Год жизни - Александр Чаковский

И вдруг окно комнаты озарилось каким-то прозрачным светом.

«Пожар! — мелькнуло в моем сознании. — Пожар в штольне, загорелась электропроводка!»

Вместе со Светланой мы бросились к двери.

Горело небо. И внезапно погасло, потемнело, но тут же на нем появились бледные зеленоватые пятна, они меняли очертание на глазах, превращались в снопы, чуть красноватые у основания, потом в костры, и вот уже через все небо перекинулся огромный разноцветный выгнутый мост, светлая дорога.

— Света, Света, смотри! Это северное сияние! — повторял я, завороженный чудесной игрой красок.

Светлана увлекла меня назад, в комнату. Она потушила свет, и заиндевевшее стекло в окне стало переливаться, играть всеми огнями радуги. Отблески этой радуги ложились на пол, стены и потолок комнаты; казалось, что вокруг нас в волшебном хороводе мчатся юркие белки с пушистыми цветными хвостами…

Теперь мы были один, одни во всем мире. Все ушло куда-то вдаль, в небытие: сомнения, горести, Крамов, туннель — все. Это произошло как-то сразу, внезапно.

— Верь мне, я прошу тебя, верь мне! — шептала Светлана. — Ведь ты единственный, кому я нужна, единственный, кого я люблю…

Счастье переполняло меня. Я чувствовал, как горят руки Светланы, которыми она крепко обхватила мою голову.

— Ты не уйдешь отсюда, ты останешься здесь, — шептала Светлана.

…Я ушел от нее под утро. Тихо, на цыпочках, пробрался в свою комнату. То, о чем я мечтал, свершилось, Светлана стала моей женой. Ни я, ни она не произнесли этого слова, но разве в нем дело?

Все изменилось вокруг, все выглядело как-то по-новому. Лег на свою постель не раздеваясь. Не хотелось ни на секунду прервать ощущение небывалого счастья, которое переполняло меня.

И все-таки я заснул…

Разбудили меня громкие голоса и шарканье ног в коридоре.

Прислушался. Голоса за стеной не умолкали. Кто-то несколько раз назвал мою фамилию. Потом в дверь постучали.

Я выбежал в коридор и увидел Агафонова.

— Товарищ Арефьев! — закричал он. — Скорее к телефону!

Я помчался в контору. Снятая телефонная трубка лежала на столе.

— Где вы пропадаете, товарищ Арефьев? — раздался в трубке взволнованный голос диспетчера. — На дороге обвал. Между комбинатом и западным участком. Есть опасение, что погиб шофер. Срочно мобилизуйте людей, идите на дорогу!

…Было по-прежнему темно, когда мы подошли к месту обвала и увидели поваленные лавиной деревья, голый склон горы и глыбу снега, завалившую дорогу.

Рабочие западного участка во главе с Крамовым подошли к месту обвала почти одновременно с нами.

Я подавил в себе неприязнь и спросил Крамова, чью машину засыпало обвалом.

— Не знаю, — отрывисто ответил он.

— Странно! Ведь дорога была закрыта, объявлена лавинная опасность…

— Очевидно, шофер не знал приказа.

Раскопкой руководил Фалалеев. Зажглись десятки шахтерских ламп, и лопаты вонзились в снег.

Не прошло и часа, как из-под снега показался расщепленный борт грузовика. Мы стали копать еще быстрее, лопаты поблескивали на свету газовых и аккумуляторных памп. У всех была только одна мысль — поскорее докопаться до кабины…

И хотя мы понимали, что спасти шофера уже невозможно, в наших сердцах все еще теплилась надежда.

Наконец кабину откопали. Шофер был мертв. Стенки кабины помешали лавине раздавить его, но человек задохнулся, попав в снежный склеп. Я подошел и посмотрел в лицо шофера.

И едва удержался от того, чтобы не вскрякнуть. На расщепленной спинке кабины лежал Зайцев. Лицо у него было белое, а руки вытянуты вперед, точно он хотел удержать, отодвинуть навалившуюся на него стену снега.

Мне почудилось, что все, что я вижу сейчас, — эти вплющенные в снег, раздробленные обломки грузовика, мертвый Зайцев, вытянувший вперед руки, — все медленно поворачивается вокруг своей оси.

Я на мгновенно закрыл глаза, а когда снова поднял веки, то увидел спину Крамова, склонившегося над трупом.

— Послушайте, Крамов, — сказал я, с трудом выговаривая слова, — ведь это же… Зайцев!

Крамов вздрогнул при звуке моего голоса, потом медленно выпрямился, обернулся ко мне и ответил спокойно и с неожиданной для него торжественностью:

— Да. Он погиб на посту.

Рабочие западного участка понесли своего товарища на руках машина не могла подойти к месту катастрофы.

Похороны Зайцева были назначены на вечер следующего дня, у дороги, там, где его застигла смерть. Все свободные от работы люди нашего участка пошли почтить память погибшего.

Светлана шла рядом со мной.

Вскоре мы увидели приближающуюся похоронную процессию.

Впереди несли в руках зажженные факелы. Вслед за ними рабочие несли на руках гроб. На груди у каждого горела шахтерская лампочка. В конце процессии следовала автомашина, фары ее были затянуты черной материей.

Горы, казалось, сдвинулись, сомкнулись вокруг процессии. Копоть, слетая с факелов, ложилась на белый снег.

Гроб поставили в кузов автомашины, на невысокий деревянный постамент. Рабочие с факелами стали у изголовья. В кузов поднялся Крамов. При свете факелов было хорошо видно его лицо, исполненное мрачной, сосредоточенной торжественности. Крамов был в ватнике. Ворот расстегнут, несмотря на мороз. На рукаве черная повязка.

— Товарищи, боевые друзья! — тихо, но отчетливо начал Крамов. — Сегодня мы хороним нашего соратника, одного из солдат маленькой армии, которая штурмует эту гору. Он погиб на посту… Пусть же памятником ему будет туннель, проходку которого мы закончим досрочно!

Крамов выдержал большую паузу и сказал:

— Прощай, дорогой товарищ!

Наклонился и поцеловал покойника в лоб.

Затем выступили представители комбината и общественности. Я почти не слышал их речей — в моих ушах все еще звучал голос Крамова и плач Светланы.

Мы возвращались в глубоком молчании. Я проводил Светлану в ее комнату. Всю дорогу она шла в оцепенении. Казалось, в глазах ее застыло отражение мерцающих факельных языков. Она села на постель, не глядя на меня.

— Это ужасно… Завтра он должен был прийти ко мне заниматься… Как это ужасно!

— Конечно, родная, это ужасно! — глухо сказал я. — Еще никогда мне не приходилось видеть смерть так близко. Мой отец умер давно, на фронте я не был. Но что поделаешь, это надо пережить.

— Это ужасно, ужасно! — точно в забытьи повторяла Светлана. — Он задохнулся. Один, в снежной могиле…

Я не знал, какими словами утешить ее. Я сам был подавлен, ошеломлен случившимся.

Всего сутки прошли с тех пор, когда счастье заслонило все, что меня тяготило и волновало последнее время. И вдруг снова все омрачилось.

Я думал: «Какая жестокая, нелепая смерть! Как это произошло? Кто виноват в том, что этот хороший, так упорно рвавшийся к знаниям и счастью парень погиб? Стихия? Страшная случайность? Почему он поехал, когда было объявлено о закрытии дороги? Почему поехал именно он, непрофессиональный шофер?» Я проверял, в книгу для записи приказов рукой Агафонова было внесено полученное по телефону распоряжение диспетчера комбината закрыть дорогу. Там отмечено и время — приказ был отдан за несколько часов до обвала. Но это значит, что такой же приказ был получен и на западном участке, на всех объектах комбината.

Зачем же Зайцев поехал? Кто ему разрешил?

— Кто ему разрешил? — неожиданно для себя произнес я вслух.

— О чем ты? — рассеянно спросила Светлана.

— Я думаю: зачем Крамов послал Зайцева?

— Мало ли зачем! Какое-нибудь срочное поручение на комбинат.

— А приказ о закрытии дороги?

— Он мог послать Зайцева еще до приказа.

Конечно, могло быть и так. Крамов послал его еще до получения приказа. Зайцев выполнил поручение, а потом заехал куда-нибудь по своему делу в поселке. Там никто не знал о закрытии дороги, и, возвращаясь, Зайцев попал под лавину. Да, могло быть и так.

— Могло быть и так, — сказал я.

Но Светлана уже не слушала меня. Она снова впала в забытье.

Я взял ее за руки и сказал:

— Света, родная, ну не надо так сильно переживать! Ведь этим уже ничему не поможешь. Мне тоже очень горько, очень жалко этого парня, ведь я тоже знал его. Но что поделаешь… несчастье! И я сейчас уверен, что в одиночку нам было бы гораздо труднее пережить его гибель. Но сейчас, когда мы вместе, когда мы муж и жена…

Светлана внезапно вздрогнула и точно вернулась к действительности.

— Андрей, послушай, — тревожно сказала она, — а тебя никто не заметил тогда, ночью, когда ты уходил от меня?

— Нет, — удивился я ее неожиданному вопросу. — Какое это имеет значение? Разве мы собираемся скрываться от людей? Если бы не это несчастье, мы сегодня же объявили бы, что мы муж и жена…

— Нет, нет! — воскликнула Светлана, вырывая руки. Она как будто испугалась поспешности, с которой это сделала, и добавила уже спокойнее: — Андрей, милый, давай подождем. Начнутся лишние разговоры, сплетни…