Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной - Юлия Вознесенская

— Хорошо, — сказал Каменев. — Понимаете, случаются такие невероятные происшествия, такие стечения обстоятельств, в которых обыкновенному человеку не разобраться. Именно так случилось со мной. Надеюсь, господин инспектор как профессиональный детектив лучше меня разберется в этой истории, но я, честно говоря, до сих пор многого не понимаю. Так вот, я солгал не только относительно нашего пребывания в отеле: я скрыл характер наших отношений с Анной. Дело в том, что мы уже давно любим друг друга. Эта связь началась еще в Ленинграде, незадолго до эмиграции Анны. Ее принуждали покинуть Россию…

— Кто принуждал?

— КГБ, естественно, — пожал плечами Каменев. — Но она готова была ради меня остаться в России, а это означало бы неминуемый новый арест. Я уговорил ее эмигрировать. Я поклялся ей, что рано или поздно тоже приеду на Запад, и мы будем вместе. И вот полтора года назад мне представилась такая возможность. Моя жена знала об этой связи и смирилась с нею. Я хотел перед отъездом развестись с Наташей, и она как будто была согласна. Но она совершенно справедливо заметила, что бракоразводный процесс замедлит наш выезд, а там еще неизвестно что будет впереди, — вся эта перестройка так ненадежна! — и лучше нам выехать вместе, а развестись уже потом, на Западе. Но когда мы выехали, она чуть не в первый день заявила, что ни о каком разводе и речи не может быть, что она никогда не уступит меня Анне, и стала грозить самоубийством. По приезде в Мюнхен — я все-таки настоял на том, чтобы начать новую жизнь в городе, где жила Анна. Это была моя ошибка: Наташа превратила нашу жизнь в сущий ад. Каждодневные скандалы, угрозы, истерики, непрерывная слежка за каждым моим шагом. Мы с Анной встречались тайком, но что это были за встречи! Я вырывался к ней на час-другой и, когда мы были вместе, постоянно посматривал на часы. А на разных эмигрантских сборищах, выставках, на парти мы разговаривали как добрые знакомые, не более того. Я даже перестал ходить в церковь, потому что Наталья и в храме не сводила глаз с Анны. Я стал бояться за психику Натальи и просил Анну набраться терпения и подождать, пока мы с женой получим политическое убежище: Наталья найдет работу, жизнь войдет в спокойное русло, вот тогда и можно будет снова начать с нею разговор о разводе. Конечно, Анна тоже страдала и не всегда сдерживала свои эмоции. В общем, от скандалов жены я уходил к любовнице — а там меня ожидал другой скандал.

Пятнадцатого апреля я должен был ехать в Париж на выставку. Картины я отправил заранее с мюнхенскими художниками, ехавшими в Париж на машине. И вот тут мы с Анной решили, что нам выпадает редкий случай побыть вдвоем, не нарываясь на скандал. План придумала Анна, и мне он пришелся по душе: я беру билет, на первой же остановке от Мюнхена схожу с поезда, а она меня там встречает на машине. Вот почему у меня оказался этот билет на поезд Мюнхен-Париж, подтверждающий мое алиби. Я сошел с поезда, пересел к Анне, и мы с нею поехали в обратную сторону — в Альпы.

Теперь эта совершенно непонятная для меня история с отелем. Мы собирались остановиться в отеле, но мы не выбирали заранее, в каком именно и где. Потом увидели отель «У Розы», он нам понравился, мы остановились и спросили комнату. Как могла Наталья узнать, где нас искать, — это для меня полная загадка!

— В котором часу вы остановились в отеле?

— Где-то около двенадцати, я думаю.

— А когда появилась Наталья?

— К вечеру.

— За это время кто-то из вас мог ей позвонить и пригласить в отель.

— Ни я, ни Анна никому из отеля не звонили.

— Почему вы так уверены, что Анна тоже не звонила?

— Да потому, что она все время была у меня на глазах.

— Простите, но это невозможно!

— Мы все время были вместе, уверяю вас!

— Нет, не все время. Это, повторяю, совершенно невозможно: есть места, куда и короли ходят без свиты.

— Ах да, конечно! Кроме того, я принимал душ — вы ведь понимаете…

— Не углубляйтесь! Вы принимали душ, и за это время Анна могла позвонить по телефону. Кто из вас расплачивался за номер?

— Анна. Я в это время ждал ее возле машины.

— Таким образом выходит, что если она звонила по телефону, и плата за звонок была поставлена в счет, вы этого не видели. Интересно, сохранился ли у Анны Юриковой счет из отеля?

— Не знаю… Навряд ли: она ужасно небрежна с бумагами, если это не касается картин.

— Когда, вы говорите, в отеле появилась ваша жена?

— Я ее увидел вечером, часов в семь. До вечера мы с Анной не выходили из комнаты, а потом спустились в ресторан поужинать, и вот тут неожиданно появилась Наталья. Она подошла к нашему столику и заявила: «А вот и я! Не ждали?» Она была довольно пьяна. В последнее время, несмотря на все мои уговоры и требования, она пила все чаще и больше. Я испугался, что она устроит скандал прямо в ресторане, и предложил выйти на улицу прогуляться. Но она сказала, что уже успела снять комнату и приглашает нас с Анной к себе в номер. «Нам надо поговорить!» — заявила она. Анна отказалась, но Наталья стала громко настаивать. Я крепко взял Наталью за руку, честно говоря, мне даже пришлось слегка заломить ей руку, и вывел ее из зала. Я спросил, в каком она номере, и отвел ее наверх и велел ждать. Потом спустился за Анной, и мы вдвоем поднялись в номер к Наталье.

— Как вела себя Анна?

— Внешне совершенно спокойно. Она умеет держать себя в руках, когда хочет.

— Что же было в номере?

— На столе у Натальи стояла уже почти пустая бутылка «Асти спуманте» и еще одна, непочатая, — это ее любимое вино. Наталья предложила нам выпить за благополучное путешествие. Мы с Анной не любители спиртного, но я видел, что, если мы не присоединимся к Наталье, она будет пить одна. В пьяном виде Наталья была ужасна, и, чтобы не допустить какого-нибудь безобразия, я сказал, что мы тоже выпьем. Анна возражать не стала и молча села за стол.

— Из какой посуды вы пили вино? Вы позвонили хозяйке и попросили бокалы?

— Подождите… Ах да! Я сходил в наш номер и принес из ванной комнаты стаканы. Такие пластмассовые стаканчики…

— Пока вы ходили, женщины оставались вдвоем?

— Да. Они, судя по их виду, в мое отсутствие не разговаривали: напряжение висело в воздухе, но держались обе спокойно.

— И что же было потом?

— Я разлил вино по стаканам, а Наталья произнесла тост. То, что она сказала, не стало для меня неожиданностью — я ожидал чего-то подобного: она пожелала нам с Анной счастья и заявила, что больше не хочет стоять у нас на дороге. Если бы я сообразил, что она задумала… — Голос Каменева дрогнул, и он умолк.

— А что вы подумали тогда, услышав ее тост?

— Ничего не подумал, а принял ее слова спокойно, как всегда принимал: Наталья и прежде отпускала меня к Анне, соглашалась на развод и даже прогоняла меня к ней. Я пару раз в самом деле уходил к Анне, но уже на другой день Наталья начинала меня преследовать, донимала Анну отчаянными телефонными звонками, то проклиная, то умоляя вернуть ей мужа. Она дежурила по ночам возле дома Анны…

— Возле кладбища на улице Капуцинов?

— Совершенно верно. Она звонила с улицы по телефону, звонила в дверной звонок, тревожа соседей, и в конце концов добивалась своего: я выходил к ней на улицу и увозил ее домой на метро или на такси.

— Так что вы и на этот раз не поверили ей?

— Не поверил. То есть я знал, что она сама себе верит, пока говорит, но потом… Да, наш брак разорвать она не могла. Она искренне хотела, но не умела дать мне свободу. И вот, оказывается, она нашла способ и вправду освободить меня.

— Сделав вас вдовцом?

Каменев кивнул и опустил голову.

— Значит, вы ей тогда не поверили, — задумчиво проговорила графиня.

— Я не принял ее слова всерьез и оборвал ее, сказав ей что-то резкое.

— Что именно, не помните?

— Смысл моих слов был в том, что она не должна больше пить и что лучше ей пойти спать. Она раскричалась, и мне пришлось даже вывести ее в коридор, чтобы успокоить. Кое-как удалось ее утихомирить, и мы вернулись в номер, потом еще немного посидели за столом. Мы с Анной допили свое вино — Наталья пила минеральную воду, вино пить я ей не разрешил.

— А как вела себя в это время Анна?

— Анна? Молча сидела за столом, пила вино, потом встала и ушла в наш номер. Анна терпеть не может сцен и всегда старается уйти от них. Ну, я побыл немного с Натальей, успокоил ее, приласкал, пообещал, как всегда, что все как-нибудь устроится, раздел ее и уложил спать. Мне показалось, что она уснула сразу же, как только голова ее коснулась подушки. Мне вспоминается, что она даже не помолилась на ночь. И уже одно это должно было бы меня насторожить!

— А что, обычно ваша жена на ночь молилась?

— Всегда! Хотя бы короткую молитву она обязательно произносила вслух перед сном, какой бы усталой ни была. Но, видно, она не осмеливалась молиться перед тем, что она задумала: самоубийство — это ведь страшный грех…