Свечная башня - Татьяна Владимировна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От ее окрика фигура замерла, как вкопанная. АЛёшенька Мирославе симпатизировал и в то же время побаивался, поэтому вел с ней себя настороженно. Вот и сейчас он не спешил оборачиваться, стоял, ссутулившись. Мирослава догнала его, обошла, встала напротив. Он был высокий, многим выше ее. Этакий современный вариант АЛёшиПоповича в джинсах и футболке. Он и красив был, как русский богатырь. Вот только интеллект…
– Мирославовна Сергеевна? – В минуты особого душевного волнения он называл ее Мирославовной и от собственной неловкости смущался еще больше, иногда даже начинал дерзить. – А что ты тут делаешь? – И на «ты» с начальством переходил по той же причине. А еще по старой памяти. С АЛёшенькой Мирослава была знакома еще с детства. Как с Галой, Славиком и Валиком Седым.
– Я тут с дозором, – сказала она. – А ты?
– С дозором? – Слово было АЛёшеньке неведомо, но смысл он, кажется, уловил правильно. – А я с проверкой. Охраняю территорию.
– От кого?
– От Хозяйки свечей. – АЛёшенька улыбнулся белозубой улыбкой. У него всегда были очень крепкие зубы. Его столько раз били, а зубам все нипочем…
– От… кого? – Мирослава осторожно потрогала свои стянутые в пучок волосы, не вздыбились ли.
– Хозяйки свечей. – АЛёшенька продолжал улыбаться, вот только улыбка его сделалась зловещей. – Она снова здесь. Раз, два, три, четыре, пять! Я иду искать!
– Ты ее видел?
Мирослава чуть не сказала «тоже видел», но вовремя прикусила язык. На самом деле, лично она не видела никого!
– Нет. – АЛёшенька покачал головой. Напряжение от внезапной встречи с Мирославой уже прошло, и теперь он медленно двигался вперед по дорожке. Мирослава трусила следом. На один АЛёшенькин шаг как раз приходилось два ее. – И это же хорошо.
– Почему? – спросила она.
– Потому что ее не надо видеть, от нее надо прятаться. Ты забыла, что ли?
Она забыла. Оказывается, она так много забыла, что теперь больно вспоминать.
– От нее надо прятаться? – переспросила она.
– Прятки нужны для того, чтобы прятаться, Мирославовна. – АЛёшенька сказал этот таким тоном, что не понять, говорит он серьезно или придуривается.
– Тогда почему ты не прячешься? – Она снова провела рукой по волосам, проверяя, все ли с ними нормально.
– Потому что сейчас не моя очередь. И вообще… – АЛёшенька остановился, всем корпусом развернулся к Мирославе.
– Что? – спросила она сипло.
– Я уже играл в эти прятки.
– Ты играл?
Он улыбнулся, в его светлых, почти прозрачных глазах закручивались воронки.
– Кто не спрятался, тот мертв, – сказал он веселым, но каким-то не своим голосом.
– АЛёшенька, ты жив. – Мирослава хотела тронуть его за плечо, но отдернула руку. Это не ее игра! Она не играет в эти дурацкие пятнашки!
– АЛёшенька жив. – Воронки закручивались все сильнее. – Она нашла меня. Сказала, что я следующий.
– Следующий – кто? – Мирослава уже не хрипела, а шептала сдавленным, едва слышным голосом.
– Светоч. Она сказала, что я следующий светоч. – АЛёшенька перестал улыбаться. – Что это за слово такое смешное, Мирославовна? Что оно означает?
Мирослава задумалась. Это слово за сегодняшний день она слышала уже дважды. Сначала от Василия, а теперь вот от АЛёшеньки.
– В общепризнанном смысле светоч – это факел, светильник. – Она говорила и не узнавала свой голос. – А в иносказательном – божественное существо, источник мудрости.
– Мудрости, – АЛёшенька коротко хохотнул. Все-таки, несмотря ни на что, у него было чувство юмора. Весьма специфическое, но было.
– Ты мне лучше скажи, откуда ты знаешь, что Хозяйка свечей снова играет в прятки, если ты ее не видел? Ты же не видел?
– Я видел его.
– Кого? – Как же с ним бывало иногда тяжело!
– Светоч. – Воронки в АЛёшенькиных глазах свернулись и превратились в две черные колючие точки. – Сегодня ночью я видел новый светоч. Он горел очень ярко. Тебе понравилось, Мирославовна?
– Мне? – Она сглотнула колючий ком, потрогала уже не волосы, а шею, которую сдавило так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. – Почему мне?
– Потому что ты тоже его видела. Я видел, что ты видела. Все, кого она позвала играть в прятки, могут видеть…
– Где? – Мирослава уже знала – где, но все равно должна была спросить. Должна была проговорить этот свой ночной кошмар. И пусть выслушает ее не модный психолог, а деревенский дурачок, плевать! Главное – проговорить, сказать в слух о том, что ее пугает до дрожи в коленках.
– В башне. Светоч горел в башне. Он горел, а ты смотрела. У тебя красивая пижама. – АЛёшенька вдруг засмущался, отвернулся. – Я тоже смотрел.
– Почему?
– Потому что страшно и красиво. Потому что я тоже мог стать этим… светочем. Мы все можем.
– Кто – все?
– Все, кого она выбрала.
Мирослава набрала полные легкие воздуха, резко выдохнула, сложившись пополам. И плевать, что подумает про нее АЛёшенька. АЛёшенька и сам малость того… Одним ненормальным больше, одним меньше! Пока ясно только одно – свет на смотровой площадке башни ей не привиделся. Или привиделся, но не ей одной, а еще и АЛёшеньке. Умные книги и модный психолог не исключали возможность коллективных галлюцинаций, но сама Мирослава сомневалась.
– Мы особенные. Ты знаешь, Мирославовна? Ей нужны только особенные.
– Кому?
– Хозяйке свечей.
– Почему особенные?
– Наверное, потому, что они ярко горят? – АЛёшенька в задумчивости потер подбородок. Подбородок был волевой, а взгляд совершенно детский. АЛёшенька навечно застрял в детстве. Вот Мирославе удалось вырваться, а он застрял…
– А что еще ты видел? – спросила она. – Что-нибудь подозрительное?
АЛёшенька покачал головой.
– Я охраняю, – сказал строго. – Я не буду спать и буду охранять.
– От кого? От Хозяйки свечей? – Что это вообще за хозяйка такая?!
– От нее не спасешься. – АЛёшенька грустно улыбнулся. – Я буду охранять от остальных.
– От каких остальных?
АЛёшенька ничего не ответил, Мирославе показалось, что даже не расслышал ее вопроса. Мыслями он уже был где-то далеко. Ну, и ей тоже пора!
Перед тем, как уйти к себе, она прошлась по комнатам воспитанников. Все были на своих местах, возбужденные и заинтригованные. В детстве чужая смерть кажется чем-то не столько страшным, сколько интригующим. Как фильм ужасов.
За Василием лично приглядывала Лисапета. Она забрала мальчика к себе в комнату и теперь несла неусыпную вахту. Мирослава была ей за это безмерно благодарна. Потому что, если бы не Лисапета, вахту пришлось бы нести ей самой, а она сейчас не готова ни за кем приглядывать. Она и за собой-то