Ведомые светом - Валентина Герман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все в мире было забыто.
Он не знал, как это произошло, — но она была здесь, в его дрожавших руках.
Медленно, словно в наваждении, Терлизан протянул пальцы к ее щеке и коснулся ее мягкой кожи.
— Даенжи…
Она резко отпрянула от него, но он удержал ее в своих объятиях.
— Что Вы делаете?.. — испуганно прошептала она.
— Даенжи, малышка… — его голос был невыразимо мягким. — Ты не помнишь меня?..
Она еще не обращалась, осознал он, еще ни разу не принимала истинного обличья, еще не вспомнила своей первой, совсем короткой жизни… О Боги… но она вновь была здесь — так невинна, так юна… он бережно приподнял ее маску, открывая ее лицо, и задохнулся, когда любимые черты всколыхнули тысячи воспоминаний в его памяти.
И внезапно кто-то резко отдернул его за плечо, заставляя выпустить Даенжи из объятий.
— Что, черт побери, Вы себе позволяете?.. — полный седовласый мужчина гневно сверкал изумрудно-зелеными глазами и уже был готов стянуть с руки перчатку, однако замешкался, глядя в ошарашенное лицо стоявшего перед ним юноши. Нахмурившись, он немного тише спросил: — Что происходит? Вы знакомы с моей дочерью?
Терлизан не отвечал, ошеломленно взирая на седовласого человека. Именно человека, сознавал он непонимающе и смятенно, ясно чувствуя, что в его жилах не было ни капли крови иной расы. Медленно он перевел взгляд на напуганную девушку — и последняя надежда погибла в его сердце.
Она была человеком.
Она не могла быть Даенжи.
— Простите меня, — словно издалека услышал он собственный хриплый голос. — Я жестоко обознался.
И развернувшись, он быстрыми шагами устремился сквозь расступившуюся толпу.
…Он не помнил, как оказался на узком пустынном балконе, надежно укрытый от посторонних взглядов темнотой ночи и переливчатыми, чуть колыхавшимися на ветру тюлями.
Его сердце бешено колотилось в груди, словно все еще не в силах было убедиться, что все пережитое им только что было роковым, жестоким заблуждением.
Напуганные зеленые глаза все еще стояли перед его взором, и бушующая ненависть клокотала в его сдавленном горле. Как, черт побери, она могла быть так похожа на его Даенжи?.. Какое право она имела быть столь похожей, как смела носить на голове эти пышные огненно-рыжие волосы, как осмелилась смотреть на него ее глазами?.. В этот миг он ненавидел незнакомку так, будто она и впрямь была виновата в чем-то, будто она в самом деле намеренно украла дыхание красоты у той, кого он так любил.
Спиной он почувствовал, как всколыхнулись тюли, и балкон наполнился теплом знакомой ауры. Она лучилась пониманием и неискоренимым сочувствием, и это разозлило Терлизана еще больше.
— Проваливай к черту, Диадра.
Вместо этого она подошла к нему и нежно коснулась его плеча.
— Ты в самом деле поверил, что это она. О Боги, сколько же в тебе смятения… неужели ты действительно все еще настолько…
— Я сказал, оставь — меня — в покое!!.. — Терлизан в гневе обернулся, запуская в нее черную, жалящую молнию.
Диадра вскрикнула — скорее, от неожиданности, чем от боли, и тотчас заметила на лице Терлизана странное испуганное выражение, словно он сам не ожидал того, что сделал. Плечо запоздало обожгло болью, и Диадра опустила глаза, наблюдая, как на темно-золотом рукаве медленно расплывается влажная багровая полоса.
Спустя миг пальцы Терлизана внезапно возникли рядом и озарились слабым золотистым свечением. Всего миг — и боль отступила, и Диадра удивленно подняла глаза. Взор Терлизана был темным, растерянным и смятенным.
— Извини, — прошептал он, убирая руку, и дрожь прокатилась по телу Диадры от его странного тона.
А Терлизан вдруг отвернулся от нее и сполз вниз по резной каменной балюстраде, опираясь спиной на перила и пряча лицо в ладонях. Диадра мгновение ошеломленно взирала на него. Сейчас, неожиданно, он был вовсе не похож на могущественного мерзавца — всего лишь мальчишка-подросток, потерянный, запутавшийся и беззащитный… Диадра тихо опустилась рядом, и ее юбки волнами легли на холодные камни.
— Терлизан…
Он отнял руки от лица, но смотрел не на нее, а куда-то в пустоту.
— У меня ничего не выйдет, Диадра. Слова Вершителя… это не пророчество, а проклятье. Я никогда не просил об этой слишком длинной жизни в одиночестве, с этим непреодолимым голодом, снедающим меня каждый раз, когда появляется Слеза Тени, и с этой тоской о ней… — он ударил кулаками по коленям и откинул голову назад, устремляя взгляд ввысь, к темным, пугающим очертаниям башен. — Когда-то я смирился с тем, что потерял ее. Я собирался просто уйти, не хотел исполнять его проклятое пророчество. Тогда, давно — я не хотел. Но он не оставил мне выбора, этот проклятый слепой мерзавец… Он обманул меня, заставил пройти через все это. И сейчас, когда мне остался всего один шаг, я предчувствую, что он обманет меня снова. Я не получу Даенжи, Диадра. Что бы ни имело в виду это пророчество, я никогда не получу ее назад.
— Зачем тогда терзать Илли? — едва слышно выдохнула Диадра.
Он горько усмехнулся.
— Я не могу остановиться. Я слишком… хочу ее, — Диадра вздрогнула, и он чуть качнул головой, усмехаясь: — Нет, не в этом смысле, хотя это стремление сродни и вожделению, и голоду, и жажде — только во много раз сильнее каждого. Первое время, тогда, столетия назад, я пытался противостоять ему… и с тобой это получалось легко, потому что тогда я был ребенком, я еще не знал вкуса крови. Потом твоя сила исчезла… Но позже, поглотив первую Слезу, я все-таки обрек себя на путь, который начертал передо мной Вершитель. Видно, все же правы те, кто говорят, что от судьбы не уйдешь… даже если пытаешься, даже если веришь, что сможешь.
— Нет, не правы, — тихо сказала Диадра, но голос ее звучал так твердо, что Терлизан обернулся к ней. Его глаза смотрели удивленно и растерянно из-под пурпурной маски. И несмотря на эти бархатные крылья, скрывавшие сейчас его лицо, Диадра ощущала, что видит его без прикрас, без циничной и насмешливой завесы.
Она осторожно потянулась к нему и стянула маску, бросая ее на пол, потом коснулась его нежной, гладко выбритой щеки. Терлизан не шевелился, только, не отрываясь, смотрел на нее. Его красивое лицо, сейчас по-мальчишески беззащитное, было в то же время омрачено усталостью, древней, как мир.
И вдруг он опустил голову, и потянулся к ней, и спрятал лицо у нее на плече — жест столь неожиданный и не похожий на него, что Диадра удивленно затаила дыхание.
— Я не понимаю тебя, — прошептал он, и его дыхание согрело ее кожу. Он был так близко, но касался ее без вожделения — скорее, с какой-то тоской, такой близкой и понятной ей, что щемило сердце. — Зачем ты так веришь мне?.. Я ведь никогда не оправдаю твоих ожиданий… Я причиню тебе боль, когда заберу Илли, а это случится рано или поздно. И ты не сможешь этого изменить.