Насекомые и волшебники, или Фотосессия (СИ) - Кальк Салма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Знаете, от вас в целом радости и пользы намного больше, чем вреда и опасности. Это я вам говорю, как человек, которого вы спасали, и который видел, как вы спасали других. Да что далеко ходить — только вчера вы предупредили об опасности, а потом исцелили.
Действительно, вчера вечером, уже по темноте, они отправились погулять в туристическую часть острова. Там поужинали, потом какими-то живописными тропинками отправились обратно. Элоиза заметила нечто странное в кустах впереди и предупредила Себастьена о возможных проблемах, это позволило ему подготовиться, да и она сама не растерялась. Трое грабителей остались живы, и, в принципе, смогли уйти на своих ногах, но были изрядно потрёпаны, а разбитую губу и подбитый глаз Себастьена Элоиза залечила, можно сказать, не глядя, парой поцелуев, ну, и еще несколькими подобными действиями. Он-то, конечно, не подозревал о таком дополнительном эффекте от её ласки, и разбудил её аккурат на рассвете, когда мимоходом глянул в зеркало и вдруг увидел, что на лице не осталось даже воспоминаний о вчерашнем приключении. Он думал, что кто-то из них сошел с ума, и вообще, она фыркала спросонья, и, кажется, даже немного ворчала на него, а потом они смотрели, как солнце появляется из морских волн, а потом…
— Хорошо, если так, — улыбнулась она. — От вас, если честно, тоже хорошего намного больше, чем вреда и опасности. И… вы второй человек в мире, кому я смогла это рассказать. Ваши обстоятельства мне, конечно, в целом были известны, что-то мне говорили вы сами, что-то Полина, но полностью историю я узнала сегодня. А некоторые мои обстоятельства вы тоже теперь знаете.
— Знаю. И я очень благодарен вам за доверие. Честно, глядя на вас, сидящую в вашем офисе, как в крепости, никогда не подумаешь, какой вы можете быть. Когда встретишься с вами в приватной обстановке — вы совсем не такая, как на работе. А ваша история помогает примирить одну вашу часть с другой.
— И теперь вы понимаете, что запирающиеся замки и падающие люстры — это не так и страшно на самом деле? И что может быть намного хуже?
— Это очень волнующе, сердце моё. И я всё равно хочу посмотреть фотографии.
— Так я разве возражаю? Вернёмся и посмотрим.
6.21 История завершается, да здравствует новая!
Четвертая неделя
В понедельник Элоиза, как то и должно было быть, проснулась утром в своей постели в палаццо д’Эпиналь, собралась на работу, спустилась позавтракать в залу, где встретилась с Анной, а потом поднялась в аналитический отдел.
В её кабинете шёл ремонт. Стены штукатурили, полы перестилали, потолок готовили к возвращению тяжёлой люстры. Филиберто Серафини сказал, что ему потребуется ещё никак не меньше недели. Элоиза поблагодарила за работу и водворилась в кабинет к сотрудникам.
На совещании у кардинала всё шло обычным порядком. Никаких новых катаклизмов не происходило и не ожидалось.
В почте её поджидала пара писем от Линни — первое с возмущением по поводу её, Элоизиного, выключенного телефона, а второе — с цветистым выражением благодарности за сюрприз и — подробности позже.
Также было и письмо от Лоренцо Куарты — сначала ничего особенного, просто так «здравствуйте-как-дела», а в конце — мысль о том, что в опере, оказывается, можно увидеть, услышать и обрести намного больше, чем он предполагал. Ну, про оперу-то она давно знала, особенно в том случае, если на сцене Линни… Кажется, сюрприз действительно удался. Ответила, что провела выходные на море в отличной компании, чего и ему желает.
И занялась уже работой.
Параллельно с делами Элоиза написала Марго и попросила найти и прислать ей каких-нибудь старых фотографий.
И весь день она, конечно же, мысленно возвращалась к четырем дням с Себастьеном.
Нет, накануне вечером она сразу же по возвращению пришла в себя и настояла на том, что все ночуют в своих комнатах и не привлекают ничьего внимания. Тем более, что вернулись они поздно. Поужинали в компании Лодовико, который рассказал о том, как в их отсутствие не происходило ничего особенного. И показал еще некоторое количество обработанных фотографий. Некоторые из них даже можно было показать кому-нибудь ещё… вот только кому бы? Пожелали с Себастьеном друг другу сладких снов и разошлись. И утром разве что обменялись парой сообщений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Уже ближе к концу рабочего дня Марго прислала-таки несколько кадров. Элоиза с улыбкой их рассмотрела и сохранила. Три портрета. Один сразу после школы, в короткой юбке и с распущенными волосами до пояса (о боже, ведь она и вправду ходила так по улице!). Второй после защиты первого диплома — тут уже дама в костюме, на каблуках и в строгих украшениях (если приглядеться — можно и помянутые запонки разглядеть, кстати, проверка закончилась, надо бы обменяться обратно), опирается на дверцу машины. Самой первой своей машины, которую она потом так глупо и жестко разобьёт четыре года спустя. Третий — во время написания философской диссертации, и это уже было что-то очень похожее на то, что она видела каждое утро в зеркале.
Еще было несколько фотографий их с Марго, и одна — их «девочковой» компании. Марго в обнимку с её подружкой Мари, их общая приятельница Адриенна и она, Элоиза. Снимал её коллега по философской кафедре, с которым она тогда… ну не то, чтобы встречалась, нет, и они не были влюблены друг в друга, но… В общем, они провели вместе довольно много времени. А потом расстались и почти десять лет не общаются. Говорить не о чем, делать вместе нечего. Не то, что с…
Размышления прервал телефонный звонок.
— Как поживаете, сердце моё?
— Не поверите — вот только что получила обещанные вам фотографии.
— Чудесно. Я зайду к вам сегодня?
— А у вас уже есть, что показать мне?
— Конечно.
— Может быть, в «сигме»? Если там сегодня нет никакого сборища?
— Отлично. За вами зайти?
— Я сама.
— Тогда в семь?
— Хорошо.
* * *За рассматриванием фотографий вечер пролетел незаметно. У Себастьена тоже оказалось несколько официальных и сколько-то разных прочих кадров, а каким красавцем он был в юности — просто глаз не отвести. Дурой была эта неизвестная ей Челия — надо было хватать и держать! Впрочем, если бы хватала и держала, тогда бы ей, Элоизе, не досталось ничего, так?
Ох, нет, не нужно сползать в размышления. Здесь и сейчас — вот наш девиз в этой жизни, и точка.
— Скажите, Элоиза, за последние недели вам удавалось тренировать ваши способности? — вдруг спросил он.
А она уже и думать забыла про тот их разговор! Хотя сама его и начала когда-то. Сейчас кажется — так давно, как будто в другой жизни.
— Знаете, Себастьен, у меня было ощущение, что я тогда получила от вас индульгенцию. И перестала стесняться, что ли.
— Вам ли стесняться того, что вы делаете? — удивился он. — Впрочем, не знаю, что может думать по этому поводу человек, который умеет столько всякого. Продолжайте, мне нравится. Мне действительно нравится.
И она видела, что он говорит правду.
— Спасибо, Себастьен.
— Элоиза, вы поедете со мной ещё куда-нибудь? — вдруг спросил он.
— Ой… наверное… то есть, да, поеду, конечно! — просияла она.
Пусть её дурные предчувствия касаются только сплетен, огласки и прочего такого же. Там, где их никто не знает, им никто и не помешает.
— В ближайшие выходные у меня будут неотложные дела. А в следующие давайте что-нибудь придумаем, хорошо?
— Хорошо, — согласилась она.
Его телефон зазвонил громко и требовательно. Он скривился, но ответил.
— Что за пожар? — некоторое время слушал и хмурился. — Прямо сейчас? Ладно, разберёмся. Я подойду.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Он убрал телефон и взглянул на неё.
— Вас опять настигают дела?
— Да, появился один неотложный вопрос. Элоиза, вы не согласитесь выслушать одну историю? Вдруг вам придёт в голову какая-нибудь удачная мысль, и вы поможете нам разобраться?
— Соглашусь.
— Тогда идёмте, — он взял её за руку, и они побежали наружу и вниз.