Жемчужная Тень - Мюриэл Спарк

Джейк Рингер-Смит спросил, нельзя ли ему воспользоваться ванной. «Ох и назойливый тип, — мелькнуло У меня. — Почему бы вам двоим просто не взять и не уйти?» До самой остановки сплошь деревья и непролазные кусты, словом, есть где помочиться. Но нет, ему втемяшилось заглянуть в ванную. До автобуса оставалось почти десять минут. Джейк подтолкнул свой рюкзак жене:

— Ты не захватишь его?

— Мне бы так хотелось пройтись по шато, — сказала Марион, — раз уж мы здесь и притащились в такую даль.

В подобные ситуации мне случалось попадать и прежде. Встречаются люди, как ни в чем не бывало задерживающие целую группу усталых спутников только потому, что им приспичило осмотреть уникальный амвон. Или те, кто прибывает на ужин с часовым опозданием, объясняя, что просто не мог не посетить по дороге некую картинную галерею. Марион была как раз из таких. В ответ на упрек она не постеснялась бы возразить, что заплатила за билет на самолет, чтобы добраться до места. Мне запомнились бесформенное, сшитое из марлевки платье Марион, ее потрепанные сандалии, мешковатые, неряшливые брюки Джейка в нарочитых заплатках, алчное стремление обоих сблизиться с хозяйкой дома, выпросить разрешение поужинать в шато и, несомненно, остаться переночевать. Я искренне сочувствовала Энн, которая, как видно, жалела себя и горько раскаивалась, вспоминая необдуманное приглашение на чай.

В постройке, находящейся на некотором расстоянии от дома, за огородом, Энн устроила кухню и столовую для бездомных. Я знала, что она обязана являться туда и оказывать посильную помощь каждый вечер в половине седьмого. Энн старательно растолковала это Рингер-Смитам:

— …я с радостью предложила бы вам осмотреть дом, но здесь и смотреть-то не на что.

— Столовая для бездомных! — воскликнул Джейк. — А можно и нам миску супа? Тогда мы могли бы устроиться на ночь в спальных мешках, где-нибудь в ваших очаровательных аркадах, а завтра осмотреть дом.

Похоже на кошмар, верно? Так и есть. Этих людей было ничем не пронять.

Тем же вечером, раздавая ломти хлеба с сыром и миски томатного супа в столовой для бездомных, я ничуть не удивилась появлению Рингер-Смитов.

— Наше место среди низших классов, — объявил Джейк с подчеркнуто скромной усмешкой, означающей «среди низших классов нам не место, посмотрите-ка, какие мы недюжинные натуры, — нам нет дела до того, как мы выглядим и с кем общаемся. Мы — это мы».

На самом же деле они смотрелись неуместно и даже подозрительно среди тощих, как скелеты, бродяг, лохматых недоучек и одутловатых побирушек-мешочниц. Даже не улыбнувшись, я подала им тарелки. На последний автобус они не успели. Энн и Монти пришлось устраивать их в доме на ночь. Я прямо слышала, как Рингер-Смиты похваляются в кругу друзей: «В Дижоне мы гостили в шато Леклер-де-Мартино».

Перед завтраком я посоветовала Энн и Монти пореже попадаться незваным гостям на глаза.

— Не то вы никогда от них не отделаетесь, — объяснила я. — Предоставьте их мне.

— Я точно помню, — сказала Марион, — что уже встречалась с Энн. Только не могу сказать где.

— Она много у кого служила кухаркой, — объяснила я. — А Монти — дворецким.

— Кухарка и дворецкий? — переспросил Джейк.

— Да, а хозяина с хозяйкой сейчас нет дома.

— А она сказала мне, что она и есть хозяйка, — возразила Марион, мотнув головой в сторону двери столовой.

— О нет. Вы, наверное, ошиблись.

— Но я же точно помню, что она сказала…

— Нет, что вы, — перебила я. — Жаль, что осмотреть шато вам не удастся. Такие дивные картины. Но графиня с минуты на минуту будет здесь. Не знаю, как вы намерены объясняться. Насколько мне известно, вас не приглашали.

— Как же, приглашали, — возразил Джейк. — Слуги уговорили нас задержаться. Как это типично — строить из себя хозяев поместья!.. Однако уже поздно, мы опоздаем на автобус.

Не прошло и четырех минут, как они удалились, волоча по дорожке свои туго набитые рюкзаки.

Узнав, как я этого добилась, Энн и Монти пришли в восторг. По своему опыту Энн было известно, что такие гости способны застрять в шато на целую неделю.

— Ну а как еще обходиться с такими людьми? — спросила Энн.

— На вашем месте я бы написала о них рассказ, — ответила я. — И продала его.

— А если они подадут в суд?

— Пусть подают, — кивнула я. — Пусть только попробуют заявить: «Да, это были мы».

— Парочка со странностями. Они прихватили с собой мыло, — сообщила Энн.

Улыбающийся Монти ушел по делам. Энн тоже. И я последовала их примеру. Точнее, попыталась.

Тем же утром два часа спустя, в половине двенадцатого, я выглянула в окно своей комнаты, как часто делала, работая над романом, и увидела все ту же парочку под деревом у края лужайки. Оба смотрели на дом.

Я понятия не имела, где в ту минуту находились Монти и Энн, и не знала, как найти управляющего Рауля или его жену, Мари-Луизу. Несмотря на нежелание нарушать ритм рабочего утра, я все-таки решила спуститься и узнать, в чем дело. Едва увидев меня, Марион воскликнула:

— A-а, привет. Мы решили, что неучтиво с нашей стороны уезжать, не повидавшись с хозяйкой дома и не выразив ей свое уважение.

— Мы дождемся графиню, — заключил Джейк.

— В таком случае вам не повезло, — ответила я. — Если не ошибаюсь, недавно выяснилось, что она вернется не раньше чем через неделю.

— Ничего, — сказала Марион. — Неделю мы можем подождать.

— Только из вежливости… — добавил Джейк.

Мне удалось привлечь внимание Энн, прежде чем она заметила их. Когда она наконец появилась перед парой, ее встретили холодно.

— Уверен, графиня обиделась бы, если бы мы уехали, даже не поблагодарив ее, — заявил Джейк.

— Вовсе нет, — ответила Энн. — В любом случае вам придется уехать.

— Отнюдь, — заявила Марион.

На помощь к нам пришел Рауль, к которому присоединился Монти, успевший навести порядок в комнате, где ночевали гости.

— Раз уж постельное белье все равно придется менять, — продолжала Марион, — мы могли бы и задержаться. А столоваться мы готовы и в сарае. — Она имела в виду кухню для бездомных.

— Мы не чураемся пролетариата, — добавил Джейк.

Мы с Раулем обыскали весь дом, перерыли все ящики в поисках ключа от двери их спальни. Наконец мы нашли ключ, который подошел, и сумели запереть от гостей комнату. Монти забрал у них рюкзаки и выбросил их за ворота шато. Все это мы проделали, пока парочка угощалась в столовой для бездомных. Впятером (к нам присоединилась Мари-Луиза) мы разыскали их и сообщили о том, как поступили.

Что было с этими двоими дальше, никто из нас толком не знает. Нам известно только то, что они попытались вновь пронести рюкзаки в дом, но очутились перед запертой управляющим дверью. Энн получила письмо, в котором Джейк, корректно называя ее «графиней», с негодованием жаловался на то, как обошлась с ними «прислуга».

«Что-то подсказывало мне, — писал Джейк, — что не следует принимать приглашение этих людей. Я же чувствовал, что они нам не ровня. Напрасно я не прислушался к голосу интуиции. Среди таких людей полным-полно отъявленных снобов».

ЕВРЕЙКИ-ЯЗЫЧНИЦЫ

© Перевод. У. Сапцина, 2011.

Однажды в лавку моей бабуленьки в Уотфорде заявился сумасшедший. Я назвала бабушку уменьшительным словечком только за рост и размеры ее мирка в квадратных футах: лавчонки, полной всякой всячины, гостиной позади нее, еще дальше — отделанной камнем кухни и двух спален наверху.

— Убью! — рявкнул сумасшедший, раскорячившись в дверном проеме и вытягивая смуглые ручищи, словно для того, чтобы кого-нибудь схватить и задушить. Его глаза пристально глядели с лица, которое почти скрывали косматые брови и борода.

Улица была безлюдна. Кроме бабушки, в доме не было ни души. За несколько лет наслушавшись этой истории, я уверовала, что в тот момент стояла рядом с бабушкой, хотя она и объясняла, что это случилось задолго до моего рождения. Однако я вижу эту сцену отчетливо, как мое собственное воспоминание. Сумасшедший, удравший из лечебницы посреди большого парка по соседству, вскинул волосатые руки и скрючил пальцы, как для удушения. За его спиной виднелась улица — если не считать солнечного света, на ней было пусто.

Он добавил:

— Я тебя убью.

Бабушка сложила руки на белом переднике, надетом поверх черного, и посмотрела неизвестному прямо в глаза.

— Тогда тебя повешают, — сообщила она.

Сумасшедший развернулся и побрел прочь, шаркая ногами.

Бабушка должна была сказать «повесят», и я помню, что однажды, слушая этот рассказ, поправила ее. Она ответила, что для сумасшедшего сойдет и «повешают». Это объяснение меня не впечатлило — в отличие от самой истории, поэтому я, пересказывая ее, частенько так и говорила: «повешают» вместо «повесят».