Защитник Драконьего гнезда. Том второй - Айя Субботина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме изрядного количества книг здесь есть большой стол, на котором узнаю карту Артании и окрестных земель. Карта истыкана разноцветными флажками, а также испещрена неряшливыми надписями, С любопытством, заложив руки за спины, читаю некоторые из них. Вопреки ожиданиям, это не названия географических объектов, а имена: Грин, Волаф-Зинтер, аарин’Бан, Свен Беспалый...
Имена разбросаны по всей карте, в том числе за пределами Артании. Кто это? Шпионы? Осведомители? Друзья по выпивке? Но я точно перепишу их все. На всякий случай, вдруг где-то обнаружатся письма с упоминанием тех же имен?
Вообще, чтобы здесь разобраться, в комнате в целом, понадобится не один день. Я бы даже сказала - не одна неделя, если под разбором понимать не только сортировку книг и документов, но и хотя бы поверхностное их изучение.
Создается впечатление, что Лаэрт не выбрасывал ни единого листочка – по всей комнате расставлены целые стопки исписанных рукописей. Причем некоторые из них, судя по внушительному слою пыли, прямо очень старые.
Мое внимание привлекает стена. Вернее, плотная тяжелая штора на стене. Ну, просто, зачем она здесь?
Подхожу и осторожно заглядываю за нее, а потом резко отдергиваю в сторону. На голову тут же сыпется пыль и даже мелкое крошево. Жмурюсь, пытаясь сдержать рвущийся из груди чих. Но все равно проигрываю эту борьбу – чихаю раз, другой. Да так сильно, что даже отшатываюсь назад. Шарю вокруг себя и натыкаюсь на спинку кресла. Опираюсь о нее…
И это снова приступ. Глубокий, болезненный, вырывающий сознание из тела и буквально впечатывающий его в потолок, в пыльные доски, а затем обратно к полу. Перед глазами все кружится, краски смазываются и наползают друг на друга, превращаясь в невразумительное грязное месиво.
В конце концов, я окончательно теряю понимание, где верх, а где низ. Меня мотает из стороны в сторону, трясет и растягивает сразу во всех направлениях. Это будто зацепились за кожу сотнями острых крючков и тянут-тянут-тянут…
— Ты что здесь делаешь? – голос Лаэрта напряженный и раздраженный.
Он резко оборачивается на появление Изабеллы. Замечаю, как откладывает в сторону какую-то рукопись и встает так, чтобы заслонить ее спиной. А еще вижу лицо королевы – абсолютно чистое, без намеков на ужасный шрам. Напряженное лицо женщины, которая вовсе не уверена в том, что делает.
— Я хотела поговорить.
— Здесь и сейчас? Кажется, я просил не беспокоить меня, когда я работаю.
— Работаешь над чем?
— Я пекусь о нашем государстве, Изабелла. У нас много врагов. В том числе, внутренних. Знаешь, что мне стало известно недавно?
— Расскажи мне.
Он усмехается и печально качает головой, точно вынужден втолковывать теорию вероятности малому ребенку.
— Я спрошу всего один раз: ты встречалась с ним?
Изабелла хмурится – на ее лице проступает растерянность.
— С кем?
— Не надо казаться дурой там, где от этого не будет никакого прока! – рычит Лаэрт и в мгновение оказывается рядом с женой. Его глаза вспыхивают алым пламенем, а над головой появляется призрачный контур загнутых назад рогов.
— Я правда не понимаю, - пятится Изабелла.
Кулаки Лаэрта сжимаются и разжимаются, по стенам бегут тени – и это не тени человека. Внезапно довольно просторная комната будто съеживается – и в ней почти не остается места. Изабелла пытается отступить, но не может сделать и шага.
— Я знаю, что ты встречалась с ним, - это уже не голос человека, это рык, глубокий и раскатистый, точно накрывающая с головой лавина. – С ублюдком Анвилем. Вас видели вместе!
— Кто бы тебе что ни сказал – это ложь, - Изабелла находит в себе силы выдержать его взгляд. – Я ни разу не видела Анвиля с тех пор, как дала тебе свое согласие.
— Так ли это, Ваше Величество? – скалится король – и его ощеренные зубы больше походят на бритвенно-острые клыки. – Не вы ли любили это ничтожество? Не вы ли вздыхали по нему и мечтали разделить с ним постель?
— Я не делила постель ни с кем, кроме вас! – в голосе Изабеллы прорезается сталь. – И вам это известно лучше, чем кому бы то ни было.
— Верные мне люди утверждают обратное. Не далее, как месяц назад вы изволили посетить монастырь пресвятой Евгении. Или вы и это будете отвергать?
— В монастыре я действительно была, но вы об этом знали заранее. Я совершенно точно говорила вам о поездке и никакого секрета в этом никогда не было.
— Конечно, - растягивает гласные Лаэрт, - единственное, о чем вы забыли мне сообщить, что в это же самое время там молился ублюдок Анвиль.
— Его там не было! - неожиданно громко, почти криком. - А если бы даже и был - я давала вам клятву пред ликом Безначального отца нашего. И если для вас, дражайший супруг, клятва Отцу нашему не значит ровным счетом ничего, то для меня она - закон.
Он нависает над королевой - огромный, широкоплечий, с глазами-углями, из которых черными клубами струится удушливый дым. Уже почти не человек - зверь, сосредоточение мощи и ненависти, которые выплескиваются через край давно уничтоженного самообладания.
— Я! Вам! Верна! - По словам, срывая горло, с текущими по щекам слезами. - Или значение слова «верность» вам не известно? Как и вашим любовницам. Вы смеете бросать в меня грязью, в которой давно увязли с головой. Нет! Верьте, кому хотите. Даже вашим шакалам, что рады стаскивать к вашим ногам всю падаль, которую только отыщут по углам Артании. Но не смейте, слышите, не смейте марать мое честное имя! Не вам, человеку без чести и совести, раскрывать на меня свою грязную пасть!
Последние слова королева произносит почти шепотом. Ее плечи опадают, а руки висят вдоль тела неподъемными плетями.
