Корпорации (февраль 2009) - журнал Русская жизнь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Варвара Васильевна, кто она? Я никому не скажу, обещаю. Но хочется знать, кто есть кто, на всякий случай.
- Нет, и не просите. Два года назад она мне позвонила, сказала, что неизлечимо больна и попросила прощения. Я ее простила. Унесу имя этой женщины в могилу.
Каждая кафедра не похожа на другие, и нет меж ними ни солидарности, ни дружбы. На кафедре немецкого языка преподаватели непреклонные. Приди ты к ним хоть на девятом месяце беременности и попроси: «Плохо мне, токсикоз. Поставьте, пожалуйста, зачет…» Нет. «Почему мы для вас должны делать исключения?» Так вот одну даму, профессора-германиста, собственный внук задушил. За непреклонность.
На кафедре французского языка есть хобби: заваливать студентов на госэкзамене или на защите диплома, чего в приличных домах делать не полагается. Лето, все цветет, окна открыты. Преподаватели-романисты с букетами, довольные, идут домой, а в коридоре рыдают провалившие экзамен пятикурсники: они провинциалы, их дома ждут папа с мамой, у них уже билеты на самолет куплены.
На кафедре английского языка народ добрый, снисходительный. Идешь мимо - слышишь взрывы хохота. Студенты-выпускники тут не плачут, а аплодируют своим учителям. Сегодня английский язык нужен всем. Некоторые педагоги вообще стали вольными хлебопашцами, сидят дома, а частные ученики (25 евро в час) с десяти утра до восьми вечера идут к ним бессменной чередой. Вечером преподаватель лежит в темной комнате без сна, обвязав голову мокрым полотенцем. От такой работы могут, конечно, лопнуть сосуды головного мозга, но овчинка выделки стоит: летом можно купить круиз вокруг Европы, а если Европа надоела, то махнуть месяца на два на Сейшельские острова и ни в чем себе не отказывать.
Есть в университете люди, которых по разным причинам сократили или не переизбрали. Но человек так крепко привязывается и к знаменитому коридору, и к запаху книг, и к молодым лицам, обновляющимся каждый год, что покинуть родные стены - все равно, что умереть. Преподавательница кафедры классической филологии Г., выйдя на пенсию, многие годы являлась на факультет, чтобы полить цветы и перемыть все цветочные горшки. Доцент кафедры советской литературы Р. после сокращения ее ставки устроилась вахтером в университетскую библиотеку, поближе к советской литературе, которую бескорыстно любила.
Сейчас на факультете много молодых педагогов. Молодежь не знает, что значит «пройти партбюро» или «стать невыездным». Свободные, независимые, модно одетые. Они не держатся за свое место: без зарплаты не останутся, в крайнем случае, найдут работу за рубежом, связи налажены. Есть среди молодых и злые, принципиальные.
Вниманию поступающих! Бойтесь преподавателей, которые только что сидели на студенческой скамье и теперь самоутверждаются. А старых бояться не надо. Но если, подъезжая к факультету на своей машине, вы окатите меня, спешащую к первому уроку, водой из грязной лужи, я могу и рассердиться.
Аркадий Ипполитов
Банда Рафаэля
О стратегии вечной славы
Идейная солидарность, цеховая заинтересованность, объединение принципов, групповщина, корпоративная мафиозность, кумовство, куначество… Кукушка хвалит петуха, рука руку моет, один за всех, тогда и все за одного, как не порадеть родному человечку, - золотые правила общения, и, придерживаясь их, можно многого достичь. Истина, конечно, дороже друга Платона, но соратник дороже и истины, и Платона, и друга. Только наивные люди думают, что технологии пиара - современное изобретение. На них держится и история, и история искусства, и только они дают возможность попадания в вечность.
У испанского художника семнадцатого века Хусепе Рибера есть замечательная картина под названием «Аполлон, сдирающий кожу с Марсия». На ней олимпиец, с лицом божественным и строгим, похожий на белокурого арийца, запустил пальцы под кожу поверженного сатира и легким движением готов содрать ее с живого беззащитно распластанного тела. Как шинель с Акакия Акакиевича. Под артистическими пальцами бога уже обнажилось кровавое пульсирующее мясо, рот Марсия разодран отчаянным криком, но прекрасные и правильные черты аполлонова лица не тронула ни малейшая морщинка, и пальцы его музыкальны и нежны, и мучение ближнего преподносится им как виртуозная игра на музыкальном инструменте. Бог торжествует победу над тем, кто дерзнул покуситься на его авторитет, кто посмел соперничать, надувать щеки, дуя в свою дурацкую дудку, пытаясь принизить величие лиры. Аполлон прекрасен в первую очередь тем, что именно ему олимпийская мафия присудила пальму первенства, а Марсий - чернявый, бородатый, расхристанный неудачник, похожий на левого богемного деятеля, на какого-нибудь члена группы «Новые тупые». Марсий, однако, со своими неудачами и мохнатыми козлиными ногами человечен, Аполлон же - жуткий садист. За деревом толпятся свидетели расправы, марсиевы однокашники. Они заткнули себе уши, не в силах перенести вопля жертвы, и сами вопят почем зря, от ужаса и безнадежности. Миф высокого искусства торжествует, реальность освежевана и наказана. Все в этой картине прекрасно, и она чудесно демонстрирует иерархию, что свойственна высокому искусству. Всегда и во всем.
Вот, например, Рим Рафаэля. Словосочетание «Рим Рафаэля» должно вызывать в культурной памяти картину яркую и светлую, подобную воспоминанию о сне, когда-то увиденном со столь отчетливой убедительностью, что он превратился в реальность: резкие силуэты пиний на фоне синего неба, солнечный свет на мраморе руин, виллы среди виноградников, торжественные процессии, много красивых людей, папа Лев X, грузный, тяжеловесный, восседает, как истукан, на золоченых носилках на плечах дюжих швейцарских гвардейцев, с лицом величественным и безразличным, исполненным многих знаний и многих печалей. Аполлонов город. Рим всегда был и будет центром мира. Все дороги ведут в Рим, и ни одна дорога не ведет из Рима.
На самом деле Рим был небольшим, неопрятным городом. Улицы были узки и зловонны, большая часть горожан жила в лачугах, кое-как сложенных из всего, что попадало под руку, фасады церквей были лишены какого-либо декора, мостовые на улицах отсутствовали, так что любое уличное движение сопровождалось клубами пыли. Малейший дождик приводил к тому, что пыль превращалась в грязь, и зловонно гнили кучи мусора, которые никто не убирал. Люди на улицах были ободраны, злы и алчны, у них были плохие зубы и воняло изо рта. Рим был населен сплошными Марсиями, и дороги, ведущие в Рим, были опасны, они пролегали среди пустошей и болот, полных разбойников и москитов. Папа Лев X был болезненным стяжателем и завистником, кардиналы - кучкой прохвостов-кровососов, а монахи - толпой невежественных дармоедов.
Ну и что? «На самом деле» никогда не существует. Реальность призрачна и обманчива, она мгновенно исчезает без следа. Никому до нее и дела нет, занимает она мысли только грубых неопрятных людей с дурным запахом изо рта. В культурной памяти Марсию нет места. Живые люди столь же эфемерны, как и кучи мусора: сгнили - и нет их, исчезли, зловоние выветрилось и тут же забылось. А остались фрески Рафаэля, его Мадонны и святые, их величие и красота. Афинская школа, Парнас, Диспут, Пожар в Борго, Битва Константина, Лоджии, История Психеи, Триумф Галатеи. Совершенные пропорции тел, печать одухотворенности на правильных лицах, кардиналы в алых мантиях, рослые гвардейцы, женщины с прекрасными шеями и руками. Высокая мифологичность и чистая концептуальность. Они определяют нашу культурную память.
Папа Лев X очень любил Рафаэля. Да его и невозможно было не любить. Все в нем было прекрасно. Ведь если небо, обычно не слишком щедрое на свои дары, захочет выделить кого-нибудь своей милостью, то нет тогда предела его расточительности. Личные достоинства Рафаэля Санцио из Урбино были равны его выдающимся достижениям в искусстве, и от природы он был наделен той скромностью и той добротой, что обнаруживается у людей, чья благородная человечность блистает в оправе ласковой приветливости, приятной и отрадной любому человеку при любых обстоятельствах. Все художники до и после Рафаэля люди по большей части невыносимые и своенравные до неистовства, и если не всех их можно назвать безумцами, то в том, чтобы назвать их людьми одержимыми, сплошь и рядом проявляющими теневые и мрачные черты пороков, вечных спутников искусства, не будет никакого преувеличения. В Рафаэле же не было недостатков, обычно свойственных людям его профессии, и по велению природы в нем воссияли во всем своем блеске великое обаяние, усердие, красота, скромность, добронравие и доброжелательность. Так, во всяком случае, о нем написал Вазари, и так о нем было принято говорить. Рафаэль был настоящим Аполлоном.
Была ли в этих рассказах хоть крупица правды? Какое это имеет значение, нам же известно, что «на самом деле» никогда не бывает. Рафаэль, милый провинциальный юноша, будучи во Флоренции, где налаживал карьеру, получает из Рима письмо от своего земляка и дальнего родственника Браманте, ставящее его в известность о том, что он, Браманте, договорился с папой о предоставлении Рафаэлю важного заказа. Рафаэль все бросает, скачет в Рим, покоряет папу Юлия своим обаянием, получает заказ на украшение Ватикана, сбивает со стен все, что было написано до него и печет шедевр за шедевром. Успех оглушительный, заказов масса, и вот уже Рафаэлю не хватает времени и сил со всем справляться, и вокруг него группируется целая толпа сподвижников-учеников, выполняющих за него всю черную работу, а заодно и затыкающих всех недовольных с помощью различных средств, вплоть до шантажа и кинжала. С воцарением нового папы, Льва X, Рафаэль уже вне конкуренции, ему даже удается избавиться от своего главного соперника, психопата Микеланджело, деньги и административные посты сыплются на него как из рога изобилия, все замечательно, но, к сожалению, он неожиданно умирает в возрасте тридцати семи лет, в 1520-м.