Одаренная девочка и прочие неприятности - Мальвина Гайворонская

любил классику, но тащить его на студенческие концерты, прикрываясь искусством, а на самом деле пытаясь впарить очередную содержанку, было верхом непродуктивной траты времени. Однако политика есть политика, и приходилось соглашаться. Патриарх много раз пытался объяснить Морскому Царю, что женщины волнуют его в последнюю очередь, и если предшественник постоянно покупал себе какую-то очередную «рыбку в аквариум», то ему, Богдану, это совершенно безынтересно. Но Морской Царь кивал, понимающе охал и все равно в итоге высылал приглашение. Хоть кол на голове теши.

И вот в зале потух свет и наступила полная тишина, прерываемая лишь шуршанием платьев выходивших на сцену артисток. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем прожекторы озарили стоявших в шахматном порядке красавиц. Все были как на подбор: высокие, стройные, длинноволосые. Патриарх чуть ли не застонал – опять двадцать пять. Но его внимание привлекли две девушки, стоявшие по центру. Они единственные держались за руки, опустив лица, и выглядели слишком похожими даже среди однотипных русалочек.

Полилась музыка. К его вящей радости, не Григ. Солистки синхронно вскинули головы, и Богдан Иванович тогда даже подался вперед: за всю сотню лет с хвостиком он впервые видел совершенно одинаковых русалок. Так вообще бывает?

Начало песни было достаточно типичным для очередной хвалебной оды, и патриарх потерял было интерес, но вдруг заметил перекошенное лицо Морского Царя. Тот вцепился в подлокотники и явно закипал. Богдан Иванович перевел взгляд обратно на сцену, вслушался. Они это сейчас серьезно? Господи, а ведь да! Пять русалок сзади, хор, вступали только на нейтральном припеве, тогда как две близняшки впереди громко, во всеуслышание, прямо в лицо Морскому Царю пели о своем рабстве. О том, как это чудовищно и какое чудовище он лично. Как они и сестры страдают. Как миру до этого нет дела. И что они больше, чем платье и голос на сцене.

Патриарх уже просто не мог оторваться. Стихи звучали не слишком умело, но откровенность подкупала. Откровенность и чистая, незамутненная ярость. Близняшки пели одинаковыми голосами, но совершенно по-разному. Одна выводила слова словно с насмешкой, как будто была выше и Морского Царя, и его планов на себя саму, вторая – с откровенной воинственностью и силой. Хоть они и выглядели одинаково, спутать одну с другой казалось невозможно.

Он заинтересовался, и с этого момента итог вечера, как постфактум понял Богдан Иванович, был предопределен: решив рассмотреть столь нетипичную диковинку вблизи и пригласив их в ложу, он дал Марго шанс завести беседу. Ровно на такой исход она и рассчитывала и менее чем через час втянула патриарха в самую безумную авантюру в его жизни. Шутка ли, поспорить с русалкой, что та приумножает богатства лучше, чем он сам! Равные стартовые суммы, равное время. Марго бралась превзойти его показатели втрое, а он, если она выиграет спор, обязался выкупить их с сестрами из рабства, даровав всем свободу, а ей лично – работу у себя. Когда они ударили по рукам, торжествующая улыбка Богдана Ивановича – нашел развлечение на ближайшие пару месяцев – была ничуть не меньше, чем ее.

Все время их еженедельных консультаций «одинаковка», как называла Татьяну Марго, неизменно сидела рядом, молча глядела волком и лишь изредка отходила, чтобы приготовить для Маргариты кофе. В какой-то момент патриарх решил выпить за компанию, но быстро понял, что это был самый необдуманный шаг в его послежизни. Успокаивало, конечно, что убить вампира сложно, но специфичный, ни с чем не сравнимый вкус буквально переворачивал мир с ног на голову, заставляя заниматься чем угодно, лишь бы не притрагиваться больше к кружке. Зато рядом в кои-то веки был понимающий собеседник – Марго, и их горячие споры об инвестициях неразрывно связались в сознании с рвущим горло напитком.

Как и всегда, расчеты Маргариты оказались верны, и денег на прилюдный щелчок по носу вампира хватило. Но в день своего триумфа, в день, когда он, патриарх, собирался выкупить их всех, она пропала. Просто не явилась. Сестры были шокированы, и Татьяна не меньше прочих. Однако, получив свободу, загадочная одинаковка вместо положенных вежливых расшаркиваний и заверений в признательности отвесила Богдану Ивановичу звонкую оплеуху и, всадив серебряный кинжал в Морского Царя, сбежала. Будни патриарха вновь наполнились скукой, но в этот раз еще и с примесью недоумения.

Такой конец истории его предсказуемо не удовлетворил. Богдан Иванович хотел найти Марго, разобраться в произошедшем и знал, что в этом деле у него может быть лишь один-единственный, угрюмый и довольно необычный компаньон. Несколько распоряжений – и вот уже его подручные прочесывают Москву и ближайшее Подмосковье в поисках прекрасной женщины с волчьим взглядом. Вскоре поиски оказались успешны, а цель – ближе, чем он думал.

В кино в такие моменты просто обязан был бы зазвенеть колокольчик у двери. Однако политика «Старбакса» не одобряла колокольчики, но ценила дружеское приветствие, поэтому в улыбающегося от уха до уха патриарха Татьяна вперила взгляд посреди дежурного «Доброе утро!». Богдан Иванович не без сожаления отметил, что сударыня коротко остригла свои роскошные волосы и пробила пирсингом нежную кожу в брови и носу. К тому же резко возлюбила темные цвета, а пустые ножны от кинжала-шейника не сняла даже в униформе бариста. Бахвальство или предостережение?

– Как тесен мир, не правда ли? Мой офис недавно совершенно случайно въехал в это же здание. – Видя шокированное лицо русалки, патриарх почувствовал, что улыбка против воли становится еще шире.

– Угу, заодно совершенно случайно выкупив занимавший его банк?

Она явно начала обращать больше внимания на окружающий мир, чем раньше. Интересная перемена. В ответ Богдан Иванович ограничился нейтральным:

– Удивительное совпадение!

– К тому же никак не связанное с твоими вежливыми шестерками, обшарившими все окрестные кофейни?

Патриарх развел руками:

– Кто бы додумался искать русалку под вывеской с русалкой?

– Особенно если она сестра девушки, подписывающей солонки надписью «Соль»? Ну да, ну да. – Татьяна скрестила руки на груди и вперила в него знакомый тяжелый взгляд. – Зачем пожаловал?

– Недавно я стал адептом теории, что день нужно начинать с самого неприятного дела, чтобы все остальное давалось легко.

Ему показалось или дама улыбнулась?

– Тебе с собой?

Точно, улыбнулась! Перемена в лице была разительной, и очень захотелось повторить.

– В кафе, милочка. Ваш фирменный, если не затруднит.

– Другого и не готовлю.

– И вам за это платят? – изумился патриарх совершенно искренне.

– Владелец выбирал между пустить меня на работу или очнуться в реанимации, – пожала плечами Татьяна.

Поначалу Богдан Иванович наведывался нечасто. В ее смены местные старались даже не показываться, и в кафе сидела максимум парочка туристов, явно не ожидавших, что кофе в Москве может быть настолько плох. Патриарх неизменно брал чашечку американо, устраивался работать в дальнем углу и наблюдал за русалкой все время, пока пил кофе. Татьяна же, в свою очередь, смотрела куда угодно, только не на него. Уходя, он громко прощался, приподнимая шляпу, и часто не получал в ответ даже взгляда.

Долгие годы это соседство не приносило плодов, но однажды патриарх из праздного интереса решил расспросить ее о жизни – и обомлел. Нет, умом он понимал, что в целом разговаривать с женщинами возможно – взять, к примеру, ту же Марго, прекрасно знавшую всю нелегкую специфику финансовой деятельности. Но Татьяна рассуждала об ином. О справедливости, принципах, мире – вещах, которые, казалось бы, патриарха никогда не касались. Но он слушал, и слушал с интересом. Молчаливый волчонок делился выводами. И – Богдан Иванович хмыкнул – торговался с ним! Каждая встреча предполагала обязательную кружечку ее фирменного ужасного кофе, а порой и не одну. Татьяна вливала его в патриарха с упорством палача. Но он смирялся. Противный вкус, в конце концов, можно и потерпеть ради интересной беседы. Разве не в таких уступках и кроется смысл жизни?

Очнувшись от размышлений, он встал, поправил накинутую на плечи дамы куртку и подошел к своему столу. Привычным жестом выдвинул нижний ящик, достал аккуратно свернутый плед с котятами и заботливо укрыл им леди. Котята Татьяне решительно не нравились, и иначе, чем ублюдочными, она их не называла. Но плед был идеально мягок – на сравнение вариантов и тестирование патриарх когда-то потратил целый день, – и показательно презиравшая любые проявления нежности русалка стала гораздо сговорчивее во сне, натянув плед до самого подбородка и улыбнувшись. Богдан Иванович же сел за стол, открыл ноутбук, тщательно выверил расположение экрана, чтобы в любой момент