Исполняющий желания - Вячеслав Шалыгин

– Слушаюсь…

– Ты ведь вроде на пенсию собрался? – задавая вопрос, Машеров, почему-то смотрел прямо на лейтенанта, и это несоответствие вызвало у Колпакова вполне понятное замешательство.

– Нет.

– Да.

– Серьезно?

– Смотря о чем.

– Так точно!

Несколько секунд господа полицейские удивленно таращились друг на друга, силясь разобраться в услышанном и произнесенном, поняли, что ничего не получается, и приступили к «разбору».

В смысле – генерал приступил, а провинившиеся сотрудники приняли посильное участие.

– Вы это видели?! – прогрохотал Машеров, швыряя на стол свежую газету. – Вы ЭТО читали?

Газета была желтой, причем во всех трех смыслах, поскольку помимо низкого качества бумаги еще и называлась «Желтый Н-ск». Кроме того, она мнила себя свободомыслящей, то есть скандальной, выпускалась на деньги с треском проигравшего выборы губернатора и публиковала любую грязь, способную хоть как-то очернить нынешнюю власть.

– Я ЭТО не читаю, – попытался отговориться Колпаков, но не вышло.

– А надо!

– Зачем?

– Затем, что люди это читают. И потом задают вопросы. – Генеральский палец уперся в заголовок на первой полосе. – Вот такие вопросы, например.

«1937. Н-ск погружается в бездну репрессий».

И фотография идущих по улице солдат НКВД.

– Что скажешь?

Качество фотографии оставляло желать лучшего, однако посыл угадывался.

– Значит, не из всех уличных камер изображение выдернули, – повинился майор. – Виноват.

– Не из всех камер?

– Не из всех.

– У меня по городу рота НКВД разгуливает, а ты не из всех камер изображение вытащил!

– Не рота.

– Что?

– Не рота, – пискнул Зябликов. – Шесть человек всего, так что – отделение. Да и то неполное.

Несколько секунд Машеров таращился на лейтенанта, изумленно открывая и закрывая рот, после чего поинтересовался:

– Зябликов, ты до пенсии дослужить хочешь?

– В общем, были планы… – не стал скрывать перепуганный лейтенант.

– Тогда заткнись и не перебивай! – рявкнуло начальство. И вернулось к майору: – Откуда в моем городе солдаты НКВД?

– Ведется расследование.

– Кем?

– Мною.

– А-а… А когда ты собирался мне рассказать о… о… – Генеральский палец вновь поелозил по свободной прессе. – Об этом?

– О чем?

– Откуда они взялись?

– Понятия не имею, – предельно честно ответил Колпаков. – Сначала был один, теперь – шестеро.

– И все в форме НКВД?

– Так точно. Причем форма полностью соответствует сороковым годам ХХ века. И поведение…

– Что поведение? – насторожился Машеров. – Разве НКВД грабило лабазы?

– Вы ведь слышали о Наскальном? – невинно поинтересовался майор.

– Что значит слышал? Наскальный – это успех. Твои коллеги, Колпаков, работают и получают поощрения, звания, должности, награды…

– Это он заставил Наскального написать чистосердечное. – Майор указал на газету – на первом плане фотографии как раз вышагивал плечистый капитан, в котором Зябликов опознал Степанова. – Он случайно встретился с Наскальным позавчера ночью, поговорил с ним, и тот побежал сдаваться.

– Да, – зачем-то добавил лейтенант, и в кабинете повисла тишина.

Машеров по очереди оглядел подчиненных, затем прищурился на изображение бравого капитана, пожевал губами и вынес вердикт:

– Старая школа.

– Ага, – подтвердил Колпаков.

Но генерал его не слушал.

– Поговорил, значит…

– Так точно.

– И Наскальный сдался…

– Он его даже до участка не довел.

– Старая школа…

Генерал помолчал еще чуток, затем убрал газету в ящик стола, сел в кресло, сложил перед собой руки и как-то очень по-дружески осведомился у майора:

– Что ты думаешь обо всем этом?

– То, что я думаю, я не хочу вам докладывать, – спокойно ответил Колпаков.

– Почему?

– Потому что вам с моим докладом придется что-то делать. А так: вы ничего не знаете, расследование ведется, результаты…

– Я понял. Иди. – Подчиненные радостно вскочили. – И… – Машеров наградил их многозначительными взглядами. – Мне нужны только те результаты, которые можно объяснить. Мы поняли друг друга?

– Так точно.

– Как же здесь хорошо…

– Что именно?

– Прохладно.

– Потому что лето.

– Летом жарко. И вокруг – жарко. А здесь – прохладно.

– Потому что лето, – упрямо повторил шас. – Вот тебе и нравится, что прохладно. А на самом деле здесь сыро.

– Дамир!

– Что?

Роксана выразительно посмотрела на друга и четко произнесла:

– Здесь хорошо: свежо и прохладно, не то что в городе.

– Пожалуй, ты права, дорогая.

– Спасибо, дорогой.

– Извини, что ворчал.

– Ты всегда ворчишь.

– Тогда не извиняй…

Они рассмеялись.

Зато начиналось все не так весело…

Путь до Бердска затянулся по случаю неожиданных пробок на выезде из Новосибирска – несколько ДТП подряд практически перекрыли дорогу, и ведьма даже пошутила, что Спящий не желает их поездки. Суеверный шас потребовал «следить за языком», Роксана возмутилась, и они немножко поругались.

Плюс: кондиционер в арендованной машине работал без энтузиазма, жара в салоне не улучшала настроения, а создавать прохладу с помощью магии вредная ведьма отказалась.

Ругань постепенно приобретала вид полноценного скандала, и если бы не завершение пробки, после чего машина весело помчалась по опустевшему шоссе, все могло бы закончиться смертоубийством.

А так – пронесло.

Фата открыла окно и, наслаждаясь свежим ветром, подумала, что нет необходимости ссориться с организатором и спонсором их серьезной и весьма перспективной экспедиции. Припомнивший божественные ночи с подругой шас пришел к тем же выводам, и потому в Бердск любовники-компаньоны въехали помирившимися.

И не могли не обратить внимание на причудливость его архитектуры. Кварталы многоэтажек чередовались в Бердске с районами частных домов с приусадебными участками, а современные торговые центры – с почти не тронутыми рукой дизайнера советскими универмагами. При этом выглядел такой компот в общем-то симпатично и даже уютно, и на губах ведьмы несколько раз появлялась сентиментальная полуулыбка, словно в улицах маленького Бердска фата видела нечто другое, почти забытое, из давней молодости…

Названия улиц тоже отсылали к прошлому: после поворота с Первомайской им пришлось проехать по Комсомольской, после перекрестка с Ленина уйти на Красную Сибирь, затем на Островского и, в конце концов, повернуть на улицу Лазо.

Традиционный сибирский консерватизм представал в Бердске во всей красе и, что уж ерничать, во всей прижимистой мудрости. Тратить деньги городской казны на смену табличек и всякие согласования местные жители считали расточительством. Хотите новых названий – стройте новые улицы, а эти оставьте в покое, поскольку горящей надобности в немедленном переименовании нет, чай не революция на дворе, а на сэкономленные деньги лучше новые светофоры поставим.