Истоки русской души. Обретение веры. X–XVII вв. - Сергей Вячеславович Перевезенцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом случае Кирилл Туровский явно является продолжателем «линии Феодосия», развивающим именно восточную традицию в русском православии. Это тем более заметно в сюжетах, посвященных Церкви. Вообще в толковании «Притчи о человеческой душе…» Кирилл Туровский постоянно проводит идею Церкви как главного вместилища Господней Благодати. При этом в его толкованиях появляются трактовки роли Церкви, которых не было в сочинениях, например, Илариона, Климента Смолятича или Иакова Мниха. Так, говоря о Крещении, Иларион и Иаков Мних пишут прежде всего о роли князя Владимира и, конечно же, Самого Господа, просветившего русского князя. Кирилл Туровский делает уже совсем другие акценты: «Рай ведь — место святое, как и в церкви алтарь, — пишет Кирилл Туровский. — Церковь же для всех открыта. Она всем нам мать, порождающая всех крещением и легко питающая всех в ней живущих, одевающая и радующая всех, вошедших в нее».
Следовательно, теперь, в XII веке, в жизни русского общества значительно возрастает роль самой Церкви и именно с ней связывается сам факт Крещения, а значит, и возможность посмертного спасения. Более того, смысл служения Господу начинает связываться не столько с добрыми делами, сколько с ревностным исполнением обетов и ритуалов.
Нельзя не рассмотреть и еще одну проблему, которая выражена Кириллом Туровским в аллегорических образах «Притчи о человеческой душе и о теле» — проблему познания. Как можно заметить, у Кирилла в полном соответствии с догматами Господь дает человеку знания только в форме Откровения и запрещает ему преступать те пределы познания, которые Он установил. Однако человек то и дело впадает в «Адамово высокоумие» и, побуждаемый греховными желаниями, постоянно нарушает Божественный запрет. Тем самым человек обкрадывает сам себя, как обокрали сами себя слепец и хромец. Поэтому Кирилл резко осуждает любые попытки своеволия в области познания и признает абсолютную непознаваемость «внутренней сущности» Бога.
Вывод же, который делает Кирилл Туровский из своих рассуждений, однозначен — каждый человек должен крепить свою душу и изгонять телесные искушения. Только тогда перед ним откроются врата Царства Небесного и он будет достоин вечного спасения.
В этом смысле мировоззренческие устои Кирилла Туровского были более чем крепки. И в жизни, и в своих сочинениях он выступает как сторонник «печерской идеологии», мистико-аскетической трактовки христианского вероучения. «Что такое древо жизни? — спрашивал Кирилл в одном из произведений и отвечал: — Смиренномудрие, начало которому покаяние». Следовательно, не само Крещение открывает путь человеку к спасению, но постоянная, каждодневная, ежесекундная забота о душе, чистая молитва, покаяние, смирение и т. д. Иначе говоря, истинный путь спасения открыт только иноку, причем иноку, соблюдающему самые жесткие правила монашеского жития. Более того, Кирилл приверженец самых суровых форм монашества — затворничества и столпничества. Ибо только абсолютный отказ от мирских, плотских забот и полное смирение отождествлялись у него с идеей служения Господу, чему человек обязан посвятить свою земную жизнь: «Ты, как свеча, волен в себе до церковных дверей, а потом не смотри, как и что из тебя сделают… Имей свою волю только до поступления в монастырь; по принятии же монашеского образа всего себя отдай в послушание, не таи в своем сердце даже малого своеволия, дабы не умереть душою», — писал Кирилл Туровский в «Сказании о черноризческом чине».
В «Слове о бельцах и монашестве» Кирилл Туровский утверждает, что монах должен носить самую грубую одежду — власяницу, суконные одежды или облачения из козьих шкур, ибо всякая богатая одежда и телесное украшение чужды монашеским уставлениям. И Кирилл Туровский даже усиливает аскетический аспект монашеской жизни, говоря, что истинный монах — это полный аскет и молчальник: «А сидящий там в последней нищете муж — это весь чернеческий чин. Сидение же означает безмолвное отшельничество…»
Поэтому монастырь в его понимании — это идеал, образец земного существования, единственное место, где человек может справиться с дьявольскими искушениями. Более всего Кирилл Туровский прославляет Киево-Печерский монастырь и его игумена Феодосия Печерского, говоря, что он больше всех возлюбил Бога, но и Бог его за это возлюбил больше всех.
И недаром Кирилл Туровский считается духовным наследником Феодосия Печерского, самым ярким и талантливым представителем восточной традиции в отечественной религиозно-философской мысли XII века.
Так же как и Феодосий Печерский, Кирилл Туровский был непримирим ко всякого рода ересям и инакомыслию. Так, в «Слове и похвале святым отцам Никейского собора» он яростно обличает арианство, которое, видимо, еще таилось в каких-то русских христианских общинах. Особое неприятие вызывало у Кирилла какое-либо покушение на единство Церкви. Поэтому «Притча о человеческой душе и о теле» — это, помимо прочего, острый памфлет, написанный в конце 60-х — начале 70-х годов XII века по мотивам «дела Феодорца» («слепец» — это ростовский епископ Феодор, «хромец» — Андрей Боголюбский, который и в самом деле был хромым).
Но если вспомнить, поучения преподобного Феодосия были направлены прежде всего к монашеской братии и к киевским князьям. Кирилл Туровский идет дальше — он формулирует «печерский идеал» как идеал общественный, как нравственный призыв, обращенный уже ко всему русскому обществу.
Кирилл Туровский канонизирован Русской Православной Церковью, день его церковной памяти — 28 апреля (11 мая).
Светские послания
Владимир Мономах
Владимир Всеволодович Мономах (1053–1125) — старший сын князя Всеволода Ярославича, внук Ярослава Мудрого, а по матери внук византийского императора Константина Мономаха. Великим князем в Киеве он стал в 1113 году, а до этого княжил в Смоленске, Переяславле и Чернигове. Еще при жизни Владимир Мономах прославился своим полководческим талантом, совершив более восьмидесяти «великих» воинских походов, «малые» же походы исчислялись, видимо, сотнями. В историю Древней Руси Владимир Мономах вошел и как политический деятель, поставивший во главу угла идею единства Руси, которой он неизменно следовал в своих практических деяниях, — он смог пресечь княжеские междоусобицы, возвысить авторитет великокняжеской власти, усмирить соседей-кочевников, объединить Русь под своим руководством.
Князь Владимир Мономах на великом княжении в Киеве.
Миниатюра из Лицевого летописного свода. 1568–1576 гг.
Но, кроме того что Владимир Мономах являлся крупнейшим военно-политическим деятелем Киевской Руси, он был и глубоким религиозно-философским мыслителем. Об этом свидетельствует его
