Прошлые жизни и ваше здоровье - Браун Сильвия

— Я сейчас не буду говорить обо всей вашей семье, хочу поговорить о вас лично. — Я старалась, чтобы мой голос звучал ровно и спокойно. Сет не собирался открыться мне, а я не хотела давить на него. — Пожалуйста, расскажите мне о том, что произошло вчера… Он был поражен:

— Откуда вы знаете, что произошло вчера?

— На то я и экстрасенс, — улыбнулась я. Он несмело улыбнулся в ответ, и я продолжила: — Вы так быстро вчера выбежали из больницы… Может быть, расскажете, в чем дело, или вы хотите, чтобы об этом рассказала я?

Он попытался отделаться словами:

— Я ненавижу больницы.

— Никто не любит больниц, — заметила я. — Но не всех случаются приступы панического ужаса при посещении больниц.

Сет посмотрел в сторону и запустил пальцы в волосы, выдавая этим жестом, насколько он устал и обескуражен.

— Я не могу ничего понять. Бессмыслица какая-то. Я не могу даже приблизительно сказать, сколько времени я в этом году провел с Эшли в разных больницах. Я за нее очень боялся. Это был самый настоящий кошмар, но я

старался держаться. А вот вчера Джанис осталась у Эшли в палате, а я шел по коридору за кофе для нее. И тут до меня донесся разговор двух медсестер. Одна сказала: «Не думаю, что она выживет». А другая ответила: «Я тоже», что-то в этом роде. Только и всего. У меня даже нет оснований полагать, что они говорили о моей дочери. Но я вдруг просто окаменел. Я не мог сделать ни шагу. Меня прошиб холодный пот, затрясло, голова закружилась, в ушах зазвенело, ноги стали как ватные, и я подумал, что грохнусь в обморок. Вы скажете, что больница — не худ шее место для того, чтобы падать в обморок, но у моей жены и без того проблем хватает. Нельзя было ее так пугать, поэтому я развернулся, со всех ног бросился прочь, залез в машину и просидел там два часа, пока не собрался с духом, чтобы вернуться в палату к Эшли и хотя бы сделать вид, будто со мной все в порядке.

Я спросила, рассказал ли он о случившемся жене.

Сет отрицательно покачал головой.

— Я никому ничего не говорил. Мне стыдно.

— Почему?

— Моя дочь очень больна, и жена устала не меньше меня. За эти два часа могло случиться все что угодно, а где был я? Испуганный до смерти, отсиживался в машине и пытался отдышаться — я раньше никогда не считал себя слабаком и жалким трусом. Ужасное ощущение.

— Вы не слабак, Сет, — заверила я его. — А приступы панического страха не возникают на ровном месте. Что-то послужило толчком для этого, не сомневайтесь.

— А вы можете сказать что?

— Будет больше пользы, если вы скажете мне это сами. Хотите попробовать?

Да, он очень хотел. Сет был открыт всему, что может помочь. Когда я начала сеанс и увидела, насколько легко он поддался гипнозу, я в тысячный раз подумала о том, какая замечательная штука человеческий ум. Чем больше забот и боли обрушивается на него, тем более восприимчив он к возможности осмыслить эту боль и исцелиться.

И еще я подумала о том, насколько уязвим ум и насколько безобразно поступают психо- и гипнотерапевты,

которые подталкивают его к выводам, не имеющим ничего общего с правдой. Мы не раз слышали о том, как люди под гипнозом «вспоминают» все что угодно — от собственных детских капризов до убийств, совершенных родителями. Некоторые из этих воспоминаний действительно отражают реальность, но столь же часто они отражают всего лишь стремление гипнотерапевта заработать себе имя за счет клиентов. Различие обычно кроется не в словах клиента, а в вопросах и комментариях гипнотерапевта. Поэтому я всегда выдаю клиентам кассету с записью сеанса, чтобы они сами или кто-либо другой могли потом прослушать пленку и убедиться, что все их воспоминания проявились совершенно спонтанно, без подсказок и наводящих вопросов с моей стороны.

Мы с Сетом отправились к началу его нынешней жизни, за пределы сознательных воспоминаний, в младенчество, продвигаясь к его рождению, которое служит воротами в прошлую жизнь. Вдруг он остановился на возрасте в восемнадцать месяцев. Сет вспомнил, что был тогда очень болен и слаб. Его крохотное сердце то и дело давало перебои, а сам он лежал в больничной палате, в окружении приборов и незнакомых людей с белыми масками на лицах. Мама и папа много времени проводили с ним, но однажды, когда их не было, он услышал разговор медсестер возле своей кроватки. Медсестра, менявшая ему пеленку, сказала: «Бедный малыш, надеюсь, у него все будет хорошо». А медсестра, листавшая его карточку, ответила: «Судя по тому, что я слышала от врачей, надеяться не на что». Сет вспомнил беспомощный ужас, овладевший им, когда он это услышал. Малыш лежал, не в силах ни сказать что-либо, ни пошевелиться. Ему стало невыносимо больно оттого, что кто-то так беззаботно говорит при нем такие страшные вещи, будто его уже и нет на свете. Но со временем ужас превратился в гнев, и в ребенке созрела решимость выжить. Через неделю, благодаря смене медикаментов, Сет выздоровел и вернулся домой.

Когда мы беседовали с Сетом после регрессии, он признался, что ошеломлен тем, насколько яркими были эти воспоминания. Родители рассказывали, что малышом он лежал в больнице с сердечными приступами, но он понятия не имел об их причине и, конечно, у него не осталось сознательных воспоминаний о случившемся.

— У вас была сильнейшая аллергия на молоко, — сказала я. — Спросите у своих родителей, они подтвердят. Слава Богу, кто-то оказался достаточно квалифицированным, чтобы прийти к такому выводу. Но обратите внимание на параллель между тем, что сказала медсестра около вашей кроватки в больнице, и беседой, которую вы услышали вчера в коридоре больницы. Так же как и в младенчестве, вы почувствовали страх и беспомощность. Вы снова находились в больнице. Все это вместе послужило толчком для того, чтобы вас снова объял тот же смертельный ужас, который вы испытали, то же чувство, что и двадцать восемь с половиной лет назад.

— Или, возможно, я спроецировал этот ужас на Эшли Роуз и на мой страх лишиться ее, — добавил мужчина.

— В том, что случилось в детстве, есть еще один момент, на который я хотела бы обратить ваше внимание, Сет.

Он спросил, что я имею в виду.

— Будучи еще младенцем, вы не сдались обстоятельствам и вступили в отчаянную битву с аллергией, от которой гибнут многие малыши. Вы сумели победить смерть, несмотря на то что некоторые уже считали эту битву проигранной. Это ничуть не похоже на поведение слабака и жалкого труса, каким вы себя недавно называли.

— Правда, — сказал Сет, усмехнувшись. Покидая офис, он дал мне три обещания: первое —

сообщить мне, почему он лежал в больнице, когда ему было восемнадцать месяцев. Второе — предупредить персонал больницы, чтобы они не произносили при Эшли Роуз ни одного негативного слова. И, наконец, — сообщить мне о ее самочувствии и о поисках донора.

Сет выполнил первое обещание. Он выяснил у родителей, что лежал в больнице из-за сердечных приступов, причиной которых была аллергия на молоко.

Выполняя второе обещание, Сет рассказал врачам и медсестрам о нашем сеансе регрессии. Заинтересовавшись, некоторые из них начали постоянно давать позитивные установки Эшли Роуз и другим тяжелобольным детям в педиатрическом отделении, даже во время сна. Через некоторое время врачи отметили «из ряда вон выходящее» (их определение) улучшение в состоянии детей.

Осталось обещание номер три. Я как раз была с лекциями в Сен-Луисе, когда позвонил Сет. Едва поднеся трубку к уху, я услышала в голосе мужчины волнение.

— Знаете, вы ошиблись! — провозгласил он таким радостным тоном, что мне и в голову не пришло беспокоиться.

— Это бывает, — ответила я. — Экстрасенс, который скажет вам, что никогда не ошибается, — лжец. Так в чем же конкретно я ошиблась?

— Вы сказали, что донор для Эшли Роуз найдется через четыре месяца. А прошло всего три.

Операция прошла успешно, и врачи официально заявили, что «опасность уже позади».

Иногда мне досадно, когда я ошибаюсь. Но это был не тот случай.

Кэрри

Ее беременность

Для меня каждое чтение, каждая регрессия — удивительное событие. Каждое из них уникально и представляет собой особую жизненную историю. Каждое важно и содержит в себе неисчерпаемый потенциал для открытий, расширяет мои знания и, надеюсь, знания клиентов. И каждое приносит столько результатов — больше или меньше, — сколько хочет клиент. И во время сеанса мне удается на миг самой узреть проявления той сверхсознательной магии, которую я стремлюсь показать клиенту, — и я снова радостно осознаю, что благоговению покорны все возрасты.

Кэрри было лет двадцать пять. Блондинка с гривой длинных прямых волос, которые наверняка вызывали восхищение или зависть у окружающих. Кэрри была замужем, на седьмом месяце беременности, и была наполнена жизненной силой.