…

– Поня-атно! – ласково протянул писарь. – Меня, между прочим, Софроном кличут. Так тебе, значит, прошеньице? Посейчас враз сообразим. Да ты не журись, дорого не возьму.

– Не, не, – Ратников помотал головой. – Мне не то чтобы прошеньице… мне бы много…

– Как это много? – не понял Софрон.

– Так ведь говорю – в деревне дела разные… а грамотеев нет. Ехать куда – далече, не наездишься. Ты б мне изобразил, как писать… к примеру – на одной грамотце – «Прошение в суд», на другой – «О меже», на третьей – «О холопах»…

– А-а-а! – догадался писец. – Вон ты о чем… Что ж… сделаем. Тебе как, по-дорогому писать?

– Нет, конечно.

– Тогда на берестице… Денег-то у тебя сколь?

– Три серебряхи немецкие.

– Ладно, так и быть… на две напишем!

Пока Софрон писал на бересте образцы, старательно выкарябывая острым металлическим писалом буквы, хитрый Ратников, пользуясь моментом, расспрашивал обо всех писарских хитростях. Софрон отвечал охотно:

– Чернила, это брат, только кажется, что просто. На торгу продают, да смотреть надо в оба – живо подсунут слишком жидкие или, наоборот, такие, что и зубами не раскусишь. Плотными они должны быть, да, чернила-от, густыми, а на цвет смотреть не надобно – коричневые они там или бурые. Хочешь почернее – так добавь сажи. Еще краски есть – киноварь, охра да прочие – но то для прошений не надобно. Перья? Конечно, только гусиные, вороньи или там, куриные – только курам и на смех. Писала для берестин лучше железные брать, костяные, хоть и удобней, да ломаются быстро, зато железные – тупятся. Где взять? Опять же, на рынке. А берестины особо подбирать нужно…

– Слышь, друже Софрон, – под конец попросил хитрый Ратников. – Ты мне еще азбуку изобрази. Вот, на отдельной грамотке.

– Азбуку? – писарь почмокал губами. – Что ж, изволь…

Выцарапанные, вернее, выдавленные, на берестине буквы мало напоминали приятное в летописях письмо – устав – не очень-то удобно было выводить писалом. А по Мише, так оно и лучше – незатейливей.

Еще со студенческих времен, сдав зачет по палеографии, он четко представлял, как именно писали в тринадцатом веке. Прежний тяжеловесный начерк – устав – уже отходил, сменялся более быстрым стилем, так называемым «поздним уставом». Буквы становились более вытянутыми, скошенными вправо, увеличивается нижняя половина некоторых буквиц, типа «И», «В» и прочих… Вот они все – их начертание – в старательно изображенной писцом «Азбуке». А вот и образцы – «О краже», «О меже», «О закупе»…

Отлично!

Аккуратно сложив грамотцы в наплечную суму, Ратников радостно потер руки. Теперь можно было не думать о хлебе насущном! Правда, для того еще нужно было кое-что предпринять…

На следующее утро Михаил прошелся по всем, как он выражался – «заведениям общепита» – корчмам и постоялым дворам. Везде примечал – не занято ли местечко, не сидит ли уже где-нибудь в уголке писарь. И ближе к вечеру отыскал таки кое-что подходящее – постоялый двор у южных ворот, недалеко от реки Великой. Двор был так себе, можно даже сказать – захудалый. Вытянутая в длину изба, с пристроенными к ней летними сенями и кухней, крытые соломой крыши, небольшая конюшня для гостей, рядом, в снегу – зеленовато-желтые кучи навоза.

Местечко сие, похоже, пользовалось успехом у самых невзыскательных путников – окрестных крестьян-смердов, периодически приезжавших на ярмарки либо с данью за пожилое. Да, еще частенько привозили рыбу, и даже из относительно дальних мест, благо – зима, товар в пути не портился.

Быстро сговорившись с хозяином – на редкость угрюмым, но, как оказалось, вполне понятливым типом – Ратников тут же и остался на ночь, а с утра скромненько уселся в углу, разложив перед собой все необходимые причиндалы – берестицы, писала, перья с чернильницей из яшмы, вчера прикупленной на последние деньги вместе с двумя листами пергамента. Не для письма – для солидности больше.

В ожидании клиентов, новоявленный писарь потихоньку потягивал квасок, сам с собой рассуждая об ушлом хозяине дворища, запросившего сразу половину всего будущего Мишиного заработка, но, в конце концов, согласившегося на треть. Наверное, истово поторговавшись, можно было бы сбавить сей грабительский процент и до четверти, а то и до пятой части, но Ратникову было лень торговаться, к тому же за эту треть он выпросил себе ночлег и стол по принципу «все включено».

И вот теперь сидел, думал. О жительстве и еде, таким образом, вопрос был снят, и дело теперь оставалось за малым – найти парней. Что найдет – Ратников ни капельки не сомневался, если, конечно, ребята в Пскове. Ну, а куда ж им еще пойти-то? Если они всерьез намеревались искать Мишу – а дело, несомненно, обстояло именно так. И конечно же перед ними так же встал тот же самый вопрос, который только что удачно разрешил Ратников – где жить и что кушать? Что вообще парни умели делать? Эгберт – ученик стеклодува. Могли в чью-нибудь мастерскую пойти? Вполне. В обычные, те, что на виду, Михаил наведался еще позавчера, правда, безрезультатно. Но ведь были еще мастерские боярские… Орденские, в конце концов… Нет, туда б они, наверное, не сунулись, хотя… Кто их сейчас будет искать-то? Времени-то сколько прошло? Печатных станков еще нет, плакаты с их физиономиями и надписями «Розыск» по городу не висят, чего бояться, спрашивается? Только какой-нибудь чисто случайной встречи, от которой, увы, не застрахован никто.