Падение царского режима. Том 5 - Павел Щёголев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Председатель. — И следов относительно этого в делах вверенной вам части министерства не осталось?
Джунковский. — Я лично не видал.
Председатель. — Каков был, по вашим наблюдениям, общий характер влияния Распутина? Вы говорите, что он влиял на назначения высоких лиц в государстве?
Джунковский. — Да, я знаю, во-первых, по разным слухам, что к нему ездили, просили и т. д. Затем, я видел некоторые записки, которые он писал министрам, где просил устроить такого-то.
Председатель. — Это мелочи. Вы не застали того периода, когда он поднялся несколько выше в смысле влияния и стал участвовать в назначениях самих министров.
Джунковский. — Определенных фактов у меня нет, но по ходу дела это совершенно ясно. Я, например, узнал о своем уходе 10 августа из слов Распутина, сказанных моему агенту.
Председатель. — Что же он сказал?
Джунковский. — 10 августа он сказал: «Ну, а ваш Джунковский»… и свистнул. А 16 августа была записка государя о том, что я должен уйти.
Председатель. — На эту записку вы ответили письмом на имя государя?
Джунковский. — Это была записка не мне, а кн. Щербатову, который пригласил меня и дал ее прочесть. Она следующего содержания: «Настаиваю на немедленном отчислении генерала Джунковского».
Председатель. — Что послужило причиной вашего увольнения?
Джунковский. — Я так и не мог добиться. Я написал государю письмо по этому поводу, но ответа не получил.
Председатель. — В этом письме вы прямо ставили вопрос о вашем увольнении?
Джунковский. — Вопроса прямо я не ставил, но писал, что мне очень тяжела неизвестность тех причин, которые лишили меня доверия государя императора, — особенно после того громадного доверия, которое он мне всегда оказывал в течение моей службы; я просил об увольнении меня в отставку с тем, чтобы уйти и из свиты, потому что раз я потерял доверие государя, то ему не может быть приятно видеть среди лиц свиты человека, лишенного его доверия.
Председатель. — И вы ушли из свиты?
Джунковский. — Нет. Я написал, что по выходе в отставку я буду проситься вновь поступить на службу в действующую армию. На это государь ответил мне через Щербатова, на словах, что в отставку он меня не отпустит, в свите оставляет, а на войну предоставляет мне возможность уехать. Тогда последовало высочайшее повеление об отправлении меня в действующую армию.
Председатель. — Как вы сами объясняете себе вашу отставку?
Джунковский. — Я думаю, что тут повлияла, главным образом, императрица Александра Федоровна.
Председатель. — Почему вы так думаете?
Джунковский. — Потому что до того времени, пока государь не передал императрице моей записки, он относился ко мне очень хорошо, я бывал с ним в путешествиях, и отношение с его стороны было даже более предупредительное, чем раньше, а потом, когда, как я узнал, моя записка была передана Александре Федоровне, я увидел и почувствовал, что что-то произошло.
Председатель. — Когда была передана эта записка?
Джунковский. — В июне.
Председатель. — У вас есть копия этой записки?
Джунковский. — Нет, ее у меня нет. Я нарочно, когда писал ее, не сохранил копии, чтобы она не попала как-нибудь в печать.
Председатель. — Каково было содержание этой записки?
Джунковский. — Она заключала самое подробное описание того, что было у Яра, и вообще путешествия Распутина в Москву, причем все, что там происходило, было описано самым откровенным образом. Затем я написал государю, что, принимая во внимание, что Распутин бывает в царском дворце, я счел долгом осветить картину поведения этого человека и обратил внимание, что это уже не первый случай, что все это идет кресчендо и налагает некрасивую тень; поэтому я и считаю долгом вернопадданного доложить это, полагая, что это грозит династии.
Председатель. — Вы предназначали эту записку для бывшего императора, а не для Александры Федоровны?
Джунковский. — Я лично отдал эту записку государю и, кроме того, сделал еще подробный доклад, излагая свой взгляд на Распутина и на Россию.
Председатель. — Вы ставили вопрос с точки зрения личной или династической или с точки зрения государственной?
Джунковский. — С точки зрения государственной и династической. Я указывал на опасность, которая угрожает государству и династии.
Председатель. — Вы указывали на разлагающее влияние и на власть этого человека?
Джунковский. — Да, очевидно. Я совершенно откровенно все сказал. Чтобы представить доклад, я воспользовался тем, что государь вызвал меня по поводу беспорядков в Москву. Там в мае были немецкие погромы, и я ездил в Москву. Когда я вернулся, государь прислал за мною, чтобы я сделал ему доклад по поводу этих событий; тогда я сделал одновременно и этот доклад. Не помню, какого числа это было. Государь принял меня в 10 часов вечера, отнесся очень хорошо, слушал очень внимательно, но не проронил ни одного слова во время моего доклада. Затем протянул руку и спрашивает: «У вас это написано?». Я вынул записку из портфеля, государь взял ее, открыл письменный стол и положил. Тогда я сказал государю, что в виду серьезности вопроса и в виду того, что я считаю деятельность Распутина крайне опасною и полагаю, что он должен являться орудием какого-нибудь сообщества, которое хочет повлечь Россию к гибели, я просил бы разрешения государя продолжать мои обследования о деятельности Распутина и докладывать ему. На это государь сказал: «Я вам не только разрешаю, но я вас даже прошу сделать это. Но пожалуйста, чтобы все эти доклады знал я и вы, — это будет между нами». Я очень поблагодарил государя за доверие. Потом государь еще с полчаса или час держал меня, — мы говорили о других делах, затем он меня отпустил. Было, должно быть, 12½ ч. ночи, когда я вышел от государя. После этого я два раза сопровождал государя в путешествиях в ставку, и еще куда-то ездили, — сейчас я не помню. Вообще я пользовался большим вниманием со стороны государя.
Председатель. — Ведь вы были с давних пор известны государю через великого князя Сергея Александровича?
Джунковский. — Даже еще раньше. С самого молодого офицерства, потому что я был в Преображенском полку, я служил в первом батальоне.
Председатель. — Так что вы были не только в близких, но, может быть, даже в очень близких отношениях с ним?
Джунковский. — Нет. В очень близких отношениях с государем я не был, но, во всяком случае, я пользовался всегда его доверием.
Председатель. — Эта ваша записка долго пролежала у бывшего государя? Он передал ее Александре Федоровне по какому-нибудь поводу, — или вы не исследовали этого вопроса?
Джунковский. — Я не знаю, когда это было. Мне так много рассказывали, что трудно чему-нибудь верить. Должно быть, она была передана в конце июня.
Председатель. — После покушения или до покушения на Распутина?
Джунковский. — После, потому что я как раз был в ставке, и флигель-адъютант сказал мне, что императрица поручила ему проверить правильность моего доклада.
Председатель. — И что же, — он проверил?
Джунковский. — Не знаю. Я назвал ему даже свидетелей, которых он мог бы допросить для проверки.
Председатель. — Кто этот флигель-адъютант?
Джунковский. — Это Саблин.
Председатель. — Вы знаете, к каким выводам он пришел, т.-е. опровергал ли его доклад ваше положение?
Джунковский. — Не знаю.
Председатель. — Судьбу вашего ухода разделили еще и некоторые другие лица, которые были близки к государю, например, князь Орлов?
Джунковский. — Да, кроме того Дрентельн. Я не думаю, чтобы мой уход был связан исключительно с той запиской, которую я передал. Я думаю, тут помогли и другие лица, которые были очень недовольны моей деятельностью в качестве товарища министра и заведывающего департаментом полиции.
Председатель. — Кто же именно?
Джунковский. — Я думаю, что Белецкий больше всего. Так мне говорили. По крайней мере князь Щербатов говорил: «Отчего вы не реагируете на то, что Белецкий распускает про вас в государственном совете разные вещи?». Я отвечал: «Мне решительно все равно. Пусть судят по моим делам, а не по тем сплетням, которые рассказывают». — «Но нужно же что-нибудь сказать». — «Я не буду ничего говорить».
Председатель. — Как вы себе представляете воздействие Распутина на императрицу и, может быть, на самого бывшего государя — хотя бы в связи с обстоятельствами вашей отставки?