Империи глубокого космоса. Прелюдия. Моя тысячелетняя любовь - Алекс Кинсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Трин, — бросил архонт, направляясь к выходу. — Ты бы хоть дал ей базовые движения самообороны, чем сразу убийц приглашать, — мотнул головой в сторону Регев и исчез на пути к двери. Зачем вообще приходил? Полюбоваться на мой синяк под глазом? И от понимания того, что скорее всего, он среагировал на состояние моего стресса, по телу разлилось тепло.
— Простите, архаит. Император прав, но мне нужно было выяснить ваши изначальные способности, манеру ведения боя, степень вашей злости.
— Выяснили? — вмешалась "убийца". — Я могу идти?
— Ну, если тебе совсем не интересно древнее боевое искусство кви-драгалов, тогда уходи. И спасибо, триарий.
Следующие недели проходили по чёткому расписанию. С утра Трагаон тренировал нас с Регев, которая, конечно, осталась, услышав, что ей могут перепасть секреты древнего искусства. После обеда я бежала в ангар к Кэлону. С нашей первой встречи он больше ни разу не возвращался к тому разговору, а я ни разу не ощущала никакого физического воздействия его взгляда, хотя пялился на меня он часто. Мы почти не разговаривали. Он говорил минимум слов, необходимых для объяснения всех этих заумных сенсорных экранов. Многие маневры и приемы управления попросту показывал. На совсем глупые женские вопросы старался отмалчиваться. Поэтому приходилось брать себя в руки и чётко и по-мужски формулировать непонятные моменты. Кстати, попутно мне пришлось осваивать ещё и аллионские иероглифы. Именно их письменностью пользовались в империи. Письменность раатов считалась чем-то вроде санскрита в Индии: использовалась в священных текстах и для передачи тайных знаний в правящей верхушке. На удивление, обучение управлению этими летающими коробочками, которые назывались просто и незамысловато: ва, — давалось мне очень легко. Особенно лихо я маневрировала на симуляторе между летящими в меня астероидами. Хотя не думаю, что я могла бы сделать это по-настоящему. Именно неразговорчивость Кэлона делала времяпрепровождение с ним моей любимой частью дня. Он давал мне простые указания бесстрастным голосом, никогда не хвалил и не выказывал недовольства, но рядом с ним я отчего-то чувствовала покой и умиротворение. Конечно, однажды моё любопытство все-таки вырвалось на поверхность, и я выпалила:
— Так ты ещё осуждаешь меня?
Он, конечно, промолчал, продолжив показывать очередной маневр на симуляторе. Но в конце урока, когда я уходила, а он как обычно провожал мрачным взглядом своих пронзительных глаз, я услышала:
— А для тебя это важно? Моё осуждение?
— Да. — Не знаю почему, но именно так я чувствовала и не видела смысла это скрывать.
— Почему?
— Просто. Я чувствую необычный покой рядом с тобой. И это даёт мне небольшую передышку на этом корабле. В том хаосе, что творится в моей голове и душе. Поэтому да, для меня это важно.
Я уже открыла дверь, думая, что он так и не ответит на мой вопрос, но услышала тихое:
— Больше не осуждаю.
— Почему?
Он пожал плечами, глядя в потолок, и взъерошил волосы
— Не получается.
С того дня он стал чуть более разговорчив, но, конечно, не слишком.
Теперь, когда я не так уставала, каждый вечер мы ужинали со Сганнаром самыми изысканными блюдами, которые я даже не смогла бы нафантазировать, и каждое утро я тихо благодарила ну ушко сияющего Троя, отчего он становился пунцовым, но счастливым.
За ужином архонт изобретал бесконечные темы для бесед, рассказывая о своей империи, о Тауанире, поднимая какие-то философские вопросы и слушая мои рассуждения. Он то и дело кивал, когда я высказывала свою точку зрения. Наши позиции и мысли зачастую были настолько схожи, что, казалось, так просто не может быть. Иногда я подозревала архонта в обычном поддакивании, лишь бы только найти общие точки соприкосновения со мной. Но затем он пускался в рассуждения, и все мои сомнения исчезали: мы действительно совершенно подходили друг другу. И отчего-то понимание этого ввергало меня в ещё большее бешенство.
Каждый раз после ужина он уходил, ссылаясь на дела, но, дождавшись, когда я усну, возвращался и ложился со мной в одну кровать. Под утро я всегда просыпалась, заключенная в кокон его объятий. Больше он меня не душил. Теперь это всегда было нежно и трогательно. Мне понадобилось две недели, чтобы привыкнуть к этому чувству защищенности и правильности происходящего. Я поняла это, когда однажды проснулась и не почувствовала его рядом. Позже оказалось, что он всю ночь решал некие дела империи. Он сам решил мне об этом отчитаться. Зачем-то.
На следующую ночь, обнаружив, что он спит на спине, я начала украдкой рассматривать его. Кажется, в последнее время я делаю это все чаще. Какие же у него широкие плечи. Они возвышались надо мной, и создавалось ощущение, что я лежу в тени небольшой горы. Моей горы. Которая может защитить от ветра и дождя, за которой тепло и надежно. Когда я едва дотронулась рукой к его обнаженной коже, он резко вдохнул, повернулся ко мне и сгреб в охапку, как обычно. Он делал вид, что не проснулся, но его немаленькое достоинство настолько красноречиво упиралось в мой живот, что я начала судорожно сглатывать, сдерживаясь, чтобы не дотронуться до него тоже. Как бы ни страдала моя гордость, но мне пришлось признать очевидное. Я до ужаса хотела своего похитителя. Кажется, это стокгольмский синдром. Понимая это, я отчаянно старалась не показывать ему своё желание, но что-то подсказывало мне, что он итак все чувствовал. Уж слишком часто он довольно ухмылялся.
Самым удивительным было то, что за множество последующих дней он ни разу не делал попыток поцеловать меня. И все же постоянно прикасался: то ли заправить локон, то ли приподнять за подбородок во время разговора в ожидании моего ответа, то ли убрать невидимые соринки с одежды или крошку с моей губы во время ужина, — всё это стало частью нашего ежедневного досуга. И очень скоро я обнаружила, что уже не дергаюсь каждый раз, когда он, держа мою щёку в своей ладони, пристально вглядывается в мои глаза, выискивая там что-то известное лишь ему одному.
Пару вечеров, когда мне хотелось простого «человеческого» общества, я спрашивала у Сганнара, могу ли я отправиться на форум после ужина. Один раз он отпустил меня вполне равнодушно. Тогда, распивая любимый лонг-дринк в компании Агрона и Троя, я стала свидетелем пьяной исповеди последнего о том, как долго и
