Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха - Алан Берджесс

В тот ясный вечер они вышли на поиски Герика, но весьма сомнительно, что все их мысли были заняты только им. Районы Праги выросли по обеим сторонам старинного Карлова моста: на левом берегу старые улицы протянулись до Пражского Града, а на правом — они крутились и извивались, пока не выходили на какую-нибудь старую площадь.

Многое еще есть в Праге. Широко раскинулись новые районы, перекрещенные трамвайными путями, по которым с шумом и скрежетом двигаются приземистые грязные чудовища. Большие многоэтажные дома, не отличающиеся красотой и изяществом, смотрят темными глазами своих простых окон поверх серых мостовых. Но почти все, что является милым, историческим, романтическим, таким нужным для мысленного взора, — лежит по обе стороны моста.

Напротив Града, за рекой, узкие улочки извиваются под окнами с тяжелыми железными решетками, установленными на них пятьсот лет назад. С каждого темного карниза на вас смотрят выделанные из камня средневековые святые и, подняв палец, молятся за всех проходящих.

На парапете старинного моста, восемью высокими арками шагнувшего через водовороты Влтавы, над каждой опорой застыли в камне другие святые. А над центральной аркой — каменный крест с распятым Христом. Этот величественный мост был построен самым великим императором, какого знала Богемия. И если бы у этого тирана Гитлера хватило ума просто возвести еще один подобный монумент в честь безграничного достоинства человека, то, может быть, сегодня его вспоминали бы не только как злодея и преступника.

Под арками семи мостов, полумесяцем изгибаясь через ядро города, спокойно и плавно несет свои воды сверкающая Влтава, лаская слух постоянным журчанием воды. Она течет через множество мелких запруд, между обточенными водой высокими гранитными набережными, и есть своя неповторимая красота в этом естественном сочетании каменного фасада реки и городских башен, отраженных в движущейся воде. Когда наступают сумерки, и шпили башен вдруг вырастают до неба, этот старинный волшебный город кажется как будто заколдованным. Для влюбленных Прага весной — чистое очарование. Все прогулки по старому городу, в дождь и в бурю, под лучами солнца и в свете луны, для Яна и Анны были минутами безмятежного счастья.

Но к отелю «Джулиа», находящемуся недалеко от Вацлавской площади, на одной из боковых улиц, они приближались с опаской. У входа в серое здание не было видно никаких слоняющихся подозрительных личностей. Два раза они прошли мимо, наконец, Ян решился. Бара в отеле не было, поэтому придется без оглядки прямо спросить у дежурного. Анне он сказал, чтобы она ждала его на Вацлавской площади у магазина «Бата», а сам он зайдет в отель. Если ему что-нибудь покажется хоть чуть подозрительным, если он на мгновение заподозрит, что нацисты могли устроить ловушку, то, подойдя к стойке дежурного, он спросит номер и уйдет, как будто его не устраивает цена. Если же все покажется нормальным, то он прямо спросит о Герике. Если его не будет у магазина «Бата» через двадцать минут, значит, случилось самое худшее, и она, не теряя более ни минуты, должна сообщить Индре.

Прекрасно зная Яна, она не стала ему возражать, только один раз с болью взглянула на него и пошла к назначенному месту на Вацлавскую площадь. Ян стоял и смотрел ей вслед, а когда она скрылась из виду, смело вошел в гостиницу и подошел к стойке дежурного. Служащий, худощавый старик, казалось, не интересовался ничем, кроме газеты, которую он читал. Он неохотно оторвал от нее глаза. Ян перевел дух и, как обычно, моментально принял решение.

— У вас здесь живет один мой друг? — спросил он, глядя прямо на старика, и весь напрягся в ожидании какого-нибудь признака ловушки. Служащий вздохнул, отложил газету и подошел к стойке. Раскрыв на прилавке большую книгу учета, он спросил:

— Фамилия?

Ян назвал ту фамилию, которая была указана в удостоверении Герика, и указательный палец старика, желтый от никотина, двинулся сверху вниз по разлинованной странице.

— Молодой человек, — сказал Ян, — со светлыми волосами.

Палец остановился на одной записи.

— Выбыл, — сказал старик. — Прожил двое суток и выбыл.

Ян отважился задать еще несколько вопросов. Не оставил ли он адрес, куда уехал. Не перешел ли в другую гостиницу? Не подскажет ли служащий, как его найти. Ответы на все вопросы были отрицательными. Старику это явно наскучило, и он хотел вернуться к своей газете.

Поблагодарив его, Ян вышел на улицу и направился к Анне на Вацлавскую площадь. Она крепко сжала его руку, и он рассказал все, что было. В задумчивости они брели по площади, обсуждая разные возможности. Куда он делся? Что могло случиться? Но даже в самых диких предположениях они не подошли к истине. Той истине, которая значительно позже открылась в немецких официальных записях.

Из Брно в Прагу Герик приехал поездом. Со своим фальшивым удостоверением личности он без проблем прошел через все контрольные посты. Идя по шумным улицам, он видел, что люди одеты в старые поношенные пальто или плащи, а в витринах магазинов выбор товаров очень невелик. Он нашел ту квартиру на Вацлавской площади, которую искал. Женщина, адрес которой он помнил наизусть, там больше не жила, и никто не знал, куда она переехала. Итак, его постигла еще одна неудача.

У него оставалась последняя надежда, очень небольшая. На курсах радистов один друг убеждал его, что, если он окажется в Праге, то непременно должен зайти к его невесте и передать ей привет. У ее отца был небольшой магазин в центре Праги, Герик помнил и этот адрес.

Он решил попробовать. Магазин нашелся без труда, отец той девушки стоял за прилавком. Герику не пришлось задавать ему много вопросов. Невеста, как оказалось, не очень ждала своего дружка, находящегося в Англии. Она вышла замуж за другого.

Услышав эту новость, Герик помедлил в нерешительности. Но теперь положение было таким отчаянным, что он решил довериться ее отцу, производившему впечатление человека добродушного и общительного. Герик начал объяснять свое положение, но при слове «парашютист» все его расположение сразу исчезло. Спрятать Герика? Это невозможно! Укрытие незарегистрированного лица карается смертью. В эти дни никому нельзя доверять. Кто-нибудь быстро узнает, что он прячет какого-то неизвестного. Достаточно одного слова немцам, и он, да и Герик, поплатятся жизнью. — Это безумство, — бормотал он, — безумство!

— Что же мне делать? — упрашивал его Герик. — Ничего не остается, как застрелиться, — или пойти сдаться!

— Послушайте, — сказал владелец магазина. — Делайте, что хотите, только не появляйтесь здесь. Я вас не знаю, так? Я вас никогда раньше не видел, так? Но я не такой негодяй — вот что! Вот вам талон на полкило хлеба, а вот еще — на двести граммов мяса. Извините, но это все, что я могу. Вы ведь понимаете? Спрятать вас было бы безумством.