Журнал Наш Современник №3 (2003) - Журнал Наш Современник

36 Этингер Я. Я. Указ. соч. С. 124.

37 Этингер Я. Я. Указ. соч. С. 111—112; Яковлев А. Н. По мощам и елей. М.: Евразия, 1995. С. 108; Его же. Омут памяти. М.: Вагриус, 2000. С. 429—430.

38 Rubenstein Y. Op. cit. P. 434.

39 Источник. 1997. № 1. С. 141—146.

40 Литературная газета. 28.04.1993.

41 Костырченко Г. В. В плену у красного фараона. Политические преследования евреев в СССР в последнее сталинское десятилетие. М.: Международные отношения, 1994. С. 361.

42 Борщаговский A. M. Обвиняется кровь. Документальная повесть. М.: Прогресс, 1994. С. 35—36.

43 Невское время (СПб). 06.06.1997.

44 Suddeutsche Zeitung, 15 Mai 1997; Frankfurter Allgemeine Zeitung, 21 Mai 1997.

45 Der Spatstalinismus und die “Judische Frage”. Zur antisemitischen Wendung des Kommunismus / Hrsg. von L. Luks. Koln: Bohlau Verlag Gmbh & Cie, 1998.

46 Lustiger A. Rotbuch: Stalin und die Juden. Berlin: Aufbau-Verlag, 1998. S. 263.

47 Еврейский мир (N. Y.), 04.06.1998. № 9 (315); 06.05.1999, № 57 (363); Еврейский камертон (прил. к Новости недели) (Израиль). 30.03.2000.

48 Luks L. Auch Stalin plante eine “Losung der judischen Frage”// Allgemeine Judische Wochenzeitung. 1993,18 Marz; Его же. Еврейский вопрос в политике Сталина // Вопросы истории. 1999. № 7. С. 41Т59.

49 Неправедный суд, последний сталинский расстрел. Стенограмма судебного процесса над членами Еврейского антифашистского комитета / Отв. ред. В. П. Наумов. М.: Наука, 1994; Stalin’s Secret Pogrom. The Postwar Inquisition of the Jewish Anti-Fascist Committee / Ed. by Y. Rubenstein and V. Naumov. New Naven, London, 2001. P. 62.

50 Черная книга коммунизма. Преступления, террор, репрессии. Пер. с франц. М.: “Три века”, 1999. С. 236.

51 Русская Германия (ФРГ). 1999, 23—29 авг., № 33; Лехаим (Россия). 2001. № 1 (105). С. 51—53 и др.

52 История еврейского народа в контексте мировой истории. События, имена, культурные достижения / Сост. С. Августевич, А. Рыбаков, Л. Внукова, В. Дворянов. М.: Еврейский мир, 2001. С. 62.

Станислав Куняев • Письмо другу-поэту в заморские края (Наш современник N3 2003)

Станислав куняев

Письмо другу-поэту

в заморские края

Дружище! Ну что мне делать с тобой? Издаю журнал, где стараюсь донести до читателей, в том числе и до таких, как ты, объективную историческую правду о времени, в котором мы жили. Ты этот журнал выписываешь, прочитал книгу моих воспоминаний и даже восхитился ею, а что толку, если открываю я сборник твоих стихотворений — и смотрю, что в нем написано о событиях осени 1941 года, о битве под Москвой:

Усатый и вся его свита

Рванули за Волгу давно...

или там же:

И Кремль опустел сиротиной.

Там холодно и темно.

“Великий” со всею дружиной

За Волгу рванули давно.

И такое повторяется — много раз.

Это — небылицы! В самое тяжелое время, с 16 по 25 октября 1941-го, когда действительно в Москве была паника, опасаясь попасть под власть немцев, множество обывателей — жителей Москвы, кто на чем мог, убегали на восток из столицы. Но ни Сталин, ни его ближайшее военное и политическое окружение никуда не двинулись ни из Кремля, ни из своих квартир, ни из своих кабинетов. Сталин был человеком отважным. В царской ссылке в Туруханском крае много лет прожил в трудных условиях среди простого народа. Он не был (в отличие от Ленина и Троцкого, вышедших из состоятельных семей) ни еврейским, ни дворянским сынком, он создал сам себя, подняв­шись к вершинам власти из беднейшего слоя общества. Для этого надо было обладать особой силой характера. Потому в 1941 году, когда Жуков заверил Сталина, что Москва, если подойдут сибирские части, устоит, Сталин принял решение отстоять Москву во что бы то ни стало.

В Кремле не было в те дни, как ты пишешь, “холодно и темно” . Он был полон народу — генералов, политиков, снабженцев, связистов, чекистов, курсантов. День и ночь там кипела работа по организации обороны Москвы, по эвакуации в тыл военных заводов, технического оборудования, документации, кадров — словом, всего, что нужно было для будущей долгой войны и для победы. Если было бы так, как пишешь ты, — немцы взяли бы Москву, как Варшаву в 39-м или Париж в 40-м году, играючи. Тот же Жуков, которым ты восхищаешься, не вылезал из сталинского кабинета, где они в окружении соратников ломали головы, как защитить столицу, подтянуть резервы и организовать контрнаступление. При Наполеоне Москву сдали, а при Сталине — отстояли. Подумай своей седой головушкой — почему. Вроде во времена Александра Благословенного предателей и трусов из элиты не было, а столицу все равно профукали.

Ты даже не понимаешь, насколько фальшиво твое перо, когда оно пишет о “бегстве” партийной элиты за Волгу:

Нет больше парадов гремучих

И нет на трибунах вождей...

Вот тут ты буквально вляпался в лужу неправды. Неужели ты не знаешь, что именно 7 ноября 1941 года состоялся исторический парад: войска шли через Красную площадь прямо на фронт, и провожал их Сталин с трибуны Мавзолея. Картина была совершенно противоположная той, которую изображаешь ты. Сталин напутствовал их словами о великих полководцах России: “Пусть вдохновляет вас в этой борьбе мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Михаила Кутузова”. И лгут те, кто говорит, что Сталин вспомнил эти великие имена поневоле, от страха лишь в дни, когда враг стоял у стен Москвы. Да уже в довоенное время — в 38—39-м году по его воле были созданы патриотические фильмы об Александре Невском, о Кузьме Минине, об Александре Суворове, которые воспитали поколение победителей. Так что твоя сцена, в которой “сбежавший за Волгу” Сталин стучит на своих опричников кулаком и кричит: “Я знаю: солдатская свора не хочет за нас умирать! Так мы ей дадим Суворова, — погоны наденем опять...” — предельно фальшива. После этого легендарного парада начался перелом в битве за Москву. Именно благодаря мужеству Сталина, не “убежавшего за Волгу”, — в солдатах наших проснулась уверенность в победе под Москвой.

Весь мир знает об этом легендарном, героическом параде, а ты, поэт, русский человек, в прошлом советский солдат, не знаешь?! И еще берешься писать историческую поэму о том, чего не знаешь? Так нельзя.

О событиях этого времени ты размышляешь так, будто бы, схватившись за православие как за соломинку, бросая русским кость в минуту смертельной опасности 1941 года, Сталин думает:

На время откроем храмы

Для всех стариков и старух.

Опять — неправда. Сталин, убедившись в первые два года войны, что церковь стала его помощницей в борьбе с европейской нечистью, что она молится за победу, жертвует денежные средства на танки и самолеты, принял решение о встрече с иерархами церкви, о восстановлении патриаршества, которого, кстати, не было в императорской России два с лишним века, о том, чтобы освободить многих священников и открыть дополнительно многие храмы, закрытые в 20—30-е годы, но это произошло не осенью 1941 года, как считаешь ты ( “и церкви многие открыли, конечно, их заставил страх” ), а осенью 1943 года, после победы под Москвой, после Сталинградской победы и после главной победы в войне — на Курско-Орловской дуге в июле 1943 года.

В сущности, после этой величайшей танковой битвы судьба войны была решена, и с осени 43-го года мы уже ни разу не отступали, а шли только на запад. Что из этого следует? А вот что. Не в минуту смертельной опасности, не от страха за свою власть и не от конъюнктурного желания угодить русскому народу Сталин восстановил церковь в ее правах. В те дни, когда стало ясно: мы побеждаем, — он наградил русскую церковь за ее патриотизм, за то, что она из его врага в 20—30-е годы во время Отечественной войны стала его союзником. Значит, он думал не о собственной шкуре, в чем уверен ты, а о судьбе России уже после войны, после победы. Значит, он твердо решил восстановить церковное тело, разрушенное во многом в первые два десяти­летия после революции. Ты считаешь, что он мыслил, как мелкий поли­тикан:

На время откроем храмы...

На время пусть будет Россия...

Неправда. Он, будучи настоящим стратегом, так не думал, потому что после победы, когда опасность миновала, при Сталине не закрылось больше ни одного храма, наоборот — еще многие были открыты. А историческая здравица во славу русского народа, произнесенная им после победы, когда никакого страха уже не было,— это ли не доказательство того, что твои слова, приписанные Сталину: “На время пусть будет Россия” , — неумны и неправ­дивы.

Ты пишешь об обстановке в Москве той поры: “бежит вся партийная свора, машины накрыв кумачом” ... Ну, кто-то действительно бежал (но думаю, никто не накрывал кумачом машины). Во время войн бывает неизбеж­ная паника. Вспомни, как бежали на юг французы, когда немцы в 40-м году вступали в Париж. Вспомни, как бежали русские дворяне в 1812 году из Москвы. Толстой это бегство — пешком, на лошадях, в каретах — живописно изобразил в “Войне и мире”. Действительно, кому хочется жить под пятой оккупантов? Но в отличие от тебя Толстой был правдивым историком и не повторял обывательских расхожих слухов, потому и удержался от того, чтобы написать: “бежит вся дворянская свора”... Историю знал, в отличие от тебя.